Олимпийская чемпионка по легкой атлетике вера крепкина: «я родила сына, перенесла болезнь боткина, но все равно показывала высокие результаты и на играх в риме выиграла «золото»
Мы пришли в гости к известной спортсменке на следующий день после того, как на ежегодной премии «Гордєсть краўни» она победила в номинации «Семейные истории». В небольшой квартирке Веры Крепкиной ничего не изменилось с тех пор, как мы побывали у нее в гостях четыре года назад. Все тот же мебельный гарнитур, купленный в 1960 году после Олимпиады в Риме, на стенах — фотографии и памятные награды, в шкафу — медали. В комнатушке под стенкой стоят все те же две кровати. Вот только одна из них пустует. Полгода назад ушел из жизни Михаил Степанович — вторая половинка Веры Самуиловны. Вместе они прожили 56(!) лет. Душа в душу жили, все горести и радости пополам делили. Последние годы стали для семейной пары настоящим испытанием. Сначала потребовались две операции самой спортсменке — ей заменили тазобедренные суставы (два года Вера Крепкина практически не ходила). А в день, когда ей делали вторую операцию, мужа от переживаний разбил инсульт.
«В реанимацию не пускали, так Миша какими-то нечеловеческими усилиями сумел позвать: «Ве-е-ра!»
- В реанимации Мишенька три недели лежал, — вспоминает Вера Крепкина. — Врачи мне говорили, что шансов нет. Его парализовало, речь отнялась, он полностью ослеп, никого не узнавал. Я каждый день молила Бога, чтобы сохранил ему жизнь. Куда ж мне без него — мы вместе уже больше полувека. Меня врачи в реанимацию не пускали, так Миша какими-то нечеловеческими усилиями сумел позвать меня: «Ве-е-ра!» Тут-то уже сердце у медиков не выдержало, и меня пустили к мужу в палату. Я подошла к нему, говорю: «Миша, ну что это такое? Зачем это надо?» А он в ответ только бэ да мэ. Но, знаете, я поняла, что это переломный момент: мой Мишенька будет жить!
Шесть с половиной лет он не вставал с кровати, и я ухаживала за ним. Мы же столько лет рядом друг с другом были. Миша мне всех — и родителей, и тренера, и психолога — заменял. Я без него уже не та. Ослабла сильно. Интерес к жизни пропал. Спасибо, Фонд Виктора Пинчука вспомнил — наградили вот. Так приятно было на сцену подняться. А на денежную премию поставлю мужу на могилке надгробную плиту. Я там для себя место приготовила.
- Вера Самуиловна, бросьте вы это. Вам жить надо! И Михаил Степанович вам наверняка велел держаться.
- Да, как ему ни было плохо, но он меня поддерживал. Да и сам так хотел жить! А я ему: «Миша, только не умирай. Как же я без тебя?» Врачи удивлялись, что он вообще продержался в таком состоянии шесть с половиной лет.
- Это только благодаря вашей любви и заботе.
- Он лежал, как генерал. Даже пролежней не было. Мы за столько лет научились понимать друг друга с одного взгляда. Сначала он у меня сиделкой был, а потом я уже его досматривала…
- Вашу первую встречу помните?
- Это было на чемпионате СССР в Минске. Миша оттуда родом и приехал в отпуск. До ранения и контузии сам занимался легкой атлетикой, вот и пошел посмотреть на соревнования. Помню, после финиша на стометровке прилегла я на траву. Подходит ко мне статный парень и говорит: «Калашникова, водички попей. У тебя же еще финал впереди». А я вологодской девчонкой была, грубоватой. Поначалу отшила парня: «Че надо? Че хошь?» Но он не испугался. В общем, слово за слово, так и познакомились. Миша на 10 лет меня старше, но я сразу предупредила: до свадьбы ни-ни, никаких любовей. Повезла его с мамой знакомиться в деревню Шарья под Вологдой. Ей он вроде понравился. Только спросила у меня: «Он еврей? Я никогда не видела евреев». «Миша, ты еврей?» — спрашиваю. А он смеется: «Да это ты, скорее, еврейка со своим отчеством Самуиловна».
Расписались мы 8 января 1952 года и сразу разъехались в разные стороны: я на сборы — в Серебряный Бор, а он в Германию — на место службы. Миша меня с самого начала честно предупредил, что на старости лет может ослепнуть. Его ведь на войне ранило в голову плюс контузия. А как же ему военная форма шла! На роспись я пришла в форме железнодорожника. Я тогда училась на четвертом курсе железнодорожного техникума. Платья свадебного у меня не было. И колец у нас не было. Кого в свидетельницы взяла? Тренера Галину Филипповну Турову. Цветы, ночь брачная — все, как положено… В гостиничном номере.
«Журналисты окрестили меня русским колобком»
- Вы ведь в то время стали первой в сборной СССР спортсменкой, вернувшейся на беговую дорожку после рождения ребенка…
- Ой, а какой скандал был, когда узнали, что я беременна! По всем падежам склоняли. Тренеры были против нашей свадьбы, но Михаил Степанович сказал, что мы сами решим, когда нам детей рожать. Так, в 1955 году появился на свет Андрей. Я его легко родила. А когда сыну было полгода, снова начала тренироваться. И прошла отбор на Олимпиаду — я вторая в Союзе на стометровке. Конкуренция в те времена была невероятной. Да еще «верхи» могли своих проталкивать в сборную. А КГБ какой отбор проводил… В 1956-м поехала на Олимпиаду в Мельбурн. Всего же я выступала на трех Олимпиадах — в 1952 году в Хельсинки, в 1956-м в Мельбурне и в 1960-м — в Риме.
- Игры в Риме стали для вас звездными.
- Более того, я выиграла их после болезни Боткина. А заразилась во Франции — на Всемирных студенческих играх. Съела в столовой что-то не то. На следующий день пожелтела вся. Меня тут же отправили в Союз. В Боткинской больнице лечили самые лучшие врачи, но сразу предупредили, что путь в большой спорт заказан. Но мы с Михаилом Степановичем сдаваться не собирались. Из сборной меня исключили: я мама, да и годы поджимали, а тут еще после болезни Боткина. А когда организм восстановился, я показывала хорошие результаты. Взяли меня на товарищеский матч СССР-США в Америку, и я там не только стометровку выиграла, но и в длину прыгнула. Тоже первой была.
У меня ведь очень маленький для спортсменки рост — 159 сантиметров. А американские легкоатлетки все такие рослые, длинноногие. Я же маленькая, бегу себе в серединке и потихоньку вперед пробираюсь. Никогда не гналась за первыми местами. Получится — хорошо, второй приду или четвертой — тоже неплохой результат. Главное, очки для страны добывать.
- А вот, говорят, весили вы при своем росте немало.
- Когда только начинала заниматься спортом, весила 64 килограмма. Это при моем-то росточке! Грудь третьего размера. Бегу или прыгаю, а на мне все трясется. И как это я тогда умудрялась показывать высокие результаты?.. Нет, талантливой никогда себя не считала. Способная — это да! Меня еще журналисты прозвали русским колобком. А после победы в Риме новое прозвище дали — Солнечный Зайчик.
В Америке мы, кстати, познакомились с президентом Федерации легкой атлетики США Феррисом. Он сам бывший спортсмен. Подружились. После той встречи он шестнадцать лет подряд (пока не умер) поздравлял нашу семью с Рождеством и присылал посылку. В специальном мешке с пломбой был торт. Очень вкусный! Там какие-то коржи из ржаного хлеба с шоколадной начинкой. Первый торт мы есть побоялись — отнесли на Киевскую кондитерскую фабрику имени Карла Маркса, чтобы определили состав. Его там попробовали, и директор этой фабрики потом очень извинялась, что от нашего торта осталось только два малюсеньких кусочка. Зато взамен привезли нам огромный «Киевский торт». Директриса сказала, что, если бы американский торт делали у нас, он стоил бы огромных по тем временам денег — 30 рублей.
В 1961 году в Киеве проходил легкоатлетический турнир «Матч гигантов». Моя главная соперница — американка Вильма Рудольф — и еще несколько членов американской делегации разузнали, где живет олимпийская чемпионка Вера Крепкина, и пришли в гости. Муж стол накрыл, вина красного купил. Сын и племянник налепили вареников с творогом и мясом. Посидели, поговорили. Римскую Олимпиаду вспомнили с Вильмой. Они все удивлялись, что олимпийская чемпионка так скромно живет — ни дачи нет, ни машины. У них чемпионы — очень обеспеченные люди. А мы с Михаилом Степановичем никогда за богатством не гнались.
«На Олимпиаде попался 159-й номер. Я обрадовалась: это же мой рост!»
- Как получилось, что вы — спринтер — начали прыгать в длину?
- В приказном порядке. Руководитель Госкомспорта СССР Юрий Романов приказал, чтобы я на Олимпиаде в Риме, помимо стометровки и эстафеты, выступала еще и в прыжках в длину. До этого я всего два раза прыгала на соревнованиях — во Франции и в США. И оба раза выиграла. Я была первой среди спринтеров, которая еще и прыгала.
Турнир по прыжкам в длину был в первый день Олимпиады. Я не пошла на открытие — готовилась. Обрадовалась, когда мне дали 159-й номер. Это же мой рост! Посчитала хорошим знаком. На стадионе «Форо Италико» был установлен большой экран, но я старалась не смотреть на него, так что кто на сколько прыгнул, не следила. Комментатором на стадионе был Джанни Родари. Перед финальными прыжками он сказал (мне потом перевели): «Я не профессионал в спорте, но неплохо разбираюсь в людях. Мне кажется, что победит эта маленькая советская прыгунья — только на ее лице вижу настоящее олимпийское спокойствие».
А я после каждой попытки лягу на траву, полотенцем лицо накрою и шепчу: «Господи, я не знаю, есть ли ты или нет. Я ведь партийная. Но, если ты есть, помоги мне». После одного из моих прыжков вызвали главного судью, он на машинке подъехал. Мерили, мерили, и на табло появился результат — 6 метров 37 сантиметров. Я сама не ожидала, что так далеко сигану! Нет, допинг никогда не принимала, даже черный кофе не пила. Только полстакана молока.
Помимо 27 участниц соревнований, я победила и действующую олимпийскую чемпионку Эльжбету Кшесиньску из Польши, и мировую рекордсменку Хильдрун Клаус из ГДР. Мы, кстати, с Клаус до сих пор переписываемся.
После церемонии награждения ко мне подошел Николай Озеров с оператором. Попросил сказать несколько слов в камеру, а я растерялась. Он шепчет: «Партию и правительство поблагодари». А я: «Спасибо всем, кто за нас болеет». И все! А в это время в моей родной деревне дядя Павел с моей мамой смотрели репортаж из Рима. Мама, услышав мой голос, расплакалась. А потом стала шагами мерить нашу избу: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть… » Вышла на крыльцо и говорит: «Я все равно не могу понять, как Верка нашу избу перепрыгнула?» У матери пятеро сыновей было, и я. Она всегда думала, что я ей помощницей буду. Отдала меня учиться в железнодорожный техникум. Я на практике даже шпалы тягала. А потом мама поняла, что спорт для меня — это серьезно, этим можно заработать себе на кусок хлеба. «Ладно, — говорит, — бегай, прыгай, только парней подальше отгоняй!»
Кто же знал, что спорт потом обернется такими проблемами со здоровьем. У меня была очень большая нагрузка, вот суставы и поизносились. Я как заводная машинка. Сотку пробежала, потом надо еще эстафету бежать, а тут еще и длину включили. Пятнадцать лет продержалась в сборной Союза. До 32 лет соревновалась. Могла поехать еще и на свою четвертую Олимпиаду. Я все еще была вторым номером на стометровке. Но из сборной меня вышибли — старуха!..
Ох, да о многом еще можно рассказать. Мы с Михаилом Степановичем планировали книгу воспоминаний издать. Даже уже написала ее. Но грянул кризис, и за свой счет я не потяну. Может, найдется спонсор и поможет с книгой…
1212Читайте нас у Facebook
