Андрей Кузаков: "Защитники горы Карачун пили воду из болота, пропуская ее через фильтр из песка и марли"
Войну на востоке Украины многие жители сейчас видят глазами тележурналистов и операторов, работающих в горячих точках. Cражения уже вошли в историю и благодаря телевизионщикам зафиксированы с максимальной точностью. Одно из таких противостояний между украинскими войсками и боевиками произошло на горе Карачун в июне в самый разгар войны. Специальный корреспондент канала «Украина» Андрей Кузаков и режиссер Борис Долина защищали гору вместе с нашими военными. После возвращения в Киев они сделали документальный фильм о бесстрашных защитниках Карачуна. Недавно Андрей Кузаков вернулся из очередной поездки на Донбасс, где собирал материал для своей будущей картины.
— Первый раз во время противостояния наша съемочная группа приехала в Донецк в конце марта, — рассказывает Андрей Кузаков. — Там только начали проходить митинги, собирались недовольные политикой в столице люди, чувствовалось, что народ специально раскачивают. И в итоге «выстрелили» Славянск и Краматорск. Я беседовал тогда с жителями Донецка, никто из них не говорил об отделении. Они хотели лучшей жизни, и это умело использовали пророссийски настроенные силы. Мы были в Славянске, когда его только захватили боевики. Тогда многие кричали на улицах: «Россия! Ура!» и называли украинскую армию карателями. Многим жителям потребовалось несколько месяцев для того, чтобы резко изменить свое мнение и теперь, видя наших военных, умолять: «Вы же не бросите нас?»
— Как вы попали в оккупированный Славянск?
— Мы заезжали в город, когда на подъездах, блокпостах уже появились «зеленые» человечки. В округе работала диверсионная группа, проводившая захваты административных зданий. На блокпостах стояли в основном местные с пулеметами и гранатометами. Помню, нас остановили, попросили показать удостоверения, тщательно их изучили и сказали: «Проезжайте, но ничего не снимайте». Центр города уже был превращен в некий укрепрайон, где на каждом перекрестке высились мешки с песком. Работать журналистам из Киева запрещалось. Опасно. Материалы снимали на мобильный телефон. Как только люди замечали журналистов, они сразу же окружали их с криками: «Долой киевскую хунту!» Мы разговаривали с жительницей Славянска, которая рассказала, что первой диверсионной группой, зашедшей в город, командовали российские военные. А в ее составе были местные, прошедшие подготовку в лагерях на территории Крыма. Мы покидали Славянск, понимая, что в скором времени не сможем туда вернуться. Так и произошло.
— Правда, что, снимая документальный фильм о воинах, защищавших гору Карачун, вы провели вместе с ними тяжелые пять дней?
— Наверное, это одна из самых сложных и страшных моих поездок на войну. Гора Карачун находится между Славянском и Краматорском, в то время контролируемыми боевиками. Это была стратегическая высота, которую удерживали наши военные. Чтобы попасть на Карачун, пришлось проехать оккупированные села. Спасибо бойцам Национальной гвардии, которые помогли нам добраться невредимыми. Они везли для своих ребят продукты и боеприпасы. Мы с оператором попросились к ним в машину. Это был обычный микроавтобус, под завязку груженный боекомплектами. Сидели на ящиках с боеприпасами, и, только добравшись до места, я понял, насколько это было опасно: не дай Бог, засада, малейшее попадание — нас разнесло бы в одну секунду. Подъезжая к горе Карачун, все активнее слышалась стрельба, совсем рядом шел бой.
*Андрей Кузаков: «На горе Карачун практически нет никаких сооружений — только поле, засеянное пшеницей, и вышка, к которой примыкает здание телепередающего центра»
Первый день прошел относительно спокойно. Стрелять начинали ночью. Сначала запускалась сигнальная ракета, отвлекающая внимание разведчиков, а потом из зенитной установки велся обстрел украинских позиций. Я впервые попал на настоящую войну. Страшно было очень, особенно первые часы, ведь толком не можешь определить, по тебе стреляют или это «ответка» наших военных. Когда слышишь хлопок миномета, то внутри все переворачивается. Второй день на горе Карачун был самым тяжелым. Тогда боевики покидали Славянск и Краматорск. Разведка донесла информацию, что в нашу сторону движется большая колонна, в том числе танки. Помню, мы сидели в укрытии, и тут решительным шагом зашел командир батальона и выдал: «Мужчины, там валят танки. Боевая тревога!» Началась суета, все натаскивают бронежилеты, каски, забивают боекомплект, заряжают магазины. Думали, боевики идут на штурм. Все заняли свои позиции. Стемнело, начала работать артиллерия, послышались взрывы. В общем, война. Мы сидели в укрытии, но стрельба шла такая, что песок и пыль, сыпавшиеся сверху, при каждом сотрясении воздуха буквально забивали легкие.
— Что собой представляло укрытие?
— Оно находилось в здании телепередающего центра, расположенного на горе Карачун. Там больше ничего и не было. Поле, засеянное пшеницей, вышка, к которой примыкает здание центра, и один двухэтажный жилой дом. После первого же артобстрела люди оттуда выехали, и солдаты позабивали деревянными досками окна и двери. Погреба телецентра использовались как бомбоубежища. В них мы и спрятались, ожидая танковой атаки. До сих пор помню гул от танков, который с каждой минутой становился все ближе. Ты его не видишь, но отчетливо слышишь, понимая, что сейчас в твою сторону может полететь залп. Наши артиллеристы не умолкали, танки прошли через блокпост 25-й бригады днепропетровских десантников, которые, собственно, и приняли весь удар на себя.
Был момент, когда наши военные сильно беспокоились, зная, что в Краматорске стоят установки «Град». Они в то время еще активно не использовались. Если бы «Град» начал бить, от нас бы ничего не осталось. Пережив эту ночь, утром мы поняли, что боевики не решились штурмовать гору и покинули Славянск и Краматорск. По сути, они вырывались из кольца. Я видел, как расслабились бойцы, даже стали выходить наружу без бронежилетов. Помню, мы записывали интервью с командиром роты, его зовут Анатолий. Он был ранен в ногу, но продолжал сражаться. Вот мы разговариваем и тут слышим шипящий звук. Выстрел. Анатолий так спокойно нам: «Давайте зайдем в помещение». Потом оказалось, что по нам работал снайпер, но Толя решил нас не пугать.
— В каких условиях жили ребята?
— Там была 95-я десантная бригада Нацгвардии и бойцы «Беркута». Гора Карачун — очень важный объект для украинской армии. По сути, кто ее контролировал, видел все, что происходит вокруг. Кстати, с тюркского Карачун переводится как «черная смерть». С давних пор считалось: кто занимает эту гору, тот выигрывает сражение. Ребятам очень помогали волонтеры, с продовольствием проблем не было. Единственная сложность — питьевая вода. Когда она заканчивалась совсем, бойцы набирали воду в болоте, сделав фильтр из песка и марли. В общем, наши гору не сдали. Мы сделали документальный фильм о ее защитниках и об освобождении Славянска и Краматорска. Вместе с военными ездили на зачистки в эти города.
— Их встречали с цветами?
— Многие местные жители действительно приветственно махали вслед машинам с нашими военными, кричали: «Освободители!» Хотя были и те, кто встречал украинских бойцов, скрипя зубами. Больше всего меня поразило то, что случилось с небольшим поселком Семеновка под Славянском. Его практически сравняли с землей: разбитые дома, валяющиеся ворота, покореженные знаки, подбитые танки, БМП. Рядом с военными машинами еще лежали тела боевиков, накрытые какими-то тряпками. На дороге стоял крест, в который ровно посередине попал снаряд. А рядом с ним на обочине просто лежал кусок человеческого позвоночника… Славянск больше всего пострадал по окраинам, где находится промзона. Меньше всего разрушений было в Краматорске. Сейчас там перевалочный пункт для журналистов. Ведь война еще не закончена.
— Несмотря на перемирие.
— Так получается. Военные действия активно продолжаются в районе Дебальцево, Счастья и в донецком аэропорту. Работая под Дебальцево, мы попали под минометный обстрел. Это место со всех сторон простреливается. Уже возвращались в Краматорск, как начали строчить из минометов. Все машины резко затормозили, мы выскочили. И тут слышим: шур-шур-шур. Пролетела мина, а потом раздался взрыв. Мы ехали тремя машинами, которые не были бронированы. Командир одной из них принял решение уезжать на полной скорости. Сели по машинам, мины разрывались впереди нас и сзади, вокруг дым, грязь, пыль. Выжимая максимальную скорость, мы прорвались, выехали к блокпосту Нацгвардии и лишь тогда выдохнули.
— Вы проходили курс молодого бойца?
— Всему учился на личном опыте. Пока не услышал, как летит и разрывается мина, понятия не имел, что это такое. Главное — все время быть начеку и при каждом непонятном звуке тут же падать на землю. Знаете, это запоминается на всю жизнь. Когда я вернулся из командировки, громкие звуки еще долго вызывали у меня страх. Как-то попал на стройку, где что-то сбросили с третьего этажа. Раздался хлопок, и меня передернуло так, что чуть не упал на землю. Чувство страха живет у тебя внутри. И чем больше дней находишься на войне, тем слабеет в тебе сила подавлять этот страх.
3114Читайте нас у Facebook
