"Смерть от голода здесь уже никого не удивляет. В основном умирают одинокие старики"
Надежды некоторых жителей Донбасса на то, что «Россия нам поможет», не оправдались. На оккупированных территориях люди, независимо от их политических взглядов, страдают от нехватки денег и продуктов. Даже те жители оккупированных территорий, которые ругают Украину, сами того не замечая, хотят жить, «как раньше»: чтобы пенсии и пособия — вовремя. Но не понимают, что требовать выплаты, гуманитарную помощь, которая им «положена» (многие пенсионеры считают гуманитарную помощь не жестом доброй воли, а «обязательными» поставками), и бесперебойное снабжение они в таком случае могут только у своих же любимых правителей — ставленников оккупантов в «ДНР» и «ЛНР» Захарченко и Плотницкого. О сумятице в умах людей свидетельствуют их письма.
«Мне главное, чтобы в Москве мандарины были»
«Вот говорят, что на праздники — в День Победы и годовщину нашей республики (11 мая на оккупированных территориях сторонники „ДНР“ отметили годовщину псевдореферендума. — Ред.) людей свозили на площадь, — пишет дончанка Елена. — Ну, что значит: „свозили“? Да, автобусы были. Мы когда с соседкой на площадь шли, их видели. А что вы хотели? Всегда на митинги от предприятий людей свозят. И как еще явку обеспечить? Мы пришли попраздновать, пока нет обстрелов. И мороженого в парке поесть — его ведь бесплатно давали. Да и военного парада у нас в Донецке раньше никогда не было. А теперь зато, как в Москве. Жаль, мой сын, который теперь работает в Черкасской области (после института женился и там остался) меня не понимает. А вот его крестная присылала мне к Новому году из Москвы колбасу и мандарины. Все, как в детстве, как в СССР! Я сыну позвонила, поделилась радостью, а он мне: „Мама, у вас что, мандаринов и колбасы в магазине нет?“ Ну, есть. Но дорого же! Украина не пускает к нам товар. Вот я и радуюсь мандаринам из Москвы. Мне главное, чтобы они там были. Даже если у нас в Донецке мандарины совсем перестанут продавать, а в Москве они будут, то крестная нам опять пришлет их к Новому году. Россия нас не бросит!»
«Хочу в Украине пенсию переоформить. Захарченко по телевизору посоветовал»
«Мы с мужем очень долго ждали пенсии, жили только с гуманитарной помощи, — пишет жительница Донецка Зоя. — На сбережения покупали лишь хлеб. Но вот в мае уже второй раз получили пенсии от Донецкой республики. Дождались! В некоторых районах города, я слышала, люди еще не получали вообще. Ну, так сами виноваты. Нужно пойти и сверить по спискам свои имена, фамилии. Очереди, конечно, большие — и в пенсионные, и в Центробанк („народный банк ДНР“, единственный в замкнутом финансовом поле республики. — Ред.) по нескольку сотен человек стоит. Можно за один день не управиться, и очередь нужно занимать в четыре-пять утра. Но я же достоялась!
В Шахтерском районе одной знакомой в гривнях принесли, а ее мужу в рублях. Но это не страшно. Захарченко сказал, что могут и в долларах выдавать по курсу нашей республики. Какие деньги есть, такими и дают. Жаль, что рубли в некоторых магазинах, а особенно на рынке, берут неохотно. А поменять в обменниках на гривню сложно. Говорят, нет гривни. Это из-за Украины, конечно. Она в республику наличность не завозит. Потому и дают рублями по курсу один к двум. Ждем, когда начнут давать долларами.
Я вообще не знаю, с чего нам пенсии платят, ведь ни одно предприятие не работает. Но главное, что платят. Хотелось бы еще от Украины свои пенсии получить, ведь у мужа есть регресс (добавка к зарплате или пенсионным выплатам, положенная по инвалидности или из-за полученной на производстве травмы. — Ред.). Вот и Захарченко по телевизору так советовал — оформлять пенсии в Украине. „Если вы получаете пенсию и здесь, и в Украине, — сказал, — значит, вы — молодцы“. Ищу человека, который помог бы сделать пропуск на украинскую территорию. Чтобы там можно было деньги снимать в банкомате и продукты покупать подешевле».
«Рыбу, мясо и лекарства пора продавать в ювелирном магазине»
«Все, ну абсолютно все подорожало, — пишет жительница Донетчины Валентина. — Как пел Владимир Высоцкий — „а особенно поваренная соль“! Пачка артемовской соли у нас стоит 12—13 гривен, лимоны — 70—85 гривен килограмм, подсолнечное масло до 45 гривен за литр.
Лекарства, рыбу, даже косметику и моющие средства у нас пора продавать в ювелирном магазине: кусок „классического“ хозяйственного мыла — 12,5 гривни, килограмм пиленгаса — 100—120 гривен, куры — по 65—70, банальные капли от насморка — до 120 гривен за пузырек!
Все вдвое дороже, чем в городах, где есть украинская власть. Но при этом российский товар еще дороже, чем наш. И дороже, чем в самой России! Проверено: конфеты с необычным названием „Укус женщины“, произведенные кондитерской фабрикой из Вологодской области, продают в Донецке по 301 гривне за килограмм (602 российских рубля), а в России они по 356 рублей (это 178 гривен). Братская помощь?
Да и качество привозимых сюда продуктов совсем не такое, как у отечественных. Купила российскую сметану, а в ней одни загустители и заменители. Даже „заменитель молочного жира“! Приобрела сок по 40 гривен литр, и такое впечатление, что кто-то выпил сок, а потом налил в упаковку воду, которой ополоснул стакан. Слышала, что попадается просроченное, случается, что покупатели травятся. Думаю, правда.
То-то люди, выезжая за линию разграничения, тащат с контролируемых Украиной территорий все подряд. Даже куриные яйца. Представляете, как везти в автобусе через блокпосты такой товар?
Но какими бы ни были дорогими украинские продукты, качество свое, выработанное годами, они не утратили. И по-прежнему востребованы, в том числе в той же России, куда, помните, наши сыры не пускали? Как-то приезжаю к родне в Горловку и вижу: в супермаркете женщина скупает колбасу местного производства. Я спросила, куда она столько нагребает? Покупательница ответила, что перепродает скупщикам в России, мол, граница недалеко, загранпаспорт есть, а пропуск туда не требуется. Если она окупает затраты на дорогу и еще остается с наваром, то по какой же цене эту нашу колбасу покупают россияне, мне интересно? И какого качества у них своя?
Поделюсь рецептом, как „сбить“ стоимость товара или вернуть некачественный. Если ты увидел уж совсем нереальные ценники, то можно, как бы рассуждая вслух, громко сказать: „Ну и цена… Надо позвонить в ДНР“. А потом спокойно торговаться. Если же, например, вам всучили такой творог, как недавно мне, то попросите первого встречного человека в камуфляже с оружием (искать долго не придется), провести вас в магазин и постоять пару минут рядом. Мне с таким сопровождающим вернули деньги без долгих уговоров».
«Не уехала только потому, что у меня восемь кошек. Как я их оставлю?»
«Хочу рассказать не о людях, к которым пришла война, — пишет Елена из небольшого городка в самом тылу „республики“, которую она называет не иначе, как „ды-ны-ры“. — Тут все понятно, даже не хочу сотрясать воздух — я о домашних любимцах, оставленных хозяевами.
„Эмигрантов“ две категории — одни договорились с друзьями, соседями, чтобы те кормили мурзиков и рексов и присматривали за ними, другие просто выбросили животных на улицу. Часто расстаются с питомцами и те, кто никуда не выехал, — самим есть нечего.
Заботиться о животных, когда вокруг столько горя, нелегко. Если люди такое творят по отношению к себе подобным, как-то не до четвероногих.
А брошенные коты и собаки преданно ждут возвращения хозяев. На остановке возле одного магазина несколько месяцев сидел тощий грязный алабай. Сколько ни пытались сердобольные люди забрать породистую овчарку, бесполезно. Потом алабай куда-то исчез. Умер, наверное, от тоски.
Я давно говорила, что городу нужен приют для животных. Готова была даже деньги пожертвовать на это. Как сейчас пригодилось бы такое заведение!
И раньше у нас полно было бездомных кошек и собак. Теперь их количество просто запредельное — к мусорным контейнерам во дворе не подойдешь, в посадках, балках, возле столовых бродят целые стаи. Одичавшие, голодные, они готовы броситься на тебя в любую минуту.
„Ополченцы“ в начале весны взялись их расстреливать. Нелюди.
Знаете, почему я не выехала? У меня восемь кошек. Куда их дену? Как брошу? Кроме них, меня в этом городе ничего не держит. Разговоры о грядущем счастье выводят из равновесия. Единственная отрада — мои пушистики. Когда начинаются обстрелы, „обкладываюсь“ ими и сижу в коридоре. Получается, спасаем друг друга.
Кстати, заметила, что многие стараются как-то помочь брошенным животным. Часто вижу, как очень скромно одетая молодая женщина с двумя детьми разносит по „точкам“ какую-то кашу. Несколько пенсионерок тоже регулярно курсируют по поселку с нехитрой едой. Это поразительно, правда».
«Дожили: морковь и капуста стали роскошью»
«Недавно захожу в овощной, — пишет Анна, которая живет в одном из оккупированных „ДНР“ городов. — Цены просто зашкаливают. Прошли времена, когда покупала все, что хочется, когда детвору баловала ананасами, не говоря уж о яблоках-клубнике-малине. Сейчас беру только самое дешевое. Дожили: морковь и капуста стали роскошью.
У прилавка стоит сгорбленная старушка. Еле узнала в ней бывшую учительницу младшей дочери. Нет ни былой осанки, ни уверенного взгляда. Худющая, неопрятная, да и пахнет от нее, мягко говоря, не очень. Выбираю свеклу, а краем глаза слежу за ней. До чего дошла! Почему-то подумалось: может, бабулька пьет?
А она все по сторонам оглядывается, мнется, заискивающе смотрит на продавщицу.
Та не выдержала:
— Елена Михайловна, берете что-нибудь?
— Ирочка, мне неудобно. Могу попросить вас об одолжении?
— Господи, да просите уже. Что нужно?
— Мне бы картошинку… одну.
И уже на выдохе, очень тихо:
— Бесплатно.
Она не заплакала, и это поразило больше всего. Только руки заметно задрожали и, казалось, ссутулилась еще больше.
Не знаю как, но я поняла, что старушка безропотно примет отказ. Просто развернется и побредет домой. Молча.
Однако разбитная Ира, муж которой, кстати, верой и правдой служит „ДНР“, не произнося ни слова, протянула две крупные картофелины.
„Ого, сколько побрякушек на ней надето“, — машинально отметила я. Жены „ополченцев“ нынче и приоделись, и „озолотились“, и собачками породистыми обзавелись. Но это так, к слову.
„Спасибо“, произнесенное едва различимым шепотом, показалось криком. Догнала, всучила Елене Михайловне последнюю пятерку — больше не было, сами перебиваемся кое-как. Никакой реакции. Сухие выцветшие глаза, полное безразличие, обреченность, покорность.
Я не знаю и не хочу знать, ходила ли она на „референдум“, „ватница“ она или патриотка. Знаю только, что человек должен есть каждый день. Хоть что-то.
Еще один случай. Недавно на одной улице соседи вынуждены были взломать дверь дома, где проживали пожилые супруги. Те давно никуда не выходили, вот люди и забеспокоились. Нашли два изможденных тела. В доме не было даже соли.
Смерть от голода уже никого не удивляет. В основном умирают одинокие старики.
Обычный разговор:
— От чего умер?
— Есть нечего было…»
«На моих глазах соседу снесло полголовы»
«Калаш» — аргумент сильный, — пишет Анатолий, который раньше был владельцем довольно успешной, хоть и небольшой фирмы. Ее в первые месяцы оккупации «отжали» боевики. — Я даже не сопротивлялся. Причем эти твари даже моих пожилых родителей не пощадили. Вломились ночью и давай орать, что предприятие «национализировано», а «вашего сына щас к стенке поставим». Маму потом еле откачали.
Кстати, ни один из моих рабочих не стал сотрудничать с «новой властью». Все взяли расчет. Честно говоря, не ожидал. Не могу сказать, что они такие уж патриоты, но «этих» ненавидят люто.
В общем, остался я ни с чем. Жена с дочерью в Россию укатили, им мил Путин со своими скрепами. А мы со стариками решили, что страну не предадим.
Мама всю зиму вязала носки, потом их «тайными тропами» ребятам на блокпосты передавали. Отец фиксировал передвижение техники. Я другими полезными делами занимался.
Заметил, что народ на нашей улице сплотился. То кто-то дрова наколет одинокой старушке, то ребятишек чужих угостит, то вещи какие-то предложит — мол, «есть лишние». Так и живем.
Хотя, не скрою, взгляды у всех разные. К Украине после ее отказа платить пенсии, безобразий на блокпостах и так далее отношение плохое. Ну, а к «ополченцам» — еще хуже.
Люди смертельно устали. От жутких звуков, безысходности, нищеты.
Наш поселок до поры до времени всякие ЧП обходили стороной. «Прилетало» в другие районы. Правда, все прошлое лето мы просидели в погребах, потом зимой пришлось там мерзнуть. Но это мелочи. Главное, что жилье цело и с близкими ничего не случилось.
Не так давно, когда «перемирие» уже было в разгаре, мы стояли с соседом у забора, который разделяет наши участки. Говорили о том о сем.
Он симпатизировал «республике» с самого начала. В ответ на все мои аргументы — пересказ российских телепередач. Его любимая фраза: «Все наладится, надо только потерпеть».
Знаю, он что-то постоянно ремонтировал этим бандитам, жена какие-то тормозки им носила. Захарченко для них — вождь всех вождей. И ведь не старые еще люди, и Интернет у них есть, могли бы почитать хоть что-то. Но вот затмило им разум, хоть тресни.
Однако, так как мы бок о бок жили не один десяток лет, наши дебаты не доходили до высокого градуса. Он был одним из немногих, кто хотя бы слушал оппонента. Это редкость в наших краях. Единственное, от чего я злился, это когда он произносил «укры», «нацики», «бЭндеровцы», «хунта».
Сколько ни пытался доказать соседу, что все обстрелы идут из точек, где стоит российская техника, — бесполезно. «Не может такого быть, это ж наши!» — отвечал он.
И вот разговариваем, курим. Он опять заводит свою бодягу о том, что «ДНР» скоро признает весь мир, что все восстановим, что работы «будет валом»…
Я махнул рукой, жди, мол, и побрел к дому.
И вдруг как засвистело, как задрожало! Меня отбросило куда-то к сараю. Дым, осколки, комья земли.
И тут, как в замедленной съемке, рядом шлепнулся фрагмент чего-то красного.
Я плохо соображал в тот момент. Такое ощущение, что видел себя со стороны. Поковылял в дом. Двери настежь, мебель какая-то упала, трещины в стенах. Армагеддон.
Слава Богу, мои в порядке. Но глядеть на них страшно — даже не бледные, а зеленые какие-то.
Оглохший, очумевший, злой, вышел во двор. А там возле поваленного забора тело Ивана. Полголовы как бритвой срезало. Словом, тот окровавленный кусок — вторая половина его головы.
Я не кисейная барышня, но мне стало плохо. Выворачивало наизнанку так, что чуть концы не отдал.
Знаю точно, что «прилетело» от боевиков. Все соседи могут это подтвердить. Вокруг нет ни заводов, ни мостов, ни других объектов. Лупили сюда «просто так», это мы потом услышали от местных «ополченцев».
Может, не стоит об этом говорить, но на похоронах Ивана я рыдал. Ничего не мог с собой поделать. Так мне его жалко, хороший мужик был.
И еще. Хочу, чтобы меня услышали отцы-командиры. Говорю не только от себя. В общем, бомбите нас, обстреливайте, «утюжьте», только освободите быстрее. Сил нет ждать".
«Я орала этим бурятам: «Что вы здесь забыли?»
«До сих пор не могу без содрогания вспоминать о своей выходке, — пишет дончанка Татьяна. — Я трусиха, каких поискать. Никогда не перечила ни начальству, ни хамам в очередях, ни пьяным жэковским сантехникам. Просто отмалчивалась или уходила в сторонку.
Конфликты, разборки, шумные ссоры — это не мое. Даже разговаривать громко не умею. Может, поэтому с карьерой не заладилось. Организовать не могу никого, даже детей и мужа. Помните, как в «Иронии судьбы»: «Мама говорит, что на мне все ездят»? Это про меня.
Короче, иду я на днях утром в магазин. Вижу, как в соседнем дворе какие-то буряты чинят САУ (самоходную артиллерийскую установку. — Ред.). Что-то сломалось, видимо. Сытые, довольные, смеются. Хозяева!
Что щелкнуло в моей головушке в тот момент, понятия не имею, но такое зло меня взяло, аж до дрожи. Подхожу:
— Вы что здесь делаете?
— Мать, ты чё? Иди своей дорогой!
Но я уже не могла остановиться — «Остапа несло»! Выдала им все по полной. И про «братскую» страну, и про «русский мир», и про «трактористов» с «шахтерами». Кричала, что не надо нас защищать, что пусть убираются, даже сказала (первый раз в жизни) куда. Еле сдержалась, чтобы не вцепиться в их наглые рожи.
Думала ли о том, что могут шмальнуть, что заберут в подвалы СБУ, что семья даже не узнает, что со мной и где я? Нет! Все чувства отключились вообще. Точнее, остались только брезгливость и омерзение. И никакого страха.
Потом, когда вечером рассказывала об этом мужу, меня трясло. От обиды, бессилия, злости.
Он, разумеется, не похвалил за «бенефис»: «Ты бы хоть о детях подумала».
Поймите, я спокойный и мирный человек, не экстремал. Но на донецкий Майдан, самый последний, мы с мужем пошли. Стояли вместе со всеми. Пели гимн, кричали «Слава Украине!». Нас было много.
Я выросла в этом городе. Люблю его парки, скверы, аллеи, люблю работу, друзей, соседей. Люблю свою страну. Она моя, понимаете?!
И если такую тихоню вдруг (или не вдруг?) прорвало, это что-то да значит. Кстати, эти буряты-якуты молчали — вообще ни слова не проронили! Вот в чем парадокс.
Может, надо не бояться и чаще «выступать»? Тогда места мало будет всем этим «заблудившимся туристам», а заодно и пушилиным-пургиным-захарченко».
Подготовили Максим БУЧЕК, «ФАКТЫ"
и Маргарита ЛИВАНОВА,
специально для «ФАКТОВ»
Фото EPA/UPG
19504Читайте нас у Facebook
