Раненый боец АТО избежал гибели благодаря патриотам, оставшимся на оккупированной территории
Со временем журналисты смогут называть фамилии настоящих героев этой войны. Но пока этого делать нельзя, чтобы не навредить оставшимся на оккупированных территориях людям, которые рискуют собственной жизнью, спасая раненых бойцов.
40-летний житель села Броварки Гадячского района Полтавской области Геннадий Пономаренко — один из тех, кто остался жив благодаря таким патриотам. Когда он после полученного в бою тяжелого ранения оказался в захваченном Донецке, сепаратисты уже начали забирать из лечебных учреждений участников боевых действий. О дальнейшей судьбе раненых бойцов страшно было даже подумать: скольким из них посчастливилось вернуться домой, сколько осталось в плену, а кто погиб — эти цифры тоже пока невозможно назвать. Геннадию повезло.
Мы договорились, что Гена подъедет за мной на автостанцию в Гадяче на машине. Я знала, что вместо левой руки у него протез, поэтому уточнила, кто будет за рулем.
— А вы думаете, у меня есть личный водитель? — рассмеялся мужчина. — Обхожусь одной правой. Надо же как-то к жизни приспосабливаться…
Когда встретились, Геннадий продолжил эту тему:
— На мотоцикле, как и раньше, езжу. А в машине и того проще — протезом руль чуть-чуть могу поддержать. Еще и жену избавил от тяжелого труда управляться с косой. Пока я воевал и лечился, она сама тягала это сельхозорудие чуть ли не каждый день, ведь мы держим быков и поросят, чтобы зарабатывать на учебу дочке в академии. А для животных корма не напасешься. Теперь у нас мотокосилка, с ней я сам могу справиться.
Чтобы дать интервью «ФАКТАМ», Гена отпросился с работы. По специальности он пожарный. До мобилизации работал на пожарном посту № 12 по охране объектов управления «Полтаванефтегаздобыча» в селе Качаново. Рад, что, несмотря на увечье, остается в строю. Руководство службы по чрезвычайным ситуациям нашло возможность перевести Геннадия на должность кладовщика в 29-й Государственной пожарно-спасательной части. Теперь на работу, в село Тимофеевку, где базируется часть, добирается обычно на собственной «десятке».
— Не могу привыкнуть к своему нынешнему положению, — смущенно улыбается мой собеседник. — Недавно получил удостоверение инвалида войны, а показывать его кондуктору в автобусе стесняюсь. Нечем гордиться. Мне проще заплатить за проезд…
Из-за своей скромности Гена не претендует на качественный функциональный протез. Что предложили на Полтавском протезном заводе, то и взял. Причем муляж мужчине нравится даже больше, чем тяжелая и неудобная «рука» с двумя работающими пальцами, которую нужно носить на лямке через плечо. Он понимает, что купить биопротез за 150 тысяч долларов нереально. Во всяком случае сейчас. Отложил решение этого вопроса на потом. Но уже начал собирать деньги, понемногу откладывая на банковский счет, чтобы набегали проценты. Первый взнос на биопротез сделали волонтеры, коллеги и гадячские школьники.
— Но все это не важно, — говорит Геннадий. — Руку мне все равно никто не вернет. Поэтому самое большое желание, чтобы сию минуту закончилась эта проклятая война. Не нужна мне награда за нее! А еще лучше было бы, чтобы война вообще не начиналась…
Война для Геннадия Пономаренко началась четвертого апреля прошлого года. Утром явился по повестке в военкомат. Ему померили давление, пощупали живот и… скомандовали грузиться в «газельку», стоявшую у ворот.
— Муж зашел в военкомат после суточного дежурства, думал, его просто отметят, и пообещал мне скоро быть дома, — вспоминает супруга Геннадия Оксана. — А когда я перезвонила узнать, как дела, то услышала, что его и еще нескольких человек везут в Полтаву. После обеда они были уже в учебном центре, что в поселке Черкасское на Днепропетровщине. Мы со свекровью, конечно же, запаниковали. Но в военкомате успокоили, дескать, это плановая переподготовка воинов запаса, и через полтора месяца Гена будет дома. Хорошо, что у него с собой была зарплатная карточка. Ушел ведь в туфлях, джинсах и футболке. На собственные деньги купил потом форму, берцы, разгрузочный жилет. Но это уже неважно. Главное, что живым вернулся!
Десятого мая группу мобилизованных 95-й аэромобильной бригады, в состав которой входил Геннадий Пономаренко, отправили в Доброполье Донецкой области. Тогда украинская армия создавала коридор для беженцев, и ребят поставили дежурить на блокпосту.
— Да, разделила нас эта война немного, — тяжело выдыхает Гена. — Мы с болью в душе наблюдали, как из донецких городов бежали крепкие парни, которые вполне могли бы защищать свою землю. С каждым днем поток беженцев увеличивался, а грохот канонады был слышен громче. Война подбиралась к нашему блокпосту все ближе. Однажды рвануло совсем рядом, метрах в шестистах от нас взлетела в воздух автозаправка. Оказалось, сепаратисты, стрелявшие из «Градов», промазали, на самом деле целились по нашему дивизиону.
Но то были еще цветочки. Первый настоящий бой с врагом у Геннадия Пономаренко случился под Авдеевкой, куда часть его подразделения перебросили для обустройства блокпоста.
— Думаю, противника на нас навели местные жители, — говорит Гена. — Мы же проезжали по селам, люди видели, что нас немного и, кроме автоматов Калашникова и нескольких БТРов, ничем больше не вооружены. Три дня окапывались, по ночам землю с полей таскали, чтобы закрепиться на бетонке. Разведка докладывала, что враг рядом и в любую минуту может начаться обстрел. Мы даже спали не раздеваясь и не разуваясь. Просили у командования подкрепления танками и гранатометами, но так и не дождались. А на четвертый день в четыре часа утра к нашим позициям подъехали сепаратисты на танках и открыли огонь со стрелкового оружия и гранатометов…
Командир, бывший «афганец» из Днепропетровска, скомандовал: «На броню!», хотя правильнее было отдать приказ спрятаться в траншеях. Командир погиб первым. Подразделение — нас было сорок девять человек — вступило в неравный бой и понесло значительные потери: восемь «двухсотых» и столько же «трехсотых». Ребята два часа, как мне потом рассказали, сумели продержаться до прихода подкрепления. С противоположной стороны, судя по выявленным позже лужам крови, тоже не обошлось без потерь.
Именно в том бою Геннадий стал инвалидом. Когда перезаряжал автомат, левую руку прошило осколками снаряда. Он еще успел положить оружие и хотел спуститься в окоп, но вместо этого очутился на поле — туда его швырнуло ударной волной. Множество осколков прошили спину насквозь, разворотив внутренности, а часть просто впились в тело и до сих пор там остается. От сильного удара у бойца свернулись легкие…
— Ребята оттащили меня в помещение заброшенной фермы, наложили жгут на руку, сделали два обезболивающих укола, — вспоминает о самом страшном в своей жизни событии Геннадий Пономаренко. — В состоянии шока я поначалу не чувствовал боли и почему-то смотрел на расшибленное кровоточащее колено. А потом потерял сознание.
Через два часа за ранеными подъехали две «скорые» из Авдеевки. Несмотря на то что город уже контролировали сепаратисты, медики не делили пациентов на своих и чужих. Тем более что местная больница — ближайшее лечебное учреждение, куда раненых можно было доставить живыми.
— Ранение и то, что я был мобилизованным, спасло меня от худшего, — уверен Геннадий. — С добровольцами сепары обходятся жестоко.
Из Авдеевки, где хирурги отрезали ему треть болтавшейся на лоскутках кожи руки, Геннадия на следующий день перевезли в Институт неотложной и восстановительной хирургии имени Гусака в Донецке. Там «новороссы» уже устанавливали новые порядки: разбили город на сектора, обстреливали жилые дома.
— Помню, четвертого июля я проснулась в четыре утра, и рука невольно потянулась к мобильному, — вспоминает Оксана. — Но так рано я никогда не звонила мужу, поэтому пришлось перебороть свое желание. А когда перезвонила позже, телефон Гены уже не отвечал. И второй раз, и третий… Успокаивала себя тем, что подразделение куда-нибудь передислоцируют, и в дороге нет связи. А к обеду уже места себе не находила. Позвонила на горячую линию Министерства обороны, там сказали, что под Авдеевкой наши бойцы приняли бой, есть раненые. И все — больше никакой информации.
— На следующий день Оксана позвонила мне и сквозь слезы сообщила, что Геннадий пропал, — подключается к разговору начальник Гадячского районного подразделения Государственной службы по чрезвычайным ситуациям Василий Губский. — Я обратился в военкомат, но у них не было никакой информации. Тогда я поступил проще: в Интернете нашел номер больницы в Авдеевке и позвонил туда. Поднявший трубку врач меня успокоил: Геннадий Пономаренко у них, но завтра его собираются переводить в Донецк. От сердца немного отлегло.
Услышав новость, Оксана выдохнула: «Слава Богу, живой!» и стала разыскивать местных жителей, родственники которых живут в Донецкой области, чтобы те навестили мужа в больнице. Люди, с которыми она связалась — один мужчина из Донецка, а другой из Донского, что под Волновахой, — пообещали не только проведать раненого, но даже больше — вывезти его на мирную территорию.
— В больнице я чувствовал себя убитым морально, — продолжает Геннадий. — Руки нет, брюшная полость «перекроена», все тело болит, нахожусь в чужом городе, без одежды… А самое страшное — это беспомощность перед обстоятельствами. По выходным, когда в институте работали лишь дежурные смены, туда врывались боевики Безлера (Беса) и забирали из хирургии наших раненых. Таким образом они взяли в плен и служившего в 93-й отдельной механизированной бригаде моего земляка Юрия Пригоду из села Сары. Его, несмотря на осколочные ранения, боевики вывезли еще из больницы в Авдеевке. Мы не знали друг друга раньше, только потом родным стало известно, что судьба свела нас в одном бою. Юру из плена вытащила его мама…
Боевики пытались ворваться и в реанимационное отделение Института неотложной и восстановительной хирургии. Тогда раненых спасли от плена только прочные замки на дверях и отвага медперсонала, буквально грудью закрывшего пациентов от вооруженных террористов.
— После этого один из хирургов (не называем его, чтобы не вычислили. — Ред.), отец четверых детей, зашел ко мне в палату и положил на тумбочку пятьсот гривен, накрыв их газетой, — вспоминает Геннадий Пономаренко. — «Это все, что я могу тебе дать на дорогу, — сказал он. — Оставаться здесь опасно. Чем быстрее выберешься из Донецка, тем лучше будет для тебя». На тот момент я не то что не ходил — даже не поднимался с койки. И, конечно же, не думал о побеге из больницы.
По счастливому стечению обстоятельств в тот же день его пришли проведать мужчины, которых попросила Оксана. Принесли трусы, спортивные брюки, футболку и тапочки. И сказали собираться, так как внизу ждет машина.
Он еле-еле, спотыкаясь, вышел из больницы. Голова кружилась так, что приходилось держаться за стенки. Но это был путь домой! Трудный и легкий одновременно.
Еще четыре дня Геннадий Пономаренко прятался в частном доме одного из добровольных помощников в Донском, уже на украинской территории. Без антибиотиков чувствовал себя все хуже… Помогли волонтеры, один из них нашел медсестру и каждый день привозил ее из Волновахи, чтобы делать Геннадию необходимые инъекции. А тем временем занимался еще одним важным делом — подделкой паспорта для Гены. Задачу упрощало то, что на блокпостах достаточно было показать копию документа.
— Когда все было готово, волонтеры, соблюдая конспирацию, посадили меня в электричку до Волновахи, — продолжает свою детективную историю Геннадий. — Дали большую хозяйственную сумку, которой я тщательно прикрывал пустой рукав. Чтобы, не дай Бог, сочувствующие сепаратистам не сообщили, кому следует. К счастью, все прошло отлично. В Волновахе я спокойно пересел в ожидавший меня автомобиль, и мы с моими спасителями взяли курс сначала на Харьков, а потом на Гадяч. Только когда въехали на территорию Полтавской области, почувствовал, что дома. А дома и стены помогают…
Геннадий Пономаренко был первым раненым, которого эти два волонтера вывезли с оккупированной территории. Он будет благодарен им всю жизнь. Позже они организовали канал по эвакуации раненых из оккупированных районов. Не за льготы рисковали собственными жизнями, не за награды…
Фото в заголовке автора
6381Читайте нас у Facebook
