Игорь Костин: "Репортер должен рассказать о том, что видит, даже если слезы наворачиваются на глаза"
На Западе Игоря Костина называли «человек-легенда»: единственный в мире репортер, снявший эпицентр взрыва на Чернобыльской атомной станции. А дома, в Украине, у него было прозвище Цунами. Высокий — под два метра ростом, стремительный, он обрушивал на собеседника волну эмоций. Восхищение, боль, негодование, сострадание… Такую же бурю чувств вызвали и его снимки. Помню, как при первой встрече с журналистами «ФАКТОВ» Костин показывал свои работы из чернобыльской серии. Снимки не помещались на столе, и Игорь раскладывал их на полу в кабинете главного редактора. Зрелище было невероятное! «Я до сих пор чувствую привкус свинца на зубах», — говорил Костин (так называлась и публикация в «ФАКТАХ» с его снимками, вышедшими в апреле 2001 года). Чернобыль не отпускал его. Последние месяцы Игорь Федорович работал над масштабным проектом к предстоящему 30-летию Чернобыльской катастрофы. Часто заходил в редакцию «ФАКТОВ», делился планами, советовался. Заглянул к нам и 8 июня. За чаем шутил, фонтанировал одесскими анекдотами. На прощание галантно откланялся и умчался по делам. Кто мог подумать, что буквально через несколько часов он погибнет в автокатастрофе?
Из досье «ФАКТОВ»
Игорь Костин родился 27 декабря 1936 года. Единственный из украинских журналистов был удостоен звезды «Герой Чернобыля» вместе с солдатами и офицерами, принимавшими участие в ликвидации аварии на ЧАЭС. Его фотографии вошли в официальный отчет МАГАТЭ. Персональная выставка фоторабот репортера демонстрировалась в самых известных галереях, в том числе в штаб-квартире ООН и ЮНЕСКО. Он — обладатель высших международных наград в области фотопублицистики. Его имя вошло в мировую антологию «100 репортеров ХХ века».
Книга Игоря Костина «Чернобыль. Исповедь репортера» была издана на 15 языках в 20 странах мира. Сегодня ее можно увидеть в библиотеках Конгресса США, Ватикана, Организации Объединенных Наций, в Белом доме. Книга получила личное благословение Папы Римского Иоанна Павла II.
Костин верил, что у каждого человека есть свое предназначение, уклоняться от которого — грех. И частенько повторял как бы в шутку: «Бог не фраер, он все видит».
Игорю было три года, когда началась Вторая мировая война. Его родина Бессарабия стала частью СССР. Отца в 1939-м призвали в армию. Больше Игорь с мамой его не видели. Сами они чудом остались живы во время бомбежек Кишинева. Однажды снаряд попал в их дом…
В юности Костин не думал о профессии репортера. Играл в волейбол — начав с городской команды, дошел до национальной сборной СССР. Когда из-за травм пришлось уйти из спорта, получил инженерную специальность, со временем переехал в Киев. Стал главным конструктором одного из КБ. Разрабатывал механизмы для химического и легкого машиностроения, имел авторские изобретения. И вдруг почувствовал: жизнь проходит мимо.
«Как-то, идя по улице, я поймал себя на том, что думаю о каких-то механизмах, чертежах, шестеренках, когда вокруг столько живых людей, столько красоты! — вспоминал Игорь Костин. — И так захотелось это запечатлеть». Фотохудожник-любитель с ходу стал завоевывать призы на выставках, его снимки выходили в популярных журналах. Но в какой-то момент он снова ощутил, что упускает что-то жизненно важное, свое «время Ч». И неожиданно занялся документальной, репортажной, съемкой. Ушел с работы в конструкторском бюро, жил впроголодь, прежде чем стал специальным фотокорреспондентом агентства печати «Новости» (АПН). К середине 1980-х он уже был известным всему Киеву репортером, запечатлевшим в неожиданных ракурсах «знаковых» людей: Николая Амосова, Михаила Воронина, Олега Антонова, Бориса Патона, Аду Роговцеву…
О взрыве на Чернобыльской АЭС Костин узнал одним из первых. 29 апреля 1986 года летел в вертолете с дозиметристами к разрушенному четвертому блоку. Летел «зайцем» — уговорил знакомых пилотов взять его на борт. Через иллюминатор была видна страшная черная пасть. «До реактора 50 метров», — сказал пилот. Костин лихорадочно снимал. Все снимки оказались засвеченными, их «обработала» радиация. И через несколько дней он снова отправился на съемки в Чернобыль, уже официально.
«Мною двигала какая-то сила свыше, — позже признавался Костин (на фото). — Конечно, я отдаленно отдавал себе отчет, куда иду. Но кто-то же должен был это снимать! Весь мир тогда гудел, как растревоженный улей, на Западе ходили чудовищные слухи о тысячах погибших, а наша пресса молчала. И нужна была правдивая информация, пусть даже самая горькая».
В Чернобыльской зоне Костин стал своим. Ночевал с ликвидаторами в бывшем детсадике с милым названием «Сказка». Добился разрешения летать с военными летчиками к реактору и был им благодарен за то, что «вместо 70 килограммов песка или свинца они брали ненормального фотокорреспондента». Подружился с разведчиками-дозиметристами — легендарными «крышными котами». И упросил провести его к развалу четвертого реактора, чтобы снять эпицентр взрыва и снесенную плиту энергоблока. У плиты было ласковое прозвище «Елена» (от названия схемы водоснабжения реактора — «Е»). При взрыве ее подбросило, она упала на ребро… Радиация тут доходила до 2600 рентген в час.
«Я снял „Елену“ только с третьего захода, — рассказывал Игорь. — До этого загубил две камеры и кучу пленок. Разведчик-дозиметрист за моей спиной отсчитывал вслух секунды. На сороковой секунде он заорал благим матом… В тот день из зоны меня не выпускали, собирались отправлять в больницу — все тело „звенело“. Выручил мой друг Георгий Рейхман. Он работал заместителем главного инженера объекта „Укрытие“, буквально сросся с саркофагом, позже на станции его шутя прозвали Жора-Рейхматорий. Удивительный человек, с потрясающим чувством юмора. Будь Бабель жив, он бы написал о нем рассказ. „Закройте глаза! Вы ничего не видите. Временно“, — сказал Жора на пропускной службе. В Киев я уезжал в одних трусах и с камерой под мышкой».
Снимки Игоря Костина, отправляемые по каналам АПН, тут же облетали весь мир. Их публиковали ведущие зарубежные издания: «Тайм», «Штерн», «Пари Матч»… Профессионалы оценили работы украинского репортера: он фотографировал реальных людей в реальном времени на реальном месте катастрофы.
*Сразу после катастрофы на Чернобыльской АЭС в 1986 году Игорь Костин более 40 раз облетел станцию на вертолете, пять раз поднимался на крышу третьего энергоблока
Один из самых известных снимков Костин сделал на крыше третьего энергоблока, заваленного радиоактивным топливом (при взрыве четвертого блока основной выброс лег сюда). «Через эту крышу прошло от 30 до 40 тысяч безымянных солдат, — вспоминал Игорь Федорович. — Их любовно окрестили „робот Петя“ и „робот Вася“. Иностранных роботов с электронным управлением радиация выводила из строя. И спасали нас вот эти ребята-солдаты. На голову, грудь и спину им клали листовой свинец. По сирене солдату нужно было взбежать на крышу, сделать лопатой один бросок в развал четвертого блока и убежать. На все отводилось 40 секунд. После каждой операции генерал, командовавший работой, вручал солдату благодарность, денежную премию и… увольнение в запас. Я тоже отработал сорокасекундную смену. Снял все, что хотел. А после генерал сообщил мне просьбу командования: сделать панорамную съемку крыши, что намного облегчило бы работу солдат. На снимках должны были быть видны все радиоактивные обломки, подлежащие уничтожению. Я снова полез на крышу. Работа началась примерно в три часа дня. К восьми вечера на столе у командования уже лежала панорама крыши…»
Он сделал 500 репортажей, прежде чем в декабре 1986 года попал на больничную койку. Доза полученного им облучения — свыше 150 рентген (при предельно допустимой 30). Лечился в клиниках лучевой терапии в Киеве, Москве, Хиросиме. Бог хранил репортера, которому предстояло отснять еще сотни чернобыльских сюжетов и… встретить любимую женщину.
— Впервые мы увидели друг друга в холле киевской гостиницы «Днепр», где я была переводчиком, — рассказывает вдова Игоря Костина Алла. — Игорь работал с журналистом «Штерна». Вскоре вновь встретились — вроде бы случайно. Но, как говорил мудрый зверек из любимого мультика нашей дочки, «случайности не случайны».
*"Мама, как же мы будем без папы?" — спрашивает дочь, — говорит вдова Игоря Костина Алла. — Стараемся держаться: Даша — ради меня, а я — ради нее" (фото из семейного альбома)
— Вы не боялись отпускать мужа в Чернобыль?
— Остановить, не пустить — об этом не могло быть и речи. Игорь — такой человек, которому необходимо находиться в гуще событий… Он ведь позже и два Майдана отстоял, и в зону АТО собирался. А в чернобыльское время я ездила с ним, если требовался переводчик для иностранных журналистов. Игорь вел собственное расследование — о последствиях Чернобыльской катастрофы для человека, животных и растений. Вместе отправлялись в зоны отчуждения не только в Украине, но и в Белоруссии, России. Вообще жили в таком темпе, что и некогда было думать об опасности.
«Мне позвонили из Народичей: „Игорь, приезжай, родилось что-то страшное“, — рассказывал Костин. — Успел сфотографировать жеребенка с восемью конечностями. За всю историю ветеринарии такого не было. Я вел счет чернобыльским мутантам: 198-м был трехухий поросенок с двумя туловищами, тоже из Народичского района… В 1990 году на съезде народных депутатов Юрий Щербак показал мои снимки Горбачеву, заметив: если вы не хотите, чтобы завтрашние дети были такими, надо думать сегодня. И вскоре район, считавшийся благополучным (!), признали зоной жесткого радиационного контроля, а жителей отселили».
Несколько снимков Костина удивительным образом изменили судьбу ребенка, который был обречен жить в доме для инвалидов. Своего тезку — трехлетнего Игорька — Костин увидел в спецзаведении на окраине Минска. Родители от ребенка отказались. Малыш родился без руки, с очень короткими ножками и ступнями, похожими на плавники рыбы. Но как он хотел играть в футбол! Гонял мяч, подпрыгивая на двух пальчиках и упираясь в пол единственной рукой. При виде этого у Костина сжалось сердце. «Репортер — горькая профессия, — однажды признался он. — Ты должен рассказать о том, что видишь, даже если слезы наворачиваются на глаза».
Фотографии «чернобыльского мальчика» напечатали ведущие издания мира. И случилось чудо. Игорька взяла под опеку семья в Англии. Опекуны занялись лечением и протезированием ребенка, он пошел в общеобразовательную школу… Маленький Игорек — один из героев документальной книги Костина «Чернобыль. Исповедь репортера», изданной в Украине в 2002 году. Книга была буквально выстрадана. А в день ее выхода у 66-летнего репортера родилась дочь.
— Так совпало: два его дитяти появились на свет одновременно, — говорит Алла Костина. — Имя дочке Игорь выбрал сам: «Она будет Дарьей!» Конечно, до ее рождения он переживал, и мы прошли все обследования. Слава Богу, они были в норме… Даша чуть ли не с пеленок стала рисовать. В три года такой папин портрет сделала! Причем начинала картину с усов. Ее рисунки Игорь оформлял в виде открыток. И музыкой дочка занималась. Но в итоге все поглотила художественная гимнастика: ведь нужно тренироваться по несколько часов в день, а при подготовке к чемпионатам — с утра до вечера.
— Игорь Федорович, помнится, с такой гордостью рассказывал о дочкиных успехах, наградах на спортивных турнирах. И шутил: мол, сам и не мечтал о таком количестве медалей, когда был школьником.
— Его детство пришлось на трудное время. Мама поднимала Игоря сама. Он относился к ней с нежностью. Когда мама заболела, мы забрали ее из Кишинева в Киев. У нас тогда была однокомнатная квартира. Мама спала в комнате, а мы в кухне, на полу. Через год перебрались в новую квартиру. Мама дожила свой век с нами. А теперь они с Игорем покоятся рядом… Сегодня отвезла им мамалыгу и рыбку, как они любят, по-молдавски, пожаренную с заправкой…
— У вас было предчувствие беды?
— Сейчас вспоминаю, что многие наши знакомые перед тем попали в аварийные ситуации. Может, это было предупреждение? А вечером 8 июня начался пожар на нефтебазе под Васильковом. Игорь в этот момент находился в машине совсем рядом с местом катастрофы. Знак беды… На колесной защите его машины Даша разглядела нечто похожее на крест. «Мама, как же мы будем без папы?» — спрашивает 13-летняя дочка. Я говорю: «Дашенька, разве от наших слез ему ТАМ будет хорошо? Давай крепиться». И мы стараемся не плакать. Держимся: Даша — ради меня, а я — ради нее.
2747
P. S. В пятницу, 17 июля, в столичном Доме архитектора состоится вечер памяти Игоря Костина.
Читайте нас у Facebook
