Андрей Демиденко: "Малышко меня угощал очень вкусным борщом и кручениками с черносливом"
Песни на стихи Андрея Демиденко «Україночка», «Душі криниця», «Моє рідне село», «Дай, Боже, радості», «Хрустальные цепи» и многие другие стали всенародно любимыми. Среди исполнителей произведений Андрея Петровича были Назарий Яремчук, Раиса Кириченко, Юрий Гуляев, Юрий Богатиков. И сейчас его песни поют Дмитро Гнатюк, София Ротару, Оксана Билозир, Иво Бобул… О встречах с легендарными личностями и о том, над чем работает сегодня, Андрей Демиденко рассказал «ФАКТАМ».
— Первые свои стихотворения я напечатал в 1975 году в журналах «Днiпро», «Ранок», «Змiна», — рассказывает Андрей Демиденко. — Сорок лет уже прошло…
— Как вы собираетесь отметить юбилейную дату?
— В такое непростое время, как сейчас, отмечать юбилеи нужно творчеством, а не фейерверками на сценических подмостках. Недавно вышла моя книга «Украинский богоголос. Дмитро Гнатюк глазами поэта», посвященная 90-летию прославленного украинского певца. Она состоит из стихотворений и новелл. А сейчас готовится к выходу новый поэтический сборник «Свобода — моя группа крови».
— Правда, что вашим крестным отцом в поэзии стал знаменитый поэт Андрей Малышко?
— Да. Я приехал в Киев поступать в институт после сельской школы. Накануне экзаменов отнес свои стихотворения в редакцию журнала «Ранок», которая находилась на Крещатике. Но никак не мог получить ответ от заведующего отделом поэзии, хорошие они или нет. И в начале сентября снова отправился в редакцию, чтобы задать важный для меня вопрос: так годятся мои стихи или нет. В кабинете за столом сидел мужчина с легкой проседью в волосах. Он попросил: «А ну-ка, дайте я посмотрю». Почитал и сказал: «Андрiю, я бачу вашу лiтературну дорiжку — вона аж дзвенить!» И ушел. А я все пристаю к завотделом: «Стихи хорошие или плохие?» Тот как вспыхнет: «Тебе мало того, что сам Андрей Малышко их похвалил?!» Я, услышав это, побежал по ступенькам, чтобы догнать знаменитого поэта. Но его уже и след простыл.
Только через месяц я разыскал Малышко в Союзе писателей. Мы встречались 13 раз. Я бывал у него на даче. Андрей Самойлович угощал меня коньяком, кручениками с черносливом, очень вкусным борщом, особенность которого была в том, что луковица в нем варилась целиком и становилась розовая, красивая! До этого я и подумать не мог, что вареный лук может быть таким вкусным. А какой винегрет был у Малышко! Подавался он в глиняных расписных мисках. Фасоль, свекла, морковка — все выкладывалось горкой, картинно. Слюнки текли уже при одном виде этого блюда. Ложка была тоже особой — деревянной, расписной.
— Что больше всего поразило в быту знаменитого поэта?
— Из окна дачного кабинета Андрея Самойловича простирался замечательный вид — луг с шелковистой травой, полевыми цветами… Это было поэтично. Андрей Малышко сказал, что у моих стихов замечательный вокальный язык, и посоветовал попробовать себя в жанре песни. И я пошел в консерваторию. Поднялся на четвертый этаж (меня будто небеса вели), увидел невысокого интеллигента в очках и спросил: мол, есть ли здесь где-нибудь композитор. Мужчина поинтересовался, кто я. «Поэт!» — говорю. «А я, — отвечает он, — композитор». Я поначалу не поверил. Такой скромный, в будничной одежде… «Мне нужен настоящий композитор!» — стою на своем. А он: «Так я и есть настоящий». И представляется: Николай Дремлюга (народный артист Украины, лауреат Национальной премии имени Тараса Шевченко. — Ред.). С ним я, 18-летний, создал первую в моей жизни песню «Обелиск», посвященную памяти безымянных героев, погибших в годы войны. Там были строки: «Без эпiтафiй. Коротке: „Братська…“ — написали про мертвих живi». Эту песню исполнял Юрий Гуляев. Она более двадцати лет звучала на всех государственных и правительственных церемониях в День Победы у монумента Славы. А с Юрием Гуляевым познакомил меня композитор Игорь Шамо года через три-четыре после того, как была записана песня.
— Шамо, рассказывают, был личностью колоритной.
— О, да. Помню, к 60-летию образования СССР Министерство культуры заказало Игорю Наумовичу и мне написать песню «В кожнiм серцi — голос Батькiвщини». Срочно! Я написал стихи к кантате Шамо за несколько дней. Принес ему. И тут — очередной звонок из министерства: мол, готово? «Еще пишем, — спокойно отвечает Игорь Наумович. — Что-то готово, что-то — нет». Я удивился, ведь все уже есть, зачем же он так отвечает. А Шамо, улыбаясь, говорит: «Чтобы не думали, что писать легко». Он был человек остроумный. Никогда не жаловался на жизнь, смотрел на все с оптимизмом.
— Вы бывали у него дома?
— Очень часто. В первый мой визит потрясла огромная гостиная — до этого я подобного размера комнат в квартирах не видел. В довольно скромном кабинете стояла икебана. Цветы были искусственные, но выглядели точь-в-точь как живые. Стол композитора был завален нотами. Они лежали и на рояле, и на полу.
Нас объединяла не только работа, но и дружба. На все праздники Шамо приглашал меня с супругой и семью композитора Георгия Майбороды. Это длилось лет двадцать.
— Чем вас угощали?
— До сих пор помню вкус медовика, который пекла жена композитора Игоря Шамо. Он таял во рту! Людмила Петровна очень вкусно готовила. На столе были фаршированный перец, маринованная рыба, холодец…
— Каким вам запомнился Юрий Богатиков?
— Впервые увидев его, я обратил внимание на непомерно высокие каблуки на его обуви. Сам он был невысокого роста. И я, парень с сельским мировоззрением, подумал: «И как он на них передвигается?» А еще запомнился рассказ Богатикова о том, как перед исполнением нашей с Иваном Карабицем песни «Батькiвський порiг» он съедает полтора килограмма мяса. Там, мол, такие высокие ноты, что без этого нельзя. Богатиков безумно любил эту песню. Мы с ним встречались в ресторане в Ялте. Помню и последнюю встречу в Киеве в гостинице перед моим авторским концертом во Дворце «Украина». Я пришел к Богатикову в номер. Его левая нога была опухшей. Но что значит настоящий артист? Когда вышел на сцену, он… летал. И зрители о его недуге даже не догадывались, хотя жить певцу оставалось меньше года.
— Как вы познакомились с Дмитром Гнатюком?
— Мне было 23 года. С известным композитором Климентием Доминченым мы написали песню «Благословенна будь, любове!». Петь ее должен был Дмитро Гнатюк. Мы пришли на запись. Я думал, что Дмитро Михайлович человек очень гордый, недоступный. А он оказался доброжелательным и открытым. Я, наивный, решил Гнатюку… дать совет, как петь — композитор пришел от моего намерения в ужас. И вот, после очередного дубля я подошел к Гнатюку и говорю: «Можно во втором куплете спеть чуть иначе?» Он после некоторой паузы сказал: «А что? Может быть. Давайте попробуем». С тех пор мы подружились.
— Однажды вы рассказывали, как, приехав к вам на дачу, Дмитро Гнатюк каждому деревцу спел «Многая лета».
— Да, это было. Садоводство — его большая страсть. Дмитро Михайлович подарил мне тогда два шведских секатора для подрезания деревьев, рассказал, на какую глубину нужно копать ямки для саженцев, как «обхаживать» деревца, чтобы хорошо плодоносили… «В саду нужно много трудиться, — учил меня Дмитро Гнатюк. — Тогда он отблагодарит. Подержись пару минут за ветку или ствол дерева — получишь невероятный заряд бодрости».
Как-то я спросил Дмитра Михайловича, какой у него любимый афоризм. Он ответил, что больше всего любит цитировать своего отца: «Чтобы стать профессором, нужно учиться двадцать лет. А чтобы стать человеком — всю жизнь».
— Какой момент в общении с Гнатюком вспоминаете с самым большим удовольствием?
— Наверное, как ехали в поезде на песенный фестиваль и я попросил его спеть коломыйки. А у него же голос до небес! Люди вышли из своих купе и стали аплодировать. Это был настоящий праздник.
— Вы бывали у Дмитра Михайловича в гостях?
— И не раз. Его жена Галина Макаровна, доктор филологических наук, замечательно готовит запеченного гуся с яблоками. У нее и торты потрясающие. А яблоки и груши на столе непременно из их сада.
— Слышала, вы были хорошо знакомы с легендой украинского театра Николаем Яковченко.
— Он жил в одном доме с моей будущей женой Инной. Николай Федорович — колоритная личность! Украинский Чарли Чаплин… Самобытный талант, человек-праздник. Однажды мне рассказывал, как сам себя вызывал в театре на бис. Заканчивался спектакль, на сцену выходили исполнители. А на авансцену зрители вызывали самых любимых артистов. И вот публика кричит: «Шумский! Шумский!», «Ужвий! Ужвий!», «Бучма! Бучма!» Яковченко очень хотелось попасть в их круг. Это была его заветная мечта. Тогда он кричал: «Яковченко! Яковченко!» — и, взяв корифеев за руки, становился с ними в один ряд.
— Вы счастливый человек?
— Да, ведь люди знают и любят мои стихи и песни. Все, что у меня есть, я получил благодаря творчеству и, конечно, Богу. Рад, что мои песни исполняются в десятках стран.
— Случались ли в вашей жизни чудеса?
— Да. Слова песни «Дай, Боже, радостi», которую исполнял мой большой друг Назарий Яремчук, явились мне во сне.
«У бiлої заздростi — бiла печаль,
У чорної — чорний весь свiт.
У бiлої заздростi — щирiсть в очах,
У чорної — схована злiсть…
Дай, Боже, до старостi
Не знати чорної заздростi,
Дай, Боже, не заздрить нiкому!
Дай, Боже, радостi, свiтлої радостi
Кожному серцю i кожному дому!
Утром я их записал… Думаю, это и есть Божья благодать. Знаете, когда на «Песне года» в 1981 году нашу с Александром Морозовым песню «Хрустальные цепи» услышал Роберт Рождественский, он сказал: «Такие стихи рождаются раз в сто лет»… Мне было очень приятно. К слову, недавно ее оригинальную шлягерную запись прислала мне из США Анне Вески.
— Что-то из нового прочтете?
— С удовольствием. Вот стихотворение «Князює осінь» из нового сборника.
«Князює осінь.
В осіннім стишенні природи
Так гулко чуть перебіги хвилин.
Вдовіє ліс.
Мертвіють броди.
У вирій мчать пташині оди.
Природа сповнена зажурених таїн…
Князює осінь.
Гойдає даль осінню браму.
І обрій зве у свій червлений грот.
І як сонет, із спозаранку
Кружляє листя, де не гляну,
На золотаві клавіші осінніх нот!
Збирає осінь ікебану».
Фото в заголовке Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
2411Читайте нас у Facebook
