Инна Максимова: "Я до последнего была на передовой, но сейчас хочу сказать: женщинам на войне не место"
— Я только прихожу в себя, — говорит волонтер Инна Максимова. — Меня госпитализировали, как говорят врачи, за неделю до комы. Речь, к счастью, ко мне вернулась. Еще вчера, когда вы звонили, чтобы договориться об интервью, я плохо разговаривала. Но сейчас чувствую себя вроде неплохо.
— Что с вами случилось?
— Сама не знаю. Еще 19 сентября была на передовой. Отвозила нашим ребятам гуманитарную помощь. Стояла, общалась с бойцами, и вдруг у меня очень сильно заболела голова. Это была такая нестерпимая боль! Я едва сознание не потеряла. Хорошо, что ребята на машине отправили меня в ближайшую больницу. Сделали МРТ — и вот, пожалуйста: церебральный арахноидит. Раньше я и диагнозов таких не слышала. Врачи оценивают мое состояние как стабильно тяжелое. Гарантий на полное выздоровление никто не дает. Медики говорят, что у меня есть четыре недели, в течение которых все может определиться: либо вылечусь, либо… Но о втором варианте я даже думать не хочу.
*Инна Максимова бывала на передовой практически с первых дней войны на востоке Украины (фото из социальной сети)
В настоящее время вирус в моей голове убили, но началось воспаление легких. У меня сейчас очень слабый иммунитет. Чуть что — простужаюсь. А в моем состоянии этого никак нельзя допускать. Да и болезнь — это дорогое «удовольствие». Сутки моего лечения обходятся в сумму от 3 до 6 тысяч гривен. Но люди мне помогают. Я и сама продала уже свой айфон, автомобиль.
— Каким образом вы оказались в Дебальцево как раз накануне трагических событий, в результате которых погибло много наших ребят?
— Поехала за мужем. Он там воевал. Сначала привозила гуманитарную помощь для бойцов, а потом решила остаться в Дебальцево. Хотела даже записаться в 128-ю бригаду. Я в мирной жизни работала психологом. Окончила школу МВД во Львове. Моя специализация — помощь сотрудникам полиции, которые пережили стресс, общение с маньяками. Вот и в бригаду к мужу хотела устроиться психологом. Но опоздала с подачей заявления.
— Каким вам запомнилось Дебальцево зимой 2014 года?
— Было гнетущее впечатление. Ведь там когда-то жили люди. У них были семьи, они ходили на работу, развлекались. А потом — полная тишина. Осталось всего несколько стариков, которые боялись выходить на улицу из-за постоянных обстрелов. Многие из них почти круглосуточно прятались в подвалах.
— Эти старики за нас были или за сепаратистов?
— У меня создалось впечатление, что с большей симпатией они смотрели на ту сторону. Зато когда украинцы привозили гуманитарную помощь, они оказывались первые в очереди.
— Где вы ночевали? Все-таки тогда была очень суровая зима.
— У нас были шестиместные палатки, которые отапливались «буржуйками». В принципе, жить можно. Мы там мой день рождения отмечали. Все как положено, даже торт был — в… коробке от патронов.
— Не тяжело девушке-волонтеру находиться круглосуточно среди мужчин?
— Никаких проблем не возникало. Рядом был муж. Никто не стал бы ко мне приставать.
— Обстреливали вас часто?
— Ежедневно с десяти вечера. Перемирие — не перемирие, это никого не касалось. Причем наши не открывали огонь в ответ. Командование приказало не отвечать на провокации.
— Наши солдаты знали тогда, что сепаратисты окружают Дебальцево и готовится котел?
— Про котел не говорил разве что ленивый. Но никакого подкрепления нам так и не прислали. Никто не давал команду покинуть Дебальцево или приготовиться к обороне. Оттуда никого не выпускали. Правда, некоторым ребятам все же удалось избежать беды. Дебальцево они покинули хитростью: уезжали в Артемовск якобы на больничный и оттуда уже не возвращались. Я их ни в коем случае не осуждаю.
31 января сепаратисты обстреляли блокпост «Виталик», последний на подступах к Дебальцево. Тогда погибли трое молодых пацанов. К этому времени уже все наши понимали: надвигается что-то страшное. Но из Дебальцево все равно никого не выпускали. Даже меня, волонтера. Участились обстрелы наших позиций. Я вернулась в свою палатку. Позже мне все-таки разрешили покинуть город. А через два часа звонят ребята на мобильный: «Ну ты, Инна, и везучая. Только что в ту палатку, где ты ночевала, попал снаряд».
Знаете, мне уже не первый раз везет. Помните, сразу после Майдана в Броварах обстреляли милицейское КПП, когда погибли сотрудники милиции? Я находилась на том самом КПП, помогала гаишникам патрулировать. Уехала за сорок минут до обстрела. Видимо, Бог меня бережет.
В начале февраля 2015 года вокруг Дебальцево начали стягиваться войска «сепаров». А в Артемовск стали съезжаться врачи со всей Украины. Готовились принимать большое количество раненых. Я звонила ребятам из нашей бригады и уговаривала их уезжать из города правдами и неправдами. Но было поздно.
Сепаратисты устроили коридор наподобие иловайского. Но ребята с оружием начали прорываться через поле, догадываясь, что могут попасть под обстрел, если будут выбираться по дороге. Бойцы мне рассказывали, что попали под шквальный огонь. Если теряли кого-то из солдат (не удержался и упал с БТРа, был ранен или отстал), за ним уже не возвращались, ведь так могло бы погибнуть еще больше бойцов. Через поле выбирались большой колонной. Я была в сентябре в тех местах. Там до сих пор не заросла протоптанная тропа.
— В феврале 2015 года много наших остались на поле боя?
— Имена всех погибших бойцов записаны у меня в блокнотике. Я не знаю, какую цифру называли тогда официально, но у меня значатся 176 человек, погибших под Дебальцево.
— Откуда такая точная цифра?
— Когда начался котел, я понимала, что в Артемовске потребуется моя помощь. Но что можно сделать в такой ситуации? Медицинского образования у меня нет. Если честно, несмотря на то, что повидала в жизни много смертей, крови боюсь до сих пор. Увижу — могу в обморок бахнуться. Раненому боюсь навредить. А вот мертвых не боюсь. Тогда пришла в местный морг и предложила свои услуги. В мою задачу входило помогать в опознании погибших и отвозить их на родину. Всех опознанных я и записывала в свой блокнот. Потому и знаю, сколько наших ребят погибло при выходе из Дебальцево.
— Как реагировали вдовы погибших на «груз 200», который вы им привозили. Слезы, проклятия?
— Все было. Но лично мне никто никаких претензий не предъявлял. Со многими вдовами удалось подружиться. До сих пор с ними созваниваюсь.
— У вас две дочки. Одна из них совсем маленькая. А вы все это время были на передовой…
— Соломийке шесть лет, а Софийке всего год и месяц. На передовой я находилась до седьмого месяца беременности. То, что жду ребенка, скрывала. Боялась, что домой отправят. Чувствовала, ребятам нужна моя помощь, значит, я должна находиться рядом с ними. Сейчас немного переосмыслила ситуацию и хочу сказать: я уверена, что женщинам на войне не место! У меня есть знакомая, которая недавно родила четвертого ребенка и снова отправилась на войну. Говорю ей: «Ты детям нужна. Зачем лезешь на передовую?» А она мне в ответ: «Ты же тоже проводила все время на передовой!» Была не права. Нужно больше времени с моими девочками находиться.
— А сейчас дочки с кем?
— С моими родителями. Я по детям очень скучаю. Правда, папа иногда привозит девочек ко мне повидаться.
— Лечение у вас очень дорогое. Кто вам помогает?
— Люди у нас отзывчивые. Очень хочется сказать им огромное спасибо. Без друзей я бы не выжила. Волонтеры, простые люди, узнав о моей беде, помогают. Среди них чемпион мира боксер Вячеслав Сенченко. Правда, никто из офицеров воинской части, которым я привозила гуманитарную помощь и которых из госпиталя на коляске вывозила, не помог. Депутат один прислал 2 тысячи 900 гривен… Я сильная, уверена, что выживу. Хотя были такие моменты, когда начинала сдаваться. Но потом вспоминала о своих дочках, о людях, которые мне помогают, и понимала, что обязана выжить.
*Сейчас Инна находится в больнице, ее состояние врачи оценивают как стабильно тяжелое
— Чем будете заниматься, выписавшись из больницы?
— Говорят, нет худа без добра. Болезнь положила конец моим поездкам на фронт. Буду стараться привыкать к мирной жизни. Хочу учиться дальше. Намерена продолжать заниматься благотворительностью. У меня ведь есть свой фонд. Как только началась война, я стала собирать деньги на лекарства и обмундирование для бойцов. Дальний родственник прислал мне один из факелов московской Олимпиады 1980 года. Я устроила аукцион и продала этот факел за 20 тысяч гривен. Столько всего накупила на эти деньги.
Детским домам помогаю. Но иногда наша помощь до детей не доходит. Привезли как-то продукты в детский дом в Винницкой области. Вернулись туда через месяц, а дети смотрят на нас голодными глазами. Я открыла тумбочку в кабинете заведующей, а там наши продукты — уже завонялись. Вы представляете, мы детям гуманитарку привозим, а взрослые ее разворовывают. В тот раз мы никуда не уехали, пока не убедились, что детишки все съели.
Инна и сейчас, находясь в реанимации, продолжает помогать людям. Во время нашего разговора у нее зазвонил телефон. Нужно было «пристроить» сто килограммов курятины — отправить мясо в какую-то воинскую часть. Инна легко справилась с этой задачей. Не выходя из больницы, нашла транспорт для доставки и тех, кто нуждается в помощи.
— Понимаете, — говорит Инна, — многие еще не знают, что я в больнице в таком состоянии нахожусь. Звонят по привычке. Но я ведь отказать не могу…
5917
P. S. Каждый день лечения Инны Максимовой обходится очень дорого. Если у кого-то есть возможность помочь отважной женщине, звоните в редакцию газеты «ФАКТЫ» по телефону (044) 486−97−98.
Читайте нас у Facebook
