Александр Моторный: "Слом произошел, когда избили студентов. Обратного пути уже не было"
Четыре года назад, 21 ноября 2013 года вечером, около девяти, на Майдане стали собираться люди. Причина — подписание соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом было приостановлено. В то время правительственная делегация во главе с Виктором Януковичем находилась в Вильнюсе, и 27 ноября должно было быть принято окончательное решение. Не дожидаясь его, киевляне вышли на главную площадь страны, чтобы заявить о своем протесте. Так начался Майдан. Потом был ночной разгром студентов, кровавая бойня на Институтской, первые смерти, Небесная сотня… Майдан перерос в войну на Донбассе, которая длится до сих пор.
«Это страшно говорить, но люди начинают привыкать к войне», — признался Александр Моторный — военный корреспондент канала «1+1», один из первых бросивший клич в социальных сетях о том, что надо собираться на Майдане. Александр уже не считает свои выезды на войну, но по-прежнему, до мельчайших деталей, помнит первые дни Майдана. Как и его коллега, журналист украинского национального радио Дмитрий Иванов, который находился в центре Киева в кровавую ночь разгона студентов.
Александр Моторный: «Возможность подписания ассоциации с Евросоюзом была как обратная сторона того, что нашим президентом был Янукович
— Прийти на Майдан было моей спонтанной реакцией после разговора в ньюз-руме ТСН, — говорит Александр Моторный. — Понятно, что все журналисты тогда следили за саммитом, который проходил в Вильнюсе. Там работала и наша группа вместе с Ольгой Кошеленко. В это время стало известно о решении Азарова приостановить подписание соглашения об ассоциации с ЕС. Наверное, решение собрать всех на Майдане было в каком-то смысле мальчишеским и авантюристическим. Но у меня было ощущение, будто шел поезд, перед которым вдруг возникла стена.
Уже с позиции сегодняшнего дня я понимаю, что возможность подписания ассоциации в то время для нас, украинцев, была каким-то шансом на улучшение жизни в стране. Это было как обратная сторона того, что нашим президентом был Виктор Янукович. И тут вдруг надежды рухнули в один момент. Поэтому решение собраться вечером 21 ноября на Майдане было во многом спонтанным.
— Много людей тогда пришло?
— Наверное, человек 200. Но первое время никто не мог понять, что мы будем делать дальше. Я подъехал в начале десятого, собрались в основном журналисты. Присутствовали и политики. Некоторые пришли с украинскими флагами. Была группа людей, которая появилась на Майдане с желто-голубыми ленточками, которые потом стали символами революции.
— Разработали какой-то план действий?
— В тот первый день мы в основном общались друг с другом. Иногда кто-то выкрикивал лозунги типа «Україна — це Європа». Сейчас, когда смотришь это спустя четыре года, кажется, что такой протест был просто детским лепетом. Но в тот момент ничего другого нам в голову не приходило.
— А милиция тогда подходила к вам?
— Да, со стороны Европейской площади подъехали автобусы с «Беркутом», милиция ходила вокруг Майдана, но никто нас не трогал. Все были еще без бронежилетов и касок, а «Беркут» вообще не выходил из автобусов. Никаких стычек с полицией не было. Помню, тогда пришли Мустафа Найем, Юрий Луценко с супругой, Виталий Кличко. Они что-то кричали в мегафоны, но те, кто собрался на Майдане, сразу попросили их держаться отдельно со своими политическими лозунгами.
— Ночевать уже кто-то тогда оставался?
— Первые ночи не было никого. Я ушел в половине первого 22 ноября, оставалось лишь несколько человек. Тогда не шла речь о круглосуточных протестах, нам важно было просто заявить о своей позиции. До подписания соглашения еще оставалось время, и мы надеялись, что сможем переломить ситуацию. Мощные протесты возникли уже тогда, когда стало понятно, что ни о какой ассоциации речь не идет.
— 24 ноября состоялся известный марш миллионов.
— Это был выходной день, мы пошли на Майдан большой компанией. Многие списывались со знакомыми за границей, передавая им видео и фотографии, чтобы они знали, что происходит в центре Киева. Это был день, когда началось противостояние на Банковой, возле Администрации президента. Мы ушли минут за десять до столкновений, в которых пострадали в том числе и журналисты. Сразу позвонили на канал, сказали, что срочно надо высылать группу. С тех пор все время, пока стоял Майдан, у нас дежурили несколько бригад журналистов и операторов в разных местах.
— Помните ночь 30 ноября, когда случился разгон студентов?
— Я уехал с Майдана в половине первого ночи. Наша группа снимала возле городской администрации. Тогда все казалось спокойным. Люди гуляли, пели песни. Большой сцены еще не было, возле стеллы выступала Руслана. Еще не было перекрыто движение на Крещатике. Под вечер люди обычно расходились, на Майдане оставались только студенты. Около трех часов ночи я поехал к Украинскому дому — там происходили мелкие стычки с «Беркутом», ничего серьезного.
Вернулся домой, а уже утром, посмотрев новости, узнал, что случилось на Майдане. Я сразу поехал с группой на Михайловскую площадь. Помню, ряды автобусов с «беркутовцами» стояли вдоль Трехсвятительской. Было ощущение, что они могут начать штурм монастыря. Но народ уже начал активно сходиться на Михайловскую площадь. Казалось, центр сместился сюда с Майдана. Люди несли продукты, вещи, в воздухе царило напряжение. Помню, долго принималось решение — перемещаться ли обратно на Крещатик. Все ожидали, что там будет встречать «Беркут». Но этого не произошло, и митингующим дали возможность обосноваться на Майдане.
— Когда начинался Майдан было ощущение, что он перерастет в столь жесткое, длительное противостояние?
— Даже близко такого не было! Честно говоря, у меня совсем не было ощущения, что это может вылиться в какой-то серьезный протест. Мне казалось, что наше правительство достаточно трусливо и, увидев сопротивление людей, «отыграют» процесс назад. По крайней мере, я не верил, что так резко заявят о неподписании ассоциации. Но когда это произошло, то ситуация, конечно, обострилась. Хотя еще несколько раз, когда Майдан только начинался, у меня было чувство, что вот-вот он может разойтись. Слом произошел, когда избили студентов. Обратного пути уже не было.
Дмитрий Иванов: «Я оказался посреди разрушенного палаточного городка, снимая все, что от него осталось, и увидел, что навстречу мне по лестнице спускается еще один отряд «Беркута»
— Осенью 2013 года я уже работал журналистом на украинском радио, — рассказывает Дмитрий Иванов. — Наша редакция находилась в 200-х метрах от Майдана. По сути, все, что тогда происходило в центре столицы, было у нас на глазах. Я прошел весь Майдан, работал как журналист, волонтер и доброволец. Впрочем, как и многие из моих коллег. Помню, как пришел на Майдан 22 ноября. Тогда шел мелкий, холодный дождь, но никого это не останавливало. Люди собирались группами возле стелы и памятника казакам, общались.
Как такового Майдана еще не было. Люди просто перемещались по периметру, некоторые были с флагами, плакатами. На ночь тогда оставались немногие. Те, кто вышел на Майдан в первые дни, были, в основном, киевляне. Я там часто встречал режиссера Михаила Ильенко. Он приезжал дежурить в основном ночью. Это было еще до разгона студентов.
— Какие были тогда настроения?
— Не совсем понятные. Мне кажется, многие не верили в то, что Янукович подпишет документ об ассоциации. По сути, страна катилась к диктатуре. Но у тех, кто вышел на Майдан, остро ощущалось желание протеста. В те дни я часто вспоминал «оранжевую революцию» 2004 года, которая, кстати, тоже началась 21 ноября. Что-то в этом было символическое… Людей, вышедших на Майдан, в первые дни было около двух сотен. Большая часть из них — молодежь, студенты. У всех — сине-желтые ленточки на одежде, рюкзаках. Хотя свою ленточку я повесил на рюкзак еще за два месяца до начала Майдана. Ее мне дали волонтеры в подземном переходе недалеко от Дома кинематографистов. Только один ее конец был цвета украинского флага, другой — Евросоюза. Так и проходил с ней весь Майдан.
— Помните, когда появились первые палатки?
— Это случилось через пару дней после начала Майдана. Люди начали обустраиваться. Притащили бочки для обогрева, деревянные европоддоны, на которых было удобно сидеть. Тогда и появились первые палатки. Они были из тонкого брезента, небольшие туристические. Большой сцены еще не было. По Крещатику ездили машины. Выступающие забирались на ступеньки под стелой. Там же пели Руслана, молодые музыканты. Периодически кто-то ставил аппаратуру, но в основном все использовали громкоговоритель.
Я несколько раз оставался на ночь на Майдане. Но мы почти не спали, до четырех часов вели разговоры, знакомились. Нашим любимым местом были автоматы с горячим кофе. Кто-то приносил и раздавал чай. Милиция нас не трогала. В какой-то момент она просто исчезла. Это было довольно странное ощущение.
— Рассказывают, что накануне разгона студентов появился слух о приближающейся «зачистке».
— Да, ближе к вечеру 30 ноября по Майдану пронесся об этом слух. Но тогда разговоров о разгоне было так много, что в очередной раз на него никто не обратил внимания. Около часа ночи неожиданно кто-то из организаторов решил снять всю аппаратуру. Якобы, чтобы заменить ее новой. Площадка под монументом Независимости опустела. Где-то в половине четвертого ночи мы стояли возле стелы с коллегой-журналистом и вдруг увидели, что по Институтской вниз едет огромная фура и подъезжает к Майдану.
Заграждения возле елки, которая уже тогда была поставлена, отодвинули и с фур начали сгружать какие-то вещи. Все журналисты побежали с камерами снимать, что происходит. Мы смотрели, как городские службы раздвигали ограду, и в этот момент за нашими спинами начали раздаваться дикие крики. Я обернулся — вижу со стороны Институтской, из-под мостика, вниз спустился и выстроился в линию отряд «Беркута». Затем он начал движение, буквально сметая все у себя на пути. Многие уже спали в палатках, кто-то сидел у огня. «Беркутовцы» стали поднимать их дубинками и гнать, как скот, с Майдана.
— Что вы почувствовали тогда?
— Страха не было. Я проверил, есть ли у меня бейдж журналиста — он висел на куртке — и двинулся к стеле, держа в руках фотоаппарат. Почему-то я стал бежать не вниз, а наверх, туда, откуда гнали людей. Мне важно было все фиксировать. Я пробирался сквозь толпу бегущих людей и «Беркута», который гнал всех вниз. В какой-то момент я прижался к стене, оставшись незамеченным, и оказался за спиной «Беркута». Я оказался посреди разрушенного палаточного городка, снимая все, что от него осталось. В этот момент увидел, что навстречу мне по лестнице спускается еще один отряд «Беркута».
Рядом со мной был коллега-журналист — собкор немецкого телеканала. Помню, я закричал: «Мы — журналисты!» Но нас начали выталкивать с площади, сопровождая это криками и матами. Пару раз меня огрели палкой по спине, но я смог устоять на ногах. Оглянулся, увидел, как к Крещатику подъезжают один за другим автобусы, и оттуда выбегают люди в черном камуфляже. Это была молниеносная операция, занявшая минут десять. Но мне в тот момент казалось, что это длится вечно.
— Как вы спаслись?
— Меня вытолкали на Институтскую, под мостик. Вдоль бордюра там выстроились ребята из Внутренних войск. Они расступились, чтобы пропустить меня на проезжую часть. По сути, я вырвался из кольца. Потом спустился на угол Крещатика и Институтской, где собралось несколько журналистов. Мы видели, как на Майдане происходит просто побоище. Людей заблокировали и лупили палками изо всех сил. Слышны были страшные крики. Я попытался позвонить, но сеть «лежала».
В этот момент сверху на Институтской отделился отряд «Беркута» и начал бежать прямо на нас. Мы кинулись со всех ног, но нас догнали и начали лупить дубинками. Меня спас рюкзак, который был на спине. Потом я добрался до Украинского дома, думая, что оказался в безопасности. Только прижался к гранитной стене — цоколю здания, мимо пробежали двое из «Беркута». Возле шлагбаума их встретил охранник и весело спросил: «Ну что, парни, дали вам порезвиться?»
Я перевел дух и пошел вверх по Михайловской. Было около половины пятого. Подойти к Майдану уже было невозможно — Крещатик полностью заблокирован. Знаете, после той ночи стало понятно, что противостояние будет только нарастать. Уже никто никуда не уйдет. Так и получилось. Хотя сегодня, через четыре года после тех событий, мне кажется, что Майдан еще не закончился. Он просто перешел в другую фазу.
1798Читайте нас у Facebook
