«Опухоль на шее у новорожденного сына была больше, чем его голова»
— Опухоль, которая росла из шеи ребенка, была не меньше, а, возможно, даже больше его головы, — говорит отец мальчика Сергей. — Как только жене сделали кесарево сечение, малыша забрали в реанимацию. Я не представлял, что будет дальше: смогут ли врачи удалить опухоль, как на это отреагирует организм ребенка. Нам казалось, что избавиться от образования надо как можно быстрее, но специалисты объяснили: это невозможно. В опухоли находится около литра жидкости — лимфы, крови. Если ребенок потеряет ее сразу, то может погибнуть. Нам оставалось только ждать и надеяться, что врачи что-нибудь придумают.
И врачи действительно разработали уникальную схему спасения ребенка.
— Жидкость из опухоли, состоявшей из отдельных кист, мы решили убирать постепенно, за одну пункцию можно было «откачать» с помощью шприца не больше 50—100 миллилитров, — говорит руководитель отделения хирургической коррекции пороков развития у детей государственного учреждения «Институт педиатрии, акушерства и гинекологии имени Е. М. Лукьяновой «НАМН Украины, заслуженный врач Украины, доктор медицинских наук, профессор Алексей Слепов. — В то же время, чтобы объем циркулирующей в организме крови и лимфы не уменьшался, внутривенно вводили препараты крови, причем в таком же объеме. Придумали специальную давящую повязку из сетчатого бинта, благодаря которой жидкость не возвращалась в освобожденные от нее кисты и опухоль не росла. На лечение ушел почти месяц. На шее у малыша осталась только «лишняя кожа», которую мы убрали позже — в год и восемь месяцев. А недавно сделали Кириллу пластическую операцию, и у него через пару месяцев на шее не будет и следа.
* Недавно Кириллу сделали пластическую операцию, благодаря которой у него на шее не останется даже следа от врожденной опухоли
Когда у Леси шла 24-я неделя беременности, проводивший УЗИ специалист увидел на шее у ребенка объемное образование. Его природа была неясна, и врачи решили, что за образованием необходимо наблюдать.
— Конечно, мы переживали, — вспоминает Леся, мама Кирилла. — Опухоль постепенно увеличивалась, и в Институте педиатрии, акушерства и гинекологии, куда я стала на учет, меня предупредили, что рожать самостоятельно нельзя. Понадобится кесарево сечение, после которого ребенка сразу заберут в реанимацию.
— Так и случилось, — говорит Сергей. — Пока Лесе делали кесарево, я сидел под дверью операционной. Передать словами то, что чувствовал, очень трудно: страх за жену и ребенка, надежда, что малыша удастся спасти. Когда открылась дверь и ребенка вывезли из операционной в специальном кувезе, он уже был подключен к аппарату искусственного дыхания, к следящей аппаратуре. А главное — жив!
…Рассматривать стенд с фотографиями детей, спасенных в отделении хирургической коррекции пороков развития, непросто: они сделаны сразу после рождения. У одних детей большие опухоли, гемангиомы, у других — грыжи либо отсутствует брюшная стенка (гастрошизис). Но когда видишь фотографии, сделанные не только до операции, но и после нее, понимаешь: хирурги исправили ошибки природы, дав детям возможность расти здоровыми. Фотография Кирилла на этом стенде на первом месте.
— Мы были готовы к появлению на свет проблемного малыша, но такой гигантской лимфгемангиомы в нашей практике еще не было, — говорит профессор Алексей Слепов. — Увиденное поразило даже опытных врачей и анестезиологов. Казалось, что ребенок родился… с двумя головами. И та, вторая, сдвинула в сторону настоящую голову, пережала пищевод, трахею, глотку, гортань.
— Вы испытали шок, когда увидели ребенка?
— На мгновение. Но думал только о том, как спасти малыша. Он появился на свет синим, не мог сделать даже один вдох. Счет шел на секунды. Его сразу заинтубировали (установили дыхательную трубку) и подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.
— Как вы разрабатывали план спасения?
— Прежде всего надо было изучить структуру и содержимое образования. Сделав компьютерную томографию с контрастом, поняли, что лимфгемангиома неоднородная, состоит из кистозных образований, заполненных жидкостью, но покрыта оболочкой. А когда пропунктировали кисты — взяли на анализ их содержимое, то оказалось, что в них кровь и лимфа, которые поступают из аномальных лимфатических сосудов и вен. Раньше в подобных случаях применяли хирургический метод, но было много неблагоприятных исходов. Дело в том, что у новорожденного, который весит, например, три килограмма 500 граммов, объем крови около 300 миллилитров. А у нашего маленького пациента как минимум половина этой крови находилась в опухоли. Если бы мы решились ее удалить, у ребенка из-за резкой потери крови случился бы геморрагический шок, он мог умереть на операционном столе. Надо было просчитать, сколько жидкости можно убрать за один раз, не навредив ребенку, и как остановить ее поступление в кистозные образования. Под контролем УЗИ мы за месяц сделали семь пункций, забирая по 50—100 миллилитров содержимого кист, и сразу внутривенно возвращали в кровяное русло столько же препаратов крови — отмытых эритроцитов, плазмы. Место прокола ушивали, устанавливали вазофикс (специальную трубочку) и накладывали повязку.
— Как долго ребенок находился на искусственной вентиляции легких?
— Двадцать дней. Когда опухоль уменьшилась и перестала давить на жизненно важные органы, малыш начал дышать самостоятельно и его отключили от аппарата искусственного дыхания. Затем ребенок стал сам глотать. Опухоль удалось убрать полностью, под кожей осталась только ее оболочка, и малыша выписали домой.
* Когда из находившихся в опухоли кист убрали жидкость, на шее у Кирюши висел мешочек из кожи. Его удалили ребенку в год и восемь месяцев
Дома Кирюша практически сразу приспособился к новым условиям. Нормально набирал вес, познавал мир, был таким, как все дети, что не могло не радовать родителей.
— Правда, на детской площадке малыши замечали, что у Кирюши на шее что-то непонятное, и пытались потрогать свисающую кожу, — рассказывает Сергей. — Во время операции почти всю лишнюю кожу убрали. В три года сын пошел в детский сад. Когда уже стал хорошо говорить и проявлять интерес к тому, как выглядит, спросил: «Почему у меня на шее кожа, как у старичка?» Это был небольшой участок дряблой кожи, и мы поняли, что перед школой надо решиться еще на одну операцию.
— Кирилл не боялся больницы, врачей?
— Нет. Все прошло спокойно. А маме и брату Егору он затем рассказывал: «Папа взял меня на руки, положил на каталку, тетя сделала укольчик — и я уснул». Зато теперь у сына все в порядке. Мы очень благодарны врачам Института педиатрии, акушерства и гинекологии — акушеру-гинекологу Сергею Николаевичу Янюте, который делал Лесе кесарево сечение, оперировавшим и спасавшим Кирюшу Алексею Константиновичу Слепову, Алексею Петровичу Пономаренко, Любови Федоровне Слеповой. Они буквально стали для нас ангелами-хранителями.
* У Леси и Сергея уже двое сыновей — семилетний Кирилл и четырехлетний Егор. «Мальчишки очень активные, любознательные и жизни друг без друга
не представляют», — говорит их папа
— Иногда думаю: какой я счастливый человек! — говорит профессор Алексей Слепов. — Профессия у нас тяжелая. Чтобы стать неонатальным хирургом, надо оперировать новорожденных не меньше 10—15 лет. Не получается — уходить. Я уже выполнил более двух тысяч операций новорожденным и детям старшего возраста. Вот представьте: рождается ребенок, он на грани жизни и смерти, и только от тебя зависит, что с ним будет. Если хватит профессионализма, скорости в принятии решений, интуиции и опыта, ребенок будет жить…
* На счету у профессора Алексея Слепова более двух тысяч сложнейших операций, в том числе выполненных маленьким пациентам в первые часы и месяцы после рождения. Фотографии спасенных детишек врачи разместили на стенде, висящем в отделении
— Но в операционной я не один, — продолжает профессор Слепов. — Рядом опытные коллеги, от которых многое зависит: хирурги Алексей Пономаренко, Михаил Мигур или другие, операционная медсестра Лидия Киселева, анестезиологи. Когда мы оперировали Кирилла, наркоз давал Григорий Голопапа. Реанимационные мероприятия обеспечивала Любовь Слепова. Каждый знает свою роль. Чтобы выполнять такие операции, надо научиться концентрировать работу мозга на решении одной задачи — как помочь. И еще отключать эмоции, понимая, что бороться надо до последнего шанса, использовать все известные тебе технологии для спасения жизни маленького человека.
*Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
3969Читайте нас у Facebook
