«Ради семьи я продал почку, а жена потратила деньги на море и любовника»
Когда год назад я впервые увидела Алекса Заркани, он жил в селе Петровское Балаклейского района Харьковской области в стареньком домике, который ему удалось купить на оставшиеся от продажи почки деньги. Их, по счастливой случайности, он не успел отдать жене.
— Родные, узнав, что я продал почку, страшно возмущались, — рассказывал мне тогда Алекс Заркани. — Но я считал, так будет правильно. Зарабатывал всегда хорошо. Еще когда мы начали жить с Татьяной, я, студент-первокурсник, работал одновременно на трех работах. В месяц получал около четырнадцати тысяч гривен. Восемь лет назад для Харькова это была отличная зарплата. Но мне не давало покоя наше съемное жилье. Понимал: если со мной что-то случится, мои девочки останутся на улице. Ведь Таня, которая не работала, да еще время от времени прикладывалась к бутылке (поначалу это было крайне редко, максимум два раза в год), не сможет их обеспечить. За продажу почки мне заплатили 13 тысяч долларов. Уже присмотрел жилье — двухкомнатную квартиру в Харькове за семь тысяч. И вот этот домик под дачу в Петровском — за три тысячи. Оставшихся денег должно было хватить на ремонт.
Пока я готовился к операции, жена поддерживала меня во всем, вела себя образцово, не пила, смотрела за детьми. Но позже стало понятно, что делала она это только для того, чтобы «развести» меня на деньги. Из Турции, где у меня вырезали почку, я выслал ей на карточку восемь с половиной тысяч долларов (таможня не разрешала перевозить с собой столько налички). Остальное, к счастью, оставил при себе. Таня купила машину, оставшиеся деньги забрала себе и умотала с любовником на море.
Тогда же Алекс узнал тайну жены, которую она скрывала от него не один год: у нее было два взрослых сына, Денис и Эдуард, от разных мужей. Обоих детей мать-«кукушка» бросила еще малышами. Позже Татьяна шесть лет отсидела в тюрьме за продажу наркотиков и участвовала в убийстве отчима, который пытался ее образумить. Вся эта информация, свалившаяся на голову парня, который пожертвовал ради семьи здоровьем, была ужасной, но предаваться отчаянию ему было некогда: стоял вопрос о том, как не умереть с голоду.
Несмотря на сильные приступы боли в почке, на которую легла двойная нагрузка, Алекс хватался в селе за любую работу. Ему надо было кормить маленьких дочерей. Самое невероятное, что помог парню в той критической ситуации… его пасынок. То есть один из сыновей, брошенных Татьяной в раннем детстве. 25-летний Эдуард был на год старше своего отчима и, узнав о ситуации, в которую тот попал, решил помочь поднять на ноги своих младших сестричек. Двое молодых мужчин сами готовили, стирали, гладили, ухаживали за малышками, а в перерывах еще и пытались подработать.
В то же время Алекс обращался за помощью в полицию, соцслужбы и к журналистам, объясняя, в каком бедственном положении он оказался. От его имени «ФАКТЫ» даже позвонили омбудсмену по правам детей Николаю Кулебе. Без толку, все оставалось по-прежнему.
Вернувшись с моря, Татьяна поселилась в том же селе вместе со своим любовником Владимиром. Могла среди ночи пьяной заявиться к мужу и устроить скандал, терроризировала детей, угрожала убить Алекса за то, что жалуется на нее. При этом горе-мать продолжала получать и пропивать «детские» деньги. На какие средства выживают три ее дочки, чиновникам и самой Татьяне было совершенно безразлично. А закончилось все тем, что служба по делам детей… забрала детей у отца и отдала пьянице-матери.
— Они это делали не один, а несколько раз, — рассказывает Алекс. — Сначала Таня сама вернула мне детей, потому что дочки ее не воспринимали. Мирочка, например, постоянно плакала, отказывалась есть и спать. Только попав ко мне, малышка успокоилась. Татьяна снова ушла в запой. А как только протрезвела, служба по делам детей… опять пришла изымать у меня девочек и отдавать матери. Зачем? Почему? Это просто не поддается никакой логике. Во второй раз я этого «пинг-понга» уже не выдержал. Выпроводил чиновников за дверь, отдал, как они требовали, детей Татьяне. И сказал, чтобы больше они меня не беспокоили. Я тоже живой человек, я отец, у меня есть чувства. И уехал в Ирак на полгода.
— Дети все это время жили с матерью и ее любовником у него дома?
— Нет, они жили в моем доме. Перед отъездом я отдал Тане ключи и сказал, что она может жить там вместе с Володей или еще кем-то. Главное, чтобы дети были досмотрены и ухожены. Несмотря на то что я очень скучал, был бы рад, если бы Татьяна оказалась хорошей матерью, и не воевал бы за детей. Но особо надеяться на это не приходилось, ведь она по-прежнему пила. Очень скоро мне стали звонить односельчане, рассказывать, что Таня валяется голая и пьяная по селу или спит сутками. Дети грязные, больные, голодные… Слушать это было очень тяжело.
— Но ты все же не вернулся в Украину, чтобы помочь им?
— Да. Более того, когда сама Таня стала звонить мне и клянчить деньги на детей, я тоже не дал ни копейки. Потому что знал, что детям эти деньги не попадут. Сознательно отошел в сторону в той ситуации. И это оказалось правильным решением. Именно благодаря тому, что меня не было на подхвате, служба по делам детей вынуждена была признать, что жизни и здоровью детей угрожает опасность. Они забрали моих девочек в реабилитационный центр и начали судебный процесс о лишении Татьяны родительских прав.
Месяц назад судебное решение было принято, я в тот же день вылетел в Украину и забрал Настю и Мирочку из центра. Старшую, Софийку, мне еще предстоит отвоевывать. По документам она не моя дочь. Соня родилась, когда мы с Таней еще не были расписаны, и Татьяна, родив нашу дочь, тайком записала ее на иностранца, который заплатил ей за эту услугу 500 долларов. Ему нужна была фиктивная дочь, чтобы получить постоянное место жительства в Украине. Я слишком поздно об этом узнал. Теперь придется платить большую сумму за проведение ДНК-экспертизы, устанавливать отцовство и через суд отвоевывать Сонечку. Она очень скучает по мне, по сестричкам. Мы все время созваниваемся через заведующую, я стараюсь навещать Софийку, когда есть возможность. В реабилитационном центре условия хорошие, дети досмотрены. Но это, конечно, совсем не то, что жить в семье.
— А когда я жила в центре, то меня мальчик Саша обижал, а воспитательница ставила в угол, если я дралась, — встряла в разговор четырехлетняя Настя. — Потом папа нас забрал сюда, в Харьков.
— В сельском доме жить больше невозможно, — объясняет Алекс. — Там уже нет ни газа, ни электричества. Пока я был в Ираке, Таня продала всю мебель, даже выставила на продажу детские вещи, чтобы получить деньги на выпивку. С кем она живет сейчас, не в курсе. Знаю только, что ее любовника в мае посадили в тюрьму за воровство. В общем, я перевез дочек в Харьков.
Алекс приглашает меня в его новое жилье. В уютной однокомнатной квартире на первом этаже многоэтажки есть все необходимое: удобная мебель, стиральная машина, плазменный телевизор. Оплата за нее как для Харькова немалая — 5200 гривен в месяц. За полдня, проведенные с Алексом и его дочками, я в очередной раз убедилась, что 25-летний папа делает для девочек абсолютно все. Иногда даже кажется, что он слишком балует своих принцесс.
Например, когда Мирослава прибежала с салфеткой и сказала папе: «Плакай, я буду тебя жалеть», Алекс сразу скривился, делая вид, что хнычет. Довольная девочка вытерла папе «слезки» и убежала. А когда четырехлетняя Настя заявила, что хочет пить, папа, который только-только налил себе и мне кофе (на съемной квартире у него пока лишь несколько чашек), тут же вылил свежезаваренный кофе в раковину, вымыл чашку и налил Насте воды. О том, чтобы предложить ребенку подождать, не было и речи. Все в этой семье подчинено тому, чтобы дети чувствовали себя счастливыми и ни в чем не нуждались.
*"В Харькове дочкам нравится, здесь много детских площадок и развлекательных центров", — говорит Алекс Заркани
— Ты круглые сутки проводишь с дочками, не работаешь. За что вы живете? — спрашиваю Алекса. — Тебе, наконец, начали выплачивать пособие на детей?
— От украинских чиновников дождешься! — усмехнулся многодетный папа. — Лишить родительских прав Татьяну они сумели, а переоформлять на меня выплаты даже не собирались. Я устал бороться с вашей бюрократической машиной. Живу за то, что заработал в Ираке. Те полгода, что провел дома, работал переводчиком в нефтяной компании (кроме арабского и русского, которыми Алекс владеет блестяще, он также говорит по-украински, по-турецки и по-французски. — Авт.). Платят переводчику отлично — около 3000 долларов в месяц. Так что сейчас мне хватает и на аренду квартиры, и на хорошее питание для детей.
Через месяц, когда оформлю необходимые документы, увезу Настю и Миру в Ирак. Мои мама и папа готовы принять их с распростертыми объятиями. У нас огромный трехэтажный дом, совершенно другой, чем в Украине уровень жизни. Знаю, что мои дети будут там счастливы. Пока младшие дочки будут осваиваться на новом месте, я вернусь в Украину, чтобы заняться Софийкой. Установлю отцовство, заберу ее из реабилитационного центра. Она уже спит и видит, как поедет в Ирак. Еще планирую восстановиться в медицинском университете. Получив диплом врача, у себя на родине я буду уважаемым человеком, который может претендовать на высокооплачиваемую работу.
— Как ты себя чувствуешь? Отсутствие почки все еще дает о себе знать?
— Гораздо реже, чем раньше. Стараюсь беречь свой организм, не употребляю спиртного, не ем сладкого. Бывает, меня спрашивают, не жалею ли, что пожертвовал своим здоровьем, а дети тогда так и не получили добытых такой ценой денег. Нет, не жалею. Я прошел через настоящий ад. Но в результате все сложилось замечательно. Деньги я заработаю, это не проблема. Главное, что самая большая моя драгоценность — дети — со мной. И они в безопасности.
Фото автора
3788Читайте нас у Facebook
