ПОИСК
Події

Известный советский шахматист виктор корчной: «мне предложили сыграть с гроссмейстером, умершим полстолетия назад. Партия длилась несколько лет. Я победил»

0:00 19 серпня 2005
Знаменитый гроссмейстер, ровно 45 лет назад впервые ставший чемпионом СССР, принял участие в международном турнире по быстрым шахматам в Одессе В Одессе состоялся международный турнир по быстрым шахматам, посвященный памяти выдающегося украинского гроссмейстера Ефима Геллера. В соревнованиях, приуроченных к 80-летию мастера, приняли участие как именитые, так и совсем молодые игроки. В числе мэтров — Виктор Корчной, один из сильнейших шахматистов мира. Ровно 45 лет назад он впервые стал чемпионом СССР, затем еще трижды добивался подобного успеха. Около 30 лет участвовал в соревнованиях претендентов на мировое первенство.

«В профессиональных шахматах возможны всякие выкрутасы»

- Виктор Львович, ведь ваши родители родом из Украины. Вы часто здесь бываете?

- На Украине я редкий гость. Правда, приезжал во Львов, в Донецк… Побывал в «осколках» СССР: Азербайджане, Латвии, Молдове, Казахстане. В России бываю чаще. Меня приглашают в Москву, Санкт-Петербург.

- У вас есть ученики?

РЕКЛАМА

- Раньше у меня была школа в Москве, куда приезжали люди со всей необъятной России. Прошли годы… Александр Иванов, архангельский гроссмейстер, женился на шахматистке Асе Эпштейн и уехал в США на постоянное местожительство. Он усыпил бдительность советских пограничников, утаил, прижимая к сердцу, не бриллианты, а тетрадку с моими лекциями. Саша ее сохранил, вывез из СССР и очень этим гордился.

Сейчас шахматисты, причем достаточно известные, приезжают позаниматься у меня. В их числе американец Бенджамин, француз Лотье. Консультирую и швейцарских мастеров. Это приносит неплохой заработок.

РЕКЛАМА

- За свою жизнь вы сыграли много матчей. Какие партии для вас особенно памятны и интересны?

- Люди считают свои партии сотнями, я — тысячами: более 4500. Матчей тоже немало сыграно, и побед было много. Особенно памятен чемпионат СССР, где я впервые добился серьезного успеха. Он проходил в Питере, по соседству с Мариинским театром. Я шел на первом месте в этом турнире, за мной следовали, отставая на пол-очка-очко, Петросян и Геллер. Я уже почти не сомневался в успехе. И вдруг такая вещь случилась… Находясь в лучшем положении, я, задумавшись, пошел не той фигурой, которой собирался ходить, и… партия погибла. Я просто сдался. Петросян с Геллером оказались впереди. Мне осталось играть три партии. В упорной борьбе выиграл одну, следующая — черными, против самого Геллера. Нужна была только победа! Ранее удавалось его побеждать, но не черными. Я сыграл интересный дебют, заставив противника ошибиться. Он выбрал не лучшее продолжение, поскольку настроился на обычную ничью, и проиграл.

РЕКЛАМА

В последнем туре играл с Владимиром Суэтиным. Буквально по пятам шли за мной Геллер и Петросян. Один играл черными с Бронштейном, другой — белыми с Крогиусом. Я играл белыми, но не уравнял партию и предложил Суэтину ничью. Он поначалу отказался, а потом тут же, на сцене, побежал советоваться с Петросяном и Геллером. Геллер ему сказал: «Играй, это его прибьет!» А Петросян посоветовал: «Соглашайся на ничью». Суэтин решил играть дальше. У него как-то пошло, но затем  — обоюдный цейтнот, и все перевернулось: эту партию выиграл я! Петросян с Геллером так и не сумели меня настичь.

Прошло четырнадцать лет, я готовился к матчу с Карповым. Бронштейн мне говорит: «Помните, что было тогда, возле Мариинского театра, в последний день?» Это рассказывает мне Бронштейн, с которым я в отличных отношениях. Он говорит: «Я посмотрел на доску и увидел, как Крогиус бессовестно «сплавляет» партию Петросяну, нарочно проигрывает. Тогда я подумал: «Как это Петросян станет один чемпионом СССР?» и нарочно подставил Геллеру фигуру, сдался и все». Я ему возмущенно: «Вы же меня предавали!» Он мне: «А у вас в это время плохо было!» Вот такой разговор. В профессиональных шахматах возможны всякие выкрутасы…

- Вы утверждали, что верите в потусторонние силы и даже сыграли матч с… Мароци. (Геза Мароци — один из лучших гроссмейстеров минувшего века, мадьяр, выходец из австро-венгерской империи. Умер в 1951 году в Будапеште.  — Авт. )

- Я этого не говорил. Скорее, меня выбрали в качестве орудия некоего эксперимента. Как-то мне позвонил один знакомый — председатель парапсихологического общества в Швейцарии — и спросил, с кем из умерших шахматистов мне хотелось бы встретиться за доской. Я назвал Капабланку, Кереса, Мароци… Через неделю он позвонил и сказал: «Капабланку и Кереса мы ТАМ не нашли, а Мароци ответил: «Ваш ход!»

При этом никто даже не поинтересовался, верю ли я в потусторонние силы. Сказали: есть Мароци — сыграйте. А то, что он давным-давно умер, никого не волновало.

- И какова оценка этого виртуального матча?

- Все основывалось на вере. Наша партия длилась несколько лет: иногда у меня не было возможности играть, иногда медиум, который связывался с ТЕМ миром, был нездоров, а иногда, говорят, и Мароци был «не в духе». Не буду судить о качестве партии, но мне удалось выиграть. Я называл ходы на доске человеку, звонившему мне по телефону. Он звонил какому-то медиуму, который вроде бы связывался с покойным. В конечном итоге все зависело от человека, который мне звонил. Была бы у него лишняя сотня тысяч долларов, он бы «скрестил» меня не с Мароци, а с Каспаровым, например. Ведь никаких доказательств его связи с Мароци не было.

Мне казалось, что поначалу Мароци играл слабенько, а где-то к середине встречи заиграл сильнее. Если представить себе, что он 50 лет шахмат в руки не брал, то… (смеется). Короче, я победил.

«Михаила Таля ударили в лоб бутылкой из-под колы с такой силой, что толстенное стекло разлетелось на мелкие осколки»

- В одном из интервью вы рассказывали, как сложно было попасть на шахматную олимпиаду в годы советской власти, до вашего отъезда за рубеж.

- Не отъезда, а бегства. Давайте будем называть вещи своими именами. Поездка на матч или турнир за рубеж любого из советских гроссмейстеров контролировалась особо — партийными органами и КГБ. Больше двух поездок в год было не положено. А вот нынче летом у меня — Венгрия, Украина, Дания, Швеция, Германия, Испания…

- Расскажите о ваших кубинских приключениях.

- «Кубинские приключения»! Сказано, право, здорово! Вроде «необычайных приключений итальянцев в России». Скорее, о необычайных приключениях евреев на Кубе (улыбается).

На Кубе я был несколько раз. Впервые — в 1963 году, вместе с Михаилом Талем. Нас пригласили поучаствовать в шахматном турнире, организатором которого являлся легендарный Эрнесто Че Гевара, большой любитель шахмат. Это ведь была одна из немногих стран, где шахматы ввели в школьную программу как обязательный предмет. Че Гевара, профессиональный революционер, занимал пост министра индустрии в кубинском правительстве. Кстати, производил он очень хорошее впечатление, не кичился своим прошлым, особыми заслугами.

- Вы играли с самим Че?

- В сеансе одновременной игры я его победил. Тогда пришел руководитель кубинской шахматной делегации и попросил меня сделать ничью. Но мне совсем этого не хотелось, так что Че Гевара проиграл все три раза. Я ведь не ангел, а живой человек: могу быть и несправедливым. Так вот, сеансы проходили на 20 досках. Один из них — непосредственно в Министерстве индустрии, прямо «в доме» Че Гевары. Мне удалось сделать одну ничью, но не с ним.

- Через три года вы снова приехали на Остров Свободы.

- М-да… Шахматная олимпиада в Гаване. Мы — гости правительства Республики Куба. Как ласкает слух диктаторов слово «республика», не правда ли? Сразу вспоминаются Сталин, Пиночет, Кастро, Маркос, Саддам Хусейн — милый букетик республиканцев… Я и Таль — в одном гостиничном номере. Ближе к ночи захотели пойти повеселиться. Оставив возле порога вторую пару обуви — не для чистильщика, а для спокойствия надсмотрщиков, мы покинули отель.

Около двух часов ночи оказываемся в ночном баре в сопровождении знакомого кубинца и его девушки. Темно, звучит музыка, пара официантов бродят с фонариками. Мы заказываем бакарди (кубинский ром) и не спеша пьем. При этом общаемся исключительно на английском, в том числе и между собой. Помнится, я станцевал с одной девушкой из нашей компании. Потом с ней пошел танцевать Таль. Вдруг раздался глухой удар. Закричала женщина. Меня как током пронзило: что-то случилось с Талем! Первая мысль: ему попало, теперь моя очередь.

Зажигается свет, на полу лежит окровавленный Таль. На середину, меж столов, выходит человек с красной повязкой. Он отрывисто приказывает: «Всем оставаться на местах, а эти двое (показывает на меня и Таля) поедут со мной». «Именем революции» он останавливает на улице первую попавшуюся машину, и мы мчимся в больницу. Что же все-таки произошло? Оказывается, Таля ударили в лоб бутылкой из-под колы с такой силой, что толстенное стекло разлетелось на мелкие осколки. К счастью, угодили в район брови, а не в глаз или висок. В больнице, пока Талю обрабатывали рану и накладывали швы, меня охранял от возможного нападения (а скорее — от возможности сбежать) человек с ружьем. В шесть утра приехал переводчик (кстати, личный переводчик Кастро), и мы отправились в отель. Через пару часов — экстренное заседание нашей команды. Таль свое получил, я — не меньше…

- За что?!

- За то, что ослабил команду перед решающими встречами (вечером предстояла игра с командой Монако). В конце дня к нам в комнату пришел министр спорта Кубы с извинениями. Он рассказал, что из бара забрали шесть человек, один из них сознался, что ударил Таля из ревности. Как бы не так! Позднее мы узнали, что забрали всех -

43 человека!..

Через три дня Таль поправился настолько, что мог играть. Еще совсем слабый, вынужденный сидеть за доской в темных очках, он выступил блестяще — добился лучшего результата на олимпиаде. Но этой ночи нам не простили. Таль стал хронически невыездным. Особенно с начала 70-х, когда он подпал еще под одну секретную инструкцию: женатым в третий раз — самая строгая проверка. Чтобы спасти свою активную шахматную жизнь, а также жизнь личную — у Таля была совсем молодая жена — он продал свою душу: пошел в услужение к Карпову. И кончилась наша дружба…

«Курить бросил в течение одной минуты»

- Помимо шахмат, чем увлекаетесь?

- В годы войны я жил в Ленинграде. После блокады решил учиться сразу трем вещам: игре на фортепьяно, художественному чтению и шахматам. Для выполнения музыкальных заданий необходимо было иметь инструмент (рояль, пианино) дома. Это было не по карману, да и жилплощадь не позволяла.

С художественным словом тоже получились нелады  — у меня дефект речи был. Остались шахматы. Они-то и стали моей профессией.

Не так давно я стал одному гроссмейстеру читать наизусть стихи. Он очень удивился: не представлял, что у человека может быть такая память. Своеобразное хобби — курение. А еще — чтение книг. В основном по психологии. Особенно мне понравилась книга на английском языке «Что вы говорите, когда общаетесь с самим собой?». Оказывается, если свое подсознание хорошо настроить, оно поможет сознанию выполнить те задачи, которые перед ним ставят. Были там и примеры. Один из них — как бросить курить — прочитал вслух: уж очень хорошо было изложено! Вообще-то, я не собирался бросать курить, но… Через некоторое время у меня здорово разболелось сердце, и курить я бросил в течение… одной минуты. Вот так вот!

- Вы считаете себя богатым человеком?

- К богатству не стремлюсь. Когда семья приехала из СССР (где их держали как заложников), мне пришлось разводиться с женой. Так вот, до этого судебного процесса я был богаче.

Автор выражает

признательность руководству банка «Пiвденний» за помощь в организации интервью

1614

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів