«прежнего лица у меня уже никогда не будет. Чтобы скроить его заново из того, что есть, врачи сделали уже 16 операций»
Людмила достает из карманчика кошелька фотографию. На карточке улыбающаяся шикарная блондинка — так женщина выглядела до аварии. Пять лет назад у Людмилы сгорели лицо и руки, за это время в разных клиниках ей сделали 16 пластических операций.
- Прежнего лица у меня уже никогда не будет, врачи кроят его заново из того, что есть, — рассказывает 47-летняя Людмила, жительница Лисичанска. — Главное, что хирургам удалось сделать мне лицо, с которым я теперь могу спокойно выйти на улицу, не опасаясь реакции людей. Когда после аварии меня с завода привезли в поликлинику, там все зеркала занавесили. Но как только мне промыли глаза, я растолкала всех, чтобы посмотреть на себя. Вместо головы увидела маленькую черную «грушу», на месте глаз блестели две щелочки. У меня началась истерика, я кричала: «Убейте меня! Я не хочу жить». Потом ничего не помню, очнулась только через несколько дней в реанимации Луганской больницы. Когда вернулась домой, решила: сделаю все, чтобы люди при встрече не отворачивались от меня. Думаю, я бы не прошла через все те испытания, если бы не поддержка моей семьи. Согласилась показаться мужу только через полтора месяца после случившегося. Когда он зашел в палату, я увидела такие же любящие глаза. Эта беда нас еще больше сблизила. Многие знакомые после трагедии отвернулись от меня. А на улице мне приходилось слышать неприятные комментарии посторонних людей о моей внешности. Однажды на базаре продавщица отказалась мне продать пакет, стала убегать от меня. Можете представить, что я тогда чувствовала.
- Врачи спасли Людмиле жизнь, но она стеснялась своего лица, — рассказывает главный врач Центра лазерной эстетики «Рометаль» Нина Чигринец. — Когда полтора года назад пришла к нам, прикрывала нос и рот рукой. После пересадки кожи все ее лицо было испещрено рубцами. У женщины плохо раскрывались глаза и рот, не было губ, нос повернут на бок. Из-за ожога пострадали верхние дыхательные пути, рубцы закрыли носовые ходы, они были даже на перегородке, и женщина не могла нормально дышать. Первым делом мы стали восстанавливать функцию дыхания, сформировали кончик носа. Это самая сложная, ювелирная работа в пластической хирургии. Людмиле сделали разрезы для глаз, сформировали контур губ и нанесли на них татуаж, ведь они по цвету не отличались от кожи лица. Все это время мы постоянно работаем с рубцами: из грубых морщинистых они становятся эластичными, гладкими и менее заметными. Чтобы кожа имела нормальный вид, за ней нужно постоянно ухаживать специальными средствами. За полтора года Людмиле в нашей клинике сделали девять операций, но нужно еще три.
- Лечение оплачивал мой завод, и каждый раз, когда я прихожу на старую работу, мне говорят: выглядишь лучше, — продолжает Людмила. — Для меня это не просто комплимент, а подтверждение тому, что я не зря занимаюсь этим.
«Ты меня не бойся. Это я»
- Из нашего двора виден завод, на котором Люда работала, — вспоминает муж женщины Александр. — В тот злосчастный день над ним было огромное пламя, сосед еще пошутил: мол, не твоя ли жена там горит? Я на него шикнул. А вечером приехали работники завода и сообщили, что Люда в тяжелом состоянии в реанимации. Будет ли жить, неизвестно.
- Я с младшим братом сразу поехала в больницу, — продолжает 26-летняя Наталья, дочка Людмилы. — Там нам ничего не могли сказать, к маме не пустили. Врачи вынесли ее золотые серьги — они были черные. Мы с Сашей посмотрели на них и заплакали: это все, что осталось от нашей мамы.
Людмила пришла на Лисичанский нефтеперерабатывающий завод (теперь ОАО «Линос») сразу после училища и проработала там без двух месяцев 20 лет. В ее обязанности среди прочего входила перекачка бензина и дизельного топлива.
- В тот день я, как обычно, пришла на работу, ничто не подсказывало мне, что вскоре моя жизнь полностью изменится, — продолжает женщина. — Заказчик оплатил бензин, его нужно было срочно перекачать. Электромонтер наспех собрал схему, но, как оказалось потом, не смонтировал заземление — защиту от статического электричества. Шланг скрепили гибкими рукавами вместо безопасных хомутов. Как только я включила насос, рукава сорвало, и меня с ног до головы облило бензином. Он смешался с тушью на ресницах и стал разъедать глаза, я ничего не видела, терла лицо руками. В этот момент механик выключил насос, но из-за искры произошел небольшой взрыв. Я, механик и оператор загорелись. Мы звали на помощь, но люди из других цехов боялись заходить. Здесь в контейнерах стояли десятки тысяч литров бензина, в любой момент мы могли взлететь в воздух. Наконец, начальник участка потушил на нас огонь фуфайкой. Механик обгорел полностью, на нем уцелел только ремень. Через полтора месяца мужчина умер в больнице. У Нади, оператора, пострадали икры, а у меня — голова и руки.
В Луганском областном ожоговом центре мне пересадили кожу с ног на лицо и руки, после двух операций на глазах я стала видеть. На левой кисти удалили первые фаланги пальцев — они сгорели до костей. Это была самая болезненная операция. Потом начались проблемы с «донорками»: в тех местах, где взяли кожу для пересадки, гноились раны. Я постоянно теряла много крови, поэтому в течение месяца мне вводили донорскую, сотрудники завода пять раз сдавали ее для меня. Все расходы на лечение предприятие взяло на себя. Нам с Надей каждый день передавали продукты, кто-то дежурил в больнице, сменяя наших дочек: подавал судна, кормил.
- Меня пустили к маме через неделю после случившегося, — говорит Наталья. — Она спала, и я не стала ее будить. Глаза у нее были закрыты пересаженной кожей. Когда она проснулась, ей соседка по палате сказала, что дочка пришла. Мама стала приговаривать: «Ты меня не бойся. Это я». Я узнавала только ее голос.
Людмилу выписали через два с половиной месяца с диагнозом термический ожог лица, век, роговицы, верхних дыхательных путей, рук. Это крайне тяжелая степень ожогов.
- Когда меня привезли домой, любопытные соседи выглядывали из окон, — вспоминает Людмила. — Дома я увидела себя в зеркале, и у меня снова случилась истерика. Для любой женщины внешность очень важна. Я всегда ухаживала за собой, старалась хорошо выглядеть. А теперь потеряла свое лицо.
«Я смотрю в зеркало и говорю себе: «Людочка, я буду любить тебя всегда»
На заводе это происшествие посчитали несчастным случаем. Людмила попросила закрыть уголовное дело в прокуратуре.
- Мне говорили, что я пожалею об этом, мол, руководство завода сразу же забудет обо мне, — вспоминает Людмила. — Но я решила, что мне не станет легче жить, если кого-то накажут. Руководство не отказывалось оплачивать лечение. Если нужны были деньги, я обращалась к председателю профсоюзного комитета Владимиру Скакуну. Он откликался на все мои беды: оплачивали и операции, и дорогу. В одной из киевских больниц мне разрезали рот — до этого я могла есть только с чайной ложки. Там же мне разъединили сросшиеся пальцы правой руки. В другой больнице сделали верхнюю губу, но больше ничего не могли предложить. И я решила обратиться в частную клинику. Врач честно сказал, что сделать лицо будет очень сложно, но порекомендовал хороших пластических хирургов в Киеве. Так я попала в «Рометаль». Здесь собрали всех специалистов и каждый из них сказал, что он может сделать с моим лицом.
- Я согласился сделать Людмиле ринопластику, — говорит профессор кафедры военной хирургии Украинской военной медицинской академии Олег Компанеец. — Это была уникальная операция, о которой не прочитаешь в учебнике. Термическая травма лица — нередкое явление. Но нет единого стандарта лечения. У Людмилы была очень травмирована кожа на лице, нам приходилось бороться за каждый миллиметр выжившей ткани, чтобы сформировать нос. Мы не стали пересаживать донорские лоскуты — они бы отличались по структуре. К тому же возникли бы проблемы с приживлением на поврежденных ожогом тканях. Мы делали все, что могли, но понимали: вернуть пациентке то лицо, которое у нее было, к сожалению, не удастся.
Людмила купила аппарат для микротоковой терапии и ежедневно выполняет процедуры, которые разглаживают рубцы, улучшают питание кожи.
- Я часто смотрю на себя в зеркало и говорю: «Людочка, я буду любить тебя всегда», — рассказывает женщина. — Мысли о самоубийстве оставила. Семья важнее, чем моя внешность. Есть и близкие люди — мои подруги Надежда, Наталья и Любовь, — которые душу мою воспринимают. Но мне хочется выглядеть так, чтобы не выделяться среди людей. Чтобы они меня не боялись!
Людмиле еще нужно сделать несколько операций. Женщина надеется, что руководство завода, на котором она работала, поможет ей довести лечение до конца.
- Из-за того что фаланги на левой кисти пришлось удалить, я не могу устроиться на работу и оплачивать операции сама, — говорит Людмила. — За утраченную трудоспособность получаю 502 гривни и пенсию по инвалидности. Муж тоже пенсионер, он работал в 1986 году в Чернобыле.
Сейчас на том же заводе на месте Людмилы трудится ее сын. Женщина часто говорит ему: «Сынок, делай свою работу так, чтобы люди не страдали».
347Читайте нас у Facebook
