«Тетенька, разрешите мне признать свою вину, а то они меня убьют»
Завтра исполняется ровно четыре года с момента задержания Кирилла Дегтярева. Парню, которому грозил 15-летний срок, несказанно повезло, ведь оправдательных приговоров, как заявил в прошлом году Президент Украины Виктор Янукович, у нас выносится всего 0,2 процента от всех решений суда. Ожидается, что с принятием нового Уголовно-процессуального кодекса ситуация изменится к лучшему. А пока на свободе гуляют преступники, чьи злодеяния правоохранители пытками заставили взять на себя невинных людей.
«Мне продиктовали явку с повинной и, убедившись, что я все запомнил, сказали: «Если что не так, следователь тебе подскажет»
Напомним, 27 января 2008 года на улице Салютной в Киеве неизвестные напали на 18-летнего гражданина Республики Конго Жозефа Бунту. С многочисленными ножевыми ранениями в голову, грудь и спину пострадавшего доставили в больницу, где он и скончался, успев перед смертью сказать, что на него напали парни в темной одежде.
В Украину Жозеф и его сестра Надин (она старше брата на два года) приехали после того, как родственник, на попечении которого остались дети после гибели родителей, захотел, чтобы они… поженились. Один из друзей покойного отца предложил им поступить в киевский вуз, но по прибытии детей в Украину исчез вместе с деньгами и документами. Здесь Жозеф получил статус беженца. Официально он нигде не работал и не учился, а жил на денежное пособие (80 долларов в месяц) от комиссариата ООН по делам беженцев, снимая квартиру на Нивках вместе с еще тремя выходцами из Африки. В то роковое воскресенье Жозеф, по словам сестры, вышел купить минералки.
Милиция возбудила уголовное дело по статье Уголовного кодекса Украины «Нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть», которую вскоре переквалифицировали в «Умышленное убийство». Тщательно разрабатывались основные версии происшествия: убийство на почве расовой дискриминации, с целью ограбления, на бытовой почве. Правоохранители не исключали, что у погибшего были проблемы правового характера. Кстати, в конце 2007-го — начале 2008 годов в Киеве было совершено несколько нападений на африканцев, иранцев, китайцев и других «не белых», в том числе — со смертельным исходом. И правоохранителям во что бы то ни стало надо было отрапортовать о раскрытии хотя бы части этих преступлений.
В итоге 23 февраля по подозрению в совершении этого преступления задержали двоих молодых киевлян, один из которых учился в 11-м классе средней школы, а другой — в колледже. Как заявили милиционеры, в присутствии адвокатов парни сознались в содеянном. В мобильном телефоне одного из них нашли фото молодых людей с поднятыми в нацистском приветствии руками, свастиками и скинхедовской символикой, после чего парень сознался, что около года состоял в организации скинхедов. По озвученной правоохранителями версии, один из задержанных — Кирилл Дегтярев — рассказал, что Жозеф Бунта надоедал его девушке частыми телефонными звонками. Его друг предложил избить африканца. Когда же они случайно встретили Жозефа на улице (ребята жили неподалеку), между другом и конголезцем завязалась драка, в которую ревнивый киевлянин сначала не вмешивался. Но увидев, что темнокожий побеждает, стал бить Жозефа ножом… Милицейская версия рассыпалась, однако Кириллу Дегтяреву пришлось ждать этого момента долгих четыре года в камере СИЗО.
— Мы с другом Сергеем (имя изменено. — Авт.) шли по улице, услышали крики, — рассказал «ФАКТАМ» Кирилл. — Пошли в ту сторону — навстречу мимо нас прошел человек. Он упал, встал, пошел дальше. Мы думали, пьяный, но прохожие начали кричать, что надо вызвать «скорую», милицию. Подошли и предложили помочь отнести его в поликлинику, которая была совсем рядом. Раненого из поликлиники забрала «скорая», а нас привезли в милицию, допросили и отпустили. Потом меня еще несколько раз вызывали, из школы забирали — уточняли, может, я что-то вспомнил, где-то что-то видел. Относились, как к обычному свидетелю, и даже благодарили за помощь.
Все изменилось 23 февраля. В тот день друг Дима попросил меня проводить его в милицию. Я взял гитару (вечером собирался на курсы) и пошел с ним. Дима поднялся в кабинет, а я остался ждать его на первом этаже. Потом меня попросили подняться наверх, где в кабинете надели наручники и начали бить, душить, выкручивать ноги. И кричали, что они все знают: дескать, это я убил, а Дима им все рассказал. Я держался — понимал: все очень серьезно и нельзя поддаваться. На ночь меня оставили в милиции, а утром опять завели в тот же кабинет и сказали, что я должен понимать: никто меня отсюда не выпустит. Не хочу говорить, что они обещали со мной сделать, понял — не выдержу, и согласился написать все, что мне скажут. Написал под диктовку явку с повинной, мне распечатали карту Киева и отметили на ней, где и что я должен показать на воспроизведении. На всякий случай сказали: «Если что не так — следователь будет подсказывать».
Письмо, в котором милиционеры сообщали родителям о задержании несовершеннолетнего сына, адресаты за четыре года так и не получили
— Адвоката Светлану Николаевну я увидел лишь 25 февраля, — продолжает Кирилл. — Я был настолько сломлен и напуган, что просил ее: «Я ничего не делал, но помогите мне взять это на себя». Невозможно передать мое тогдашнее состояние. Это было очень тяжело…
Как потом оказалось, милиционеры нашли в телефоне убитого номер Вероники — подружки моего приятеля Димы. И милиционеры заставили его под пытками написать, что мы с Сергеем, Димой и Вероникой шли по улице и встретили Бунту. И якобы Вероника сказала, что этот темнокожий к ней пристает. После чего мы с Сергеем набросились на парня, а Дима и Вероника остались в стороне. Веронику тоже заставили дать такие показания. Ее, может, и не били, но пять-семь здоровых мужиков могут запугать 15-летнюю девочку и без побоев — достаточно было рассказать, что они с ней могут сделать, и никто ей не поможет.
Как только Диму и Веронику выпустили, они пришли к моим родителям, которые уже везде меня искали, и все им рассказали. Мы с ребятами сразу отказались от выбитых показаний и написали заявления в прокуратуру о побоях и издевательствах милиционеров. Но это уже не помогло. Благодаря адвокату Светлане Николаевне я почувствовал себя защищенным. Изменился мой душевный настрой — я понял, что можно говорить правду. На следствии уже не били, но в камерах СИЗО (меня несколько раз переводили) то и дело появлялись советчики: «Откажись от адвоката, бери вину на себя — дадут меньше, быстрее на зону уедешь».
Следователи делали свою работу. Писали, что я скинхед, хотя никогда к ним не принадлежал. Придумывали какие-то версии, противоречащие показаниям свидетелей. Так, несмотря на то, что Дима и Вероника во время убийства были далеко от места происшествия (и это подтвердилось потом в суде), их все равно записали в свидетели. Многие очевидцы говорили, что нападавшие на темнокожего парни были гораздо выше меня, — на это тоже не обратили внимания. В приговоре на нескольких страницах опровергаются утверждения следователя. Судья Павел Слободянюк указал также, что Сергей все это время вводил суд в заблуждение.
Задерживая несовершеннолетнего, правоохранители обязаны немедленно оповестить об этом его родителей. Однако на практике зачастую все не так.
— Мы знали, что сын провожал Диму в милицию, — рассказала «ФАКТАМ» мама Кирилла Елена. — Поэтому 23 февраля, когда он не вернулся домой, пришли в территориальное управление милиции, куда он в течение месяца ходил во время расследования. Но там сказали, что Кирилла у них нет. Звонили на всякий случай в другие отделения. И только вечером на следующий день, когда отпустили Диму и Веронику, узнали, что произошло. На нашу жалобу в прокуратуру пришел ответ, что милиция о задержании сына сообщила нам письмом. Это письмо не дошло до сих пор.
«Предательство друга было для 16-летнего Кирилла страшнее ареста»
— Как только родители узнали, где Кирилл, они сразу же заключили со мной соглашение, — рассказала «ФАКТАМ» адвокат Светлана Криворучко. — «Договорившись» с Кириллом о показаниях, милиционеры дали ему адвоката по фамилии Рябенко, который формально присутствовал при проведении допроса. С Кириллом, тогда 16-летним пацаненком, он даже не говорил — просто сидел в кабинете. И не присутствовал при других следственных действиях, а в протоколах указан. В дальнейшем это стало одним из наших аргументов — в суде тщательно просматривали видео с воспроизведения, но Рябенко там не видно, хотя протокол он подписал. До моего вступления в дело уже были явка с повинной и подписанный протокол допроса с признанием вины.
Когда я увидела Кирилла, у него был затравленный взгляд, он выглядел как зомби. Мальчик даже рот не успел открыть, как я поняла, что мой подзащитный невиновен (это единственный случай за всю мою 21-летнюю адвокатскую практику). А первые его слова были: «Тетенька, пожалуйста, разрешите мне признать свою вину, а то они меня убьют». Позже он спрашивал: «В паспорте у меня отметку будут делать?» Надеялся, что после отсидки ему отметку в паспорте не сделают и никто не узнает о случившемся. Такое, конечно, запоминается на всю жизнь. Мы писали много жалоб, что признания выбиты физическим и моральным воздействием, но отовсюду нам приходили отписки, мол, нарушений в действиях милиционеров не выявлено и никаких доказательств этому нет.
Сергея задержали вскоре после Кирилла. Им обоим сначала определили по десять суток содержания под стражей. А 3 марта продлили санкцию. Мне сказали, что кроме признания Кирилла есть еще и показания его лучшего друга Сергея — якобы тот видел, как Кирилл бил Бунту. Когда я рассказала об этом Кириллу, он отказывался верить: «Нет, это какая-то ошибка». Для него предательство друга было страшнее самого задержания. Но в дальнейшем Сергей свои показания заученно повторял — слово в слово.
В написанных под диктовку «признаниях» Кирилл указал, что достал из кармана нож-»бабочку», нанес им удары, а потом выбросил на улице. Во время воспроизведения он все показал на месте. Дома у него изъяли четыре ножа, один из которых — большой охотничий, в чехле. А вскоре появились результаты экспертизы, согласно которым все ранения были нанесены именно этим охотничьим ножом. Еще одна экспертиза показала: на ноже есть кровь, которая может принадлежать как погибшему, так и Кириллу. Однако на чехле крови не было. Дело передали в суд.
Через полгода слушаний судья попал в ДТП. Дело передали другой судье и начали слушать заново. Второй суд длился полтора года. Все это время я пыталась провести экспертизу на соответствие ножа и нанесенных ранений. Неофициально эксперты высказывали свои сомнения, официально же вмешиваться не хотели. В отчаянии наобум написала запрос в Киевский НИИ судебных экспертиз. Пришел ответ: «По описанию нож ранениям не соответствует. Однако надо провести подробные исследования». Мы предоставили суду этот ответ и, опираясь на него, заявили ходатайство об экспертизе. Эксперт затребовал все четыре изъятых ножа, одежду погибшего, а также выделенные патологоанатомами кусочки кожи с ранами. Он дотошно исследовал около полусотни ран и повреждений на одежде и исключил то, что они могли быть нанесены любым из предоставленных ножей. Кроме того, установил, что убивали Жозефа Бунту двумя разными колюще-режущими предметами. Свои выводы он предоставил — с рисунками, схемами, таблицами — в многостраничном документе.
На допросе в суде этот эксперт заявил, что в своих выводах уверен на сто процентов. Предыдущий же эксперт была уверена в своих выводах наполовину, поскольку исследовала не все повреждения. Кроме показаний Сергея и признания Кирилла, у обвинения ничего не было — ни один из множества свидетелей не дал показаний против обвиняемого. Только глядя куда-то в сторону или в пол, Сергей заученно повторял, периодически сверяясь с бумажкой, что он видел, как Кирилл бил ножом темнокожего. Здесь надо отметить: когда проводилась психолого-психиатрическая экспертиза, Сергей рассказал двум разным врачам, как все было на самом деле и что в милиции его заставили оговорить товарища — это указано в материалах экспертизы. Когда же у него спросили, каким его словам верить, он опять начал утверждать, что убивал Кирилл. А врачей он хотел зачем-то обмануть.
Одна мама с сыном даже засвидетельствовали, что видели и драку, и Кирилла, который в это время находился на другой стороне улицы. По рассказам свидетелей, ни одежда, ни рост нападавших не соответствовали одежде и росту Кирилла (невысокий подросток просто физически не смог бы наносить удары в голову более рослому Жозефу). На все эти расхождения мы указывали еще на следствии, но все было проигнорировано. А когда осталось последнее заседание до приговора, вторая судья ушла работать в городской суд, и рассмотрение опять пришлось начинать снова. Третий судья слушал дело полгода. В приговоре он отметил все недочеты следствия, нарушение права на защиту и полностью оправдал подсудимых. Даже Сергея, который свою вину признал, но в чем именно она состоит, ответить не смог.
Явки с повинной были признаны написанными под диктовку — потому что не могут 16-летние дети описывать все официальными, юридически правильными, но кондовыми фразами! Также отдельным определением руководству киевской милиции было указано на неправомерные действия милиции и поручено проверить все обстоятельства дела.
— Пока радоваться рано, — продолжает адвокат Светлана Криворучко, — прокуратура подала апелляцию. Но мы надеемся, что Апелляционный суд не поддастся на давление и рассмотрит приговор Шевченковского суда юридически взвешенно.
Находясь в СИЗО почти четыре года, Кирилл сдал все тесты на 170-180 баллов и поступил в вуз
Прокомментировать это резонансное дело «ФАКТЫ» попросили начальника отдела прокуратуры Киева Наталью Сему.
— В ходе досудебного следствия установлены фактические обстоятельства преступления и доказательства, объективно подтверждающие вину подсудимых в его совершении. Но я считаю, что при постановлении приговора суд исказил их и дал неправильную оценку доказательствам. Следует отметить, что в стремлении оправдать одного из участников совершения преступления суд проигнорировал показания второго подсудимого, который как в ходе досудебного заседания, так и во время судебного рассмотрения дела, изложил обстоятельства совершения преступления. Эти показания совпадают с показаниями и других свидетелей.
— Чем прокуратура мотивирует свою апелляцию?
— Апелляционная жалоба прокурором по делу вносится в связи с незаконностью постановленного приговора.
— Проверяла ли прокуратура заявление одного из обвинявшихся о применении к нему пыток?
— Проверяла, но факт применения недозволенных методов следствием не нашел своего подтверждения.
В последний раз Кирилл видел Сергея в суде — когда его прямо в зале освободили из-под стражи: «Я шел в туалет (меня уже не вели, а я шел сам!), Сергей с родителями стоял под лестницей — никакой реакции на меня».
Мы хотели поговорить с Сережей (кстати, это именно в его телефоне следствие обнаружило расистские картинки), однако его мама сказала, что они посоветовались с семьей и адвокатом и решили никаких комментариев пока не давать.
Во время следствия следователь не разрешил обвиняемому, но до приговора суда все еще невиновному выпускнику 11 класса, сдавать тесты. Лишь когда дело передали в суд, руководство СИЗО разрешило их сдать — специально для этого в изолятор мама привозила преподавателей из центра тестирования. В каждом из пяти написанных тестов Кирилл набрал по 170-180 баллов. И затем еще почти два года искали вуз, который согласился бы его принять на обучение. Удалось поступить лишь в Криворожский институт делового администрирования — на менеджмент: только там нашлась дистанционная форма обучения и желание принять учиться арестанта.
В СИЗО Кирилл участвовал в самодеятельности — играл на гитаре, читал стихи. Получил несколько поощрений. В выданной ему для суда руководством изолятора характеристике указывается: «Во время содержания в СИЗО зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны. Вежливый, тактичный, придерживается культуры общения, рассудительный, сдержанный. Имеет природные способности к обучению. Имеет позитивные планы на будущее и мотивацию к их исполнению. Занимается своим личностным ростом». В настоящее время он устраивается на работу. После освобождения хочет перевестись на специальность финансы и кредит, чтобы стать банкиром. Скоро у него первая сессия. Жизнь продолжается.
2188Читайте нас в Facebook
