Мать убитого в российской тюрьме украинского подростка: "Тюремщики сломали сыну ребра и свернули шею"
В ночь на 25 ноября в Белореченскую воспитательную колонию привезли по этапу из Краснодара семерых подростков, осужденных за разные преступления. «Сотрудники колонии для несовершеннолетних, как бы совершая некий „обряд посвящения“ в заключенные, стали истязать пацанов, — написала у себя в „Фейсбуке“ российская правозащитница, член Общественно-наблюдательной комиссии по Краснодарскому краю Анна Митренко. — Да, пацаны осуждены и наказаны. Но, черт подери, КТО ДАЛ ПРАВО унижать и уничтожать? Новичков раздели и били. В ожидании, что те спустятся на самое дно. Того, кто сопротивлялся больше других, а ему было 16 лет, отбили, как котлету. И ОН УМЕР».
Умершим оказался гражданин Украины, житель села Грушево Тячевского района Закарпатской области Виталий Поп. Как рассказали подростки, прибывшие вместе с ним по этапу, «воспитатели» били Виталия за то, что он украинец. За то, что говорит с акцентом. «Ах ты, бандеровец!» — приговаривали они.
Тело убитого украинского подростка российские власти не отдавали восемь дней. Выдали лишь после вмешательства российских правозащитников, журналистов и небывалого общественного резонанса.
*Виталий Поп был осужден на четыре года и восемь месяцев, хотя родственники надеялись, что ему дадут условный срок. На фото — с отцом (справа) и другом отца (фото из семейного альбома)
— Тюрьма, где убили сына, взяла на себя расходы по транспортировке тела и похоронам, — рассказывает Светлана Поп, мать Виталия. — Все 2800 километров от Белореченска до села Грушево, где находится наш дом, я терзала себя за то, что не уберегла ребенка. И зачем только перевезла его на Кубань? Но кто же знал?
Кубань — моя родина. В 18 лет я вышла замуж за хлопца из Западной Украины, который был на заработках в наших краях. Сначала жили в Краснодарском крае, затем переехали на родину мужа, в Грушево Тячевского района.
Бог нам дал троих деток: дочку Снежану, сына Ивана и младшего сыночка Виталия. В 21 год Снежана, отравившись угарным газом, трагически погибла, оставив маленького сына, которому не было и двух лет. Два года назад мы с мужем решили поехать работать в Краснодарский край, в станицу Холмскую. Получили разрешение на временное проживание на три года. Организовали бизнес по производству тротуарной плитки. Поначалу взяли с собой лишь внука, сыночка покойной дочери Снежаны. За Виталиком дома, в селе, присматривал его старший брат Иван, который уже был женат. Позже мы решили забрать в Россию младшего сына: ребенок должен быть рядом с родителями. Виталик как раз закончил девять классов, и мы подумали: пусть годик поработает у нас в цеху, а затем здесь, на Кубани, пойдет учиться на кузнеца.
В станице к нам относились нормально: там издавна жило много украинцев. Знакомые пустили нас к себе на квартиру, попросив оплачивать лишь коммунальные услуги. Сначала жители станицы думали, что мы приехали из зоны АТО. Но мы говорили: «Мы не беженцы, у нас тут бизнес». Виталик очень нам помогал. Он был мастер на все руки: и плитку клал, и крыши крыл, и машины чинил. Получал за это зарплату, распоряжался деньгами сам, купил себе скутер. И вдруг случилась беда: Виталика арестовали.
В станичном магазине кто-то, ударив продавщицу по голове, сорвал с ее шеи золотую цепочку. Больше ничего не украли. На видео с камер слежения, установленных в магазине, преступник был плохо узнаваем, но продавщица опознала в нем моего сына. Это было как гром среди ясного неба. Виталик был воспитан в уважении к женщине, в деньгах не нуждался. Да и не был так глуп, чтобы грабить при видеокамерах, когда в любой момент могли войти покупатели, уж если на то пошло.
— А наркотиками он не баловался? Может, принял что-то и потянуло на подвиги?
— Он не курил, не пил, наркотики не употреблял. Даже у брата, который старше его на восемь лет, отбирал сигареты. Словом, история была темная. Кто-то в станице говорил, что мой сын связался с плохой компанией, а кто-то — что он взял всю вину на себя, когда в магазине случился разбой. Мы с отцом падали перед продавщицей на колени, просили забрать заявление, говорили, что оплатим любой моральный и материальный ущерб, но она отвечала, что никакими деньгами эту вину не искупить.
Сына поместили в Новороссийский следственный изолятор, хотя подростков, обвиняемых в таких преступлениях, держать в СИЗО во время следствия не имеют права. Но следователь мотивировал свое решение тем, что наш сын, если будет на подписке о невыезде, может сбежать в Украину, на родину. Виталик говорил, что в СИЗО с ним обращаются нормально, не бьют. У потерпевшей были связи в правоохранительных органах, и дело расследовали очень быстро. Даже наш адвокат, и тот, как мне кажется, работал в ее пользу. Мы оказались в нелегком положении. Идет война с Украиной. По телевизору постоянно показывают ужасы «про хунту», звучат призывы «стереть украинских фашистов с лица земли». А обвиняемый — украинец. Как его будут судить? Понятно как. Без всякой пощады.
На суде, еще на что-то надеясь, я просила потерпевшую: «У вас же дети. Завтра ваш ребенок, не дай Бог, попадет в трудную ситуацию, и вы так же будете умолять другую мать простить его». Но та отрезала: «Я его не прощаю!»
Мы надеялись, что сыну дадут условный срок или хотя бы два-три года, ведь ему всего 16 лет, ранее не судим. Но 9 ноября судьи вынесли приговор: четыре года и восемь месяцев колонии. Виталик воспринял это очень тяжело, потом сказал: «Мама, отсижу достойно, выйду мужчиной и докажу, что я не преступник».
После оглашения приговора сын еще месяц находился в СИЗО. Перед отправкой в Белореченскую воспитательную колонию мы приехали к нему на свидание. Виталик сначала улыбался, показывал, что у него бодрое настроение. Потом признался: «Мама, нам говорили, что воспитатели в колонии издеваются над детьми. Но я готов это выдержать». А у самого губы тряслись от страха. Мы разговаривали с Виталиком через стекло и снимали его на видео, не зная, что больше никогда не увидим сына живым. Когда свидание закончилось, охранник, хоть это, может, и не разрешено, спросил Виталика: «Хочешь попрощаться с родителями?» Сын сказал: «Хочу». Сейчас настолько важно, что мы с отцом смогли обнять своего сыночка перед смертью! Я часто мысленно благодарю того охранника, дай Бог ему здоровья.
Виталика отправили этапом в Краснодар. Оттуда в ночь на 25 ноября его и еще шестерых ребят доставили в Белореченскую колонию.
Сразу же, с ходу их начали бить воспитатели. Один из подростков потом дал показания, которые попали в прессу: «Прибыли в БВК (Белореченскую воспитательную колонию. — Авт.) автозаком. Медработник не осматривал, нас сразу привели в карантинное отделение. Никто никому не хамил, не грубил, все было спокойно. На первом этаже нас всех досмотрели и сказали пройти в душевую, раздеться полностью, якобы чтобы принять душ. Но тут в моечную вошли еще несколько человек, почему-то в масках и с дубинками. Они стали избивать нас. Удары наносили руками и ногами по всему телу. Заставляли отжиматься от пола и приседать. Кто больше не мог, того снова избивали. Угрожали изнасилованием, оскорбляли. При этом присутствовали и наблюдали весь процесс избиения другие сотрудники (шесть- семь человек), одетые в форменную одежду, без масок.
Некоторые теряли сознание от ударов по голове, их обливали холодной водой и опять заставляли отжиматься или били. Больше других избивали осужденного по фамилии Поп. Он отказывался отжиматься и приседать. Сотрудники называли его „бандеровец“, „хохол“. Он просил: „Не бейте, хватит, хватит“, но они продолжали. Становились ему на голову и давили на нее ногами, угрожали, что заставят его „жрать г… о и мыть туалет“. Всех остальных, кроме Попа, который потерял сознание и не мог никуда идти, после избиения повели на стрижку. Потом разрешили принять душ и одеться».
Подросткам позволили поспать один час, до шести утра. Потом пригласили тюремного психолога, которая спросила: «Ну как, вам здесь нравится?» Все прибывшие ребята после «прописки» попали в тюремный лазарет. Наш сын, по одним данным, скончался на месте, по другим — умер в реанимации в больнице. По заключению экспертов, смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы с кровоизлияниями в вещества головного мозга.
В постановлении Следственного комитета о признании меня потерпевшей, которое я потом получила, были перечислены те, кто участвовал в избиении: это старший инспектор отдела охраны, два начальника караула отдела охраны, старший инспектор отдела охраны, воспитатель отдела по воспитательной работе с осужденными, младший инспектор отдела охраны.
— Уже днем 25 ноября о ЧП в колонии каким-то образом узнала российская пресса, — рассказал «ФАКТАМ» Иван Поп, отец Виталия. — Тюремное начальство начало было говорить, что малолетки устроили бунт и пострадали в ходе усмирения, но российские правозащитники быстро выяснили правду: бунта не было. Сына уже убили, но нам никто ничего не сообщил. Тюремщики позвонили лишь 26-го числа: «Приезжайте в колонию, у нас ЧП». Я спрашиваю: «Сын жив-здоров?» — «Это не телефонный разговор». В тот же день тестю, проживающему на Кубани, где прописана моя жена Светлана, пришла телеграмма: «Приезжайте в Белореченскую колонию. Ваш сын Виталий умер».
Когда я увидел сына в морге, ужаснулся. Даже из Афганистана таких не привозили… Ноги переломаны, голова смята, шейный позвонок перебит, ребра сломаны, грудная клетка черная от синяков, правое ухо рассечено, подбородок черный…
Мы успели зафиксировать это на видео. Но что делать дальше, не знали. Мне позвонила женщина, которая назвалась независимым экспертом по делам несовершеннолетних в Краснодарском крае, и предложила помощь. На нас стали выходить российские журналисты. Никогда бы не подумал, что они встанут на сторону замученного украинского ребенка. Меня это потрясло.
Правда, не все журналисты потом писали, что Виталия перед смертью называли «бандеровцем» и «хохлом», но даже такие статьи показывали: есть люди, которые не боятся выступить против режима.
— Городской прокурор Краснодара и главный начальник по детским колониям, прилетевший из Москвы, встретившись с нами, просили не хоронить Виталика в Украине, — вспоминает Светлана. — Мотивировали это тем, что мы работаем в России, будет удобно ходить на кладбище. «К тому же может понадобиться эксгумация тела», — добавили они. Я ответила: «Сын в морге уже больше недели. Делайте все необходимые экспертизы сейчас…» Но они продолжали давить психологически, требуя хоронить сына на Кубани. Понятно, не хотели международного скандала. Но что мне до их политики. У меня сына убили. Ребенка, который так просился назад, в Украину. А мы говорили: «Сынок, давай еще поработаем осень, а весной вернемся домой…»
В конце концов я воскликнула: «Все! Дайте нам подумать. В первую очередь отвезите к следователю». Мы взяли у него постановление по делу. Потом сообщили свое решение: «Сына будем хоронить в Украине». Работники колонии затягивали с выдачей тела. Наконец 4 декабря, взяв для подстраховки журналиста российской «Новой газеты» Евгения Титова, который первым написал об убийстве моего сына, мы приехали в морг. Сказали начальнику колонии, что это наш родственник, но тот журналиста узнал, может, поэтому препятствий больше не чинил.
— Вы общались с родителями других избитых подростков?
— Когда к ребятам срочно приехали родители, тюремщики даже не позволили им увидеться: снимали больных на видео и показывали в доказательство, что они живы. «Почему нельзя к ним в палату?» — спрашивали родители. «Карантин!» — отвечали тюремщики. Правда, потом кому-то из мам вроде бы разрешили свидание. Утром 28 ноября с родителями избитых ребят встретился исполняющий обязанности начальника колонии. Родителям сказали, что подростков переведут из Белореченска в Краснодар, чтобы на них никто не оказывал давления. Не знаю, перевели ребят в другую колонию или нет. Насколько мне известно, программы защиты свидетелей в таких ситуациях в России нет. А это означает, что, если подростки останутся в той же колонии, они могут отказаться от свидетельств и дело спустят на тормозах.
Убийц моего сына арестовали. Краевой Следственный комитет возбудил два уголовных дела: по умышленному причинению тяжкого вреда здоровью, повлекшему смерть потерпевшего, и по превышению должностных полномочий с причинением тяжких последствий. Мы с мужем собирались после похорон сына вернуться на Кубань, чтобы следить за тем, как расследуется дело. Но муж… скончался.
Интервью газете «ФАКТЫ» было последним, которое он дал журналистам… Я похоронила мужа в минувшую субботу, рядом с сыном Виталиком и дочкой Снежаной. Иван страшно переживал смерть сына. Еще на Кубани муж начал бороться с онкологией. Врачи говорили, что у него есть шансы выжить. В те дни, когда Виталика убили, он как раз собирался в очередной раз ложиться в больницу. Когда нам сообщили о ЧП в тюрьме, мужу было уже не до лечения. После похорон сына Иван угас на глазах. Ему было 52 года.
Я постоянно вспоминаю ту русскую женщину, продавщицу магазина. Как мы ее умоляли не сажать нашего сына, в ноги падали! Было же видно, что семья у нас нормальная, что сын не матерый уголовник, что надо дать ему шанс. Потерпевшая — моя ровесница или чуть старше, ей лет пятьдесят. В таком возрасте люди уже биты жизнью, умеют прощать. Все думаю о ее словах: «Его вину никакими деньгами не искупить».
— Что вы ей скажете, если встретитесь?
— Со временем поеду на Кубань: надо распродать оборудование перед возвращением в Украину. Скажу ли я ей что-то? Не знаю. В конце концов, не эта продавщица истязала моего ребенка, не она топталась у него на голове и ломала ему ребра. Но она убила его тем, что не простила. Спрошу, наверное: «Теперь, когда мой сын убит, а муж мертв, мы искупили свою вину?»
8730
P. S. Когда верстался номер, стало известно, что к резонансному делу об убийстве украинского подростка в российской колонии подключился уполномоченный президента Украины по правам ребенка Николай Кулеба.— Мы направили обращение в МИД Украины с просьбой как можно скорее подать соответствующую ноту в компетентные органы Российской Федерации с требованием объективного расследования этого дела и предоставления Украине исчерпывающей информации, — сообщил «ФАКТАМ» Николай Кулеба. — Случившееся — это не только уголовное преступление, а грубейшее нарушение основных принципов Конвенции ООН о правах ребенка. Виновные в смерти 16-летнего гражданина Украины должны быть наказаны. Я искренне сочувствую семье погибшего. Мы предложили правовую помощь его маме, Светлане Поп, но она пока не пришла в себя после трагедии.
Читайте нас в Facebook
