«Когда я рожала, меня приковали к гинекологическому креслу за левую руку и правую ногу»

Сейчас 22-летняя Виктория Корнейко вместе с шестимесячным сыном Денисом находится дома. Ждет окончания судебного процесса, надеется на не слишком суровый приговор. Своего участия в преступлении женщина не отрицает. По ее словам, она оказалась втянута в пьяную потасовку, в которой собутыльники что-то между собой не поделили. Вика принялась защищать своего знакомого, отняла у его противника мобильный телефон — и в итоге оказалась под судом по уголовной статье «Разбойное нападение».

— Зачем я полезла в эту драку? — раскаивается молодая мама. — Если бы знала, чем это закончится! Но сейчас дала себе слово: изменю свою жизнь, никогда не свяжусь с сомнительной компанией, буду беречь и растить сына.

«Я просила милиционеров прекратить побои, говорила, что беременна»

Вику арестовали в середине января прошлого года.

— Сотрудники милиции явились к нам домой, отвезли меня в отделение милиции, — рассказывает Виктория Корнейко. — Там, даже не объяснив толком, в чем меня обвиняют, завели в кабинет и принялись бить — по лицу, по рукам, в грудь. Я просила прекратить побои, говорила, что беременна. Да это и так было видно — живот на пятом месяце уже немаленький. Меня отпустили в туалет, но когда я начала умываться, в помещение вошел сотрудник милиции и стал бить меня головой об раковину. Лицо опять затекло кровью...

Зверскому избиению беременной женщины есть документальное подтверждение — телесные повреждения на лице и теле задержанной были зафиксированы судмедэкспертом. Это произошло благодаря тому, что Вике чудом удалось позвонить по мобильному телефону маме, а та сразу обратилась в прокуратуру. Приехавшие сотрудники зафиксировали побои, изъяли окровавленную кофту.

— Меня отвезли в изолятор временного содержания, а на третьи сутки, после постановления суда о взятии под стражу, перевели в СИЗО, — продолжает моя собеседница. — Говорят, там есть специальная камера для беременных, но я такой не видела. Меня поместили в камеру, где находилось около тридцати женщин, которые из-за нехватки мест спали по очереди, а иногда и на полу. Приблизительно на восьмом месяце меня перевели в камеру для несовершеннолетних, где находилась и ВИЧ-инфицированная беременная женщина.

Утром 22 мая начались схватки. Меня спустили во двор, посадили в автозак, заперли и... забыли на два часа. Я мучилась там одна, не зная, что делать, если начнутся роды. Кричала, просила, чтобы побыстрее везли, но все напрасно. Позже оказалось, что не было свободного конвоя для доставки. Наконец явились три охранницы. В роддом меня заводили в наручниках, как страшную преступницу, на глазах у остальных пациенток и посетителей. Это было так унизительно! Зачем нужна была такая мера предосторожности? Как будто я, корчась в схватках от боли, могла сбежать! Но дальнейшее оказалось еще хуже. Меня завели в родзал и... приковали к гинекологическому креслу за левую руку и правую ногу. Я просила конвоиров, чтобы меня освободили хотя бы на время родов, но они ответили, что это требование закона. Врачи не вмешивались.

Роды длились семь часов, все это время охранницы сидели рядом и смотрели. Иногда, когда я очень сильно кричала, одна из них вставала и прикрывала мне рот рукой. Малыш достался мне нелегко, с разрывами и кровотечением. Врачи наложили швы и велели идти в палату. Там меня снова пристегнули к кровати. Палата была четырехместной, и женщины-конвоиры тут же легли спать на свободные кровати. Когда пришла пора кормить малыша, я разбудила их и мне освободили руки, пристегнув за ногу к ножке кровати. Так продолжалось три дня. Когда я просто лежала на кровати, то меня пристегивали за руку, а когда кормила ребеночка — то за ногу к кровати. Только перед принятием душа с меня снимали наручники. Я раздевалась, заходила в душевую кабинку и должна была оставить дверь открытой. Охранница садилась на стул с дубинкой в руках и наблюдала, как я моюсь.

На третьи сутки после родов Вику с малышом выписали из больницы.

— Врачи хотели оставить в больнице хотя бы до снятия швов, — вздыхает женщина. — Но, как мне пояснили, в СИЗО сочли, что это слишком «жирно» — держать возле одной аж трех конвоиров. И меня вернули в изолятор, в ту же самую камеру. Вскоре нас с Дениской навестил участковый педиатр, специально пришедший в СИЗО из ближайшей детской поликлиники. Он поставил ребенку диагноз «физиологический фимоз». Это заболевание вызывает проблемы с мочеиспусканием и, как следствие, постоянное воспаление крайней плоти. Малыш плохо спал, часто плакал, был нервным и раздражительным.

Педиатр ушел и больше не появлялся. Чуть ли не каждый день Виктория Корнейко обращалась к администрации СИЗО с ходатайствами о полном обследовании и лечении сына, однако просьбы оставались безответными.

По словам заключенной, условия в камере были ужасными. Маленькое помещение в цокольном этаже с крохотными оконцами под потолком, куда почти не попадает солнечный свет. Высокая влажность, на стенах и полу грибок. Горячей воды не было вовсе, холодную подавали на несколько часов в день. Чтобы искупать новорожденных (соседка Вики по камере тоже родила малыша), женщины грели воду на неисправной электроплитке, то и дело «бившей» током.

— На прогулку нас выводили раз в день, минут на двадцать, — говорит Вика. — Задыхаясь от вони, мы с малышами на руках ходили кругами внутри бетонной клетки с проволочным потолком, стены которой запачканы испражнениями и исписаны похабными словами. При том, что в СИЗО есть хороший уютный дворик, который всегда показывают высокопоставленным гостям. Но нам удалось погулять там лишь пару раз. Специальное питание, предназначенное для кормящих матерей, состояло из стакана жидкости белого цвета, которая и не пахла молоком, и кусочка серого масла. В день судебного заседания поесть не удавалось вообще. Про сухой паек на обед в СИЗО «забывали», на ужин я не успевала. Спасали только мамины передачи.

«Когда по требованию суда женщина вставала, младенец оставался лежать на лавке для подсудимых»

По словам известного харьковского правозащитника Геннадия Токарева, когда он впервые увидел в клетке подсудимую с младенцем на руках, ему стало не по себе.

— Я не мог поверить, что такое возможно! — возмущается адвокат. — Когда по требованию суда женщина вставала, ребенок, которому тогда было три месяца, оставался лежать на лавке для подсудимых. Было просто-напросто страшно, что он может упасть на пол! Однако судью, похоже, эта ситуация нисколько не волновала.

Оказалось, Виктория просила судью разрешить ей во время судебного процесса находиться не в железной клетке, а сидеть с ребенком на одном из стульев в зале рядом с мамой, которая помогла бы держать младенца. Но судья отказал, сославшись на запрет со стороны конвоя. Кроме того, подсудимая обратилась к суду с ходатайством о медицинском обследовании ребенка, регулярном наблюдении у педиатра, нормальном питании, обследовании сокамерников на предмет инфекционных заболеваний. И снова получила отказ. Основанием для него стала некая справка о том, что недавно осматривавший младенца в СИЗО врач установил: «состояние мальчика удовлетворительное, и он может содержаться в следственном изоляторе».

— На самом деле моего ребенка никто ни разу не осматривал, кроме единственного случая по возвращении из роддома, — объяснила Виктория.

Юристы харьковской правозащитной группы взялись помочь молодой матери. Сделав запрос в районную детскую поликлинику, они выяснили, что подсудимая говорила правду: врач действительно навестил ребенка только один раз за три месяца. При этом сотрудники СИЗО продолжали утверждать, что педиатр наведывался к младенцу, как и положено, каждый месяц.

— Собрав необходимые документы, мы от имени матери и ребенка обратились в Европейский суд по правам человека с заявлением о нарушении Украиной статьи Европейской конвенции о надлежащих условиях содержания матери с ребенком в СИЗО, — рассказывает адвокат Геннадий Токарев. — Кроме того, заявили о необходимости немедленного обследования ребенка и предоставления ему медицинской помощи. Страсбургский суд обратился к правительству Украины с требованием срочно принять необходимые меры.

Вот когда в СИЗО начался настоящий переполох! В один день маленький Дениска был осмотрен дерматологом, кардиологом, хирургом, отоларингологом, неврологом и педиатром. Выяснилось, что у малыша проблемы с сердцем, которые требуют дополнительного обследования на специальной аппаратуре. Кроме того, ребенку поставили диагноз «аллергический дерматит», при котором кормящей матери рекомендуется особая диета. Викторию с ребенком сразу перевели в другую камеру, предназначенную для содержания женщин с детьми. Непонятно, почему нельзя было соблюсти нормы режима и сразу после родов перевести туда подсудимую с новорожденным?

— Потом ко мне в камеру явился сотрудник СИЗО и настоятельно порекомендовал написать заявление, что я довольна условиями содержания в изоляторе, пребыванием в роддоме, а также медицинской помощью мне и ребенку, — рассказала Виктория. — И пригрозил: «Иначе у тебя и твоего мальчика будут большие проблемы». Что мне было делать? Я боялась этих людей. Поэтому и написала все так, как от меня требовали.

Таким образом «родился» оптимистичный отчет из СИЗО, к которому прилагались фотографии чудесной камеры и уютного дворика для прогулок. Но дело уже набирало обороты.

«Никто из заключенных у нас не жаловался, только она одна»

На первом же судебном заседании после того, как Европейский суд потребовал от Украины немедленных мер по лечению малыша, Викторию Корнейко освободили из-под стражи на подписку о невыезде.

— Я плакала от счастья, когда вместе с сынишкой оказалась в родной квартире, вместе с мамой и младшей сестрой! — говорит Вика. — Судебный процесс надо мной идет медленно, свидетели не приходят. Изо всех сил надеюсь на более мягкое наказание. Страшно представить, что мы с Дениской можем опять оказаться в СИЗО или в колонии. (Речь о том, чтобы оставить малыша в семье, пока не идет, поскольку шестимесячный ребенок нуждается в грудном вскармливании. — Авт.)

Оказавшись на свободе, Вика смогла без давления и угроз написать второе заявление в Европейский суд, в котором правдиво описала условия своего содержания в СИЗО.

— На днях Европейский суд прислал нам ряд дополнительных вопросов, мы ждем возражений Украины в ответ на наше заявление, — пояснил Геннадий Токарев. — После того как дело рассмотрят по существу, можно будет говорить и о сумме морального ущерба, причиненного молодой матери и ее ребенку. На мой взгляд, обращение с заключенной, вина которой к тому же еще не доказана судом, напоминает издевательства инквизиции.

По словам юриста, Европейский суд считает нормы, принятые украинской пенитенциарной системой (приковывание больных заключенных к кроватям, приковывание беременных и рожениц во время родов, а также вскармливания младенцев) грубейшим нарушением Международной конвенции по правам человека.

Мы попросили прокомментировать ситуацию помощника председателя Государственной пенитенциарной службы Игоря Андрушко. Как могло произойти, чтобы конвоиры дошли до такой жестокости — приковывали женщину во время родов к креслу?

— Существуют правила вывода арестованных за пределы спецучреждения, — рассказал Игорь Андрушко. — Это делается обязательно в сопровождении конвоя работников органов внутренних дел или сотрудников СИЗО. Конвоиры снабжены резиновыми палками, газовыми баллончиками и наручниками. Вопрос о применении наручников решается в зависимости от ситуации. Например, на арестанта, направляемого в больницу по скорой помощи, наручники не надевают. Если же человек направлен на лечение в плановом порядке, то блокировка рук не помешает медицинскому обследованию. Ведь арестант может, воспользовавшись ситуацией, совершить непредвиденный поступок — попытаться выброситься из окна, напасть на конвоиров, взять в заложники кого-нибудь из медперсонала. Из этих же соображений безопасности могли пристегнуть и роженицу.

Что касается жалоб этой молодой женщины на условия содержания в Харьковском СИЗО, то они, вероятно, продиктованы ее предубеждением против этого спецучреждения. Харьковский изолятор числится у нас на хорошем счету, особенно женский корпус. Заявление, что там целый месяц не было горячей воды, — нонсенс. Такого просто быть не могло. Никто из заключенных ведь не жаловался, только она одна.