«Мужчина истощен, „кожа да кости“, его история — военное преступление»: Виктория Ивлева о последнем эвакуированном жителе Лисичанска

«ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ. БУДНИ ВОЙНЫ.

Отрывок из моего репортажа об эвакуации из Лисичанска. Один человек. Одна жизнь.

Иду по двору многоэтажки. У подъезда на табуретках беспечно сидят и покуривают мужики, на предложение уехать слышу дежурное не-не, мы не хотим, кто там нас ждет, на что мы будем там жить (а на что вы здесь живете?), работы там нет (а здесь, в постоянно обстреливаемом городе без света, воды и телефона ее много?), — в общем, полный набор. Понимание, что ТАМ ты точно будешь жив, а здесь — неизвестно, — вот это простое житейское понимание куда-то из людей девается, остается только ощущение своих стен как маленького счастья и защиты от беды.

Я уже даже и не спорю. Спрашиваю просто:

- Дети, больные есть?

- Детей нет, а вон, поднимитесь на четвертый или на шестой, там лежачий был, соседи за ним присматривали.

Поднимаюсь на четвертый. На двери в предбанник надпись «ЖИВУТ ЛЮДИ». Колочу в нее руками, ответа нет. Захожу внутрь, колочу руками и ногами в двери квартиры. Молчание. Бегу на шестой, колочу там. Выходит женщина с неприметным усталым лицом, она оказывается медсестрой Людмилой, которая и ухаживает за больным.

- Уехать не хотите? — спрашиваю на всякий случай.

- Мы с мужем нет. Мы уж так. А вот Юрия-то Николаевича вы увезите.

Идем в квартиру. Людмила открывает дверь — я вижу в коридоре человека с всклокоченными седыми волосами, тонким лицом, горящими, просто сверкающими глазами. Перед ним почему-то стоит пустая детская ванночка для купания. На человеке надеты одни трусы, прихваченные большой желтой прищепкой. Человек не просто худ — он полностью истощен, и фраза «кожа да кости» перестает для меня быть фразой, превращается в живую, все еще длящуюся, жизнь этого неизвестного, почти убитого обстоятельствами войны мужчины.

- Юрий Николаевич, — обращается к нему Людмила, — вот женщина может Вас вывезти.

Он неожиданно легко соглашается.

Мы начинаем собираться. Где что лежит в квартире, он не особо знает. Но паспорт обнаруживаем быстро, добавляем к паспорту пару теплых носков (ноги у меня все время мерзнут, надо теплее, — говорит он жалостливо), — кроссовки, еще одни домашние шлепанцы.

Вдруг:

- А сейф! Надо же взять сейф.

Сейф находится, это металлическая зеленая коробочка с торчащим из нее ржавым ключом.

- Может быть, какие-нибудь фотографии, — спрашиваю я, — Вон у вас в шкафу стоят.

- Нет, ничего не надо. Паспорт взяли?

- Взяли.

- А где он?

- Вот, в мешочке целлофановом.

- Я должен проверить.

Проверяет.

Берем роскошное, в розах, плюшевое одеяло с кровати и подушку. Бегу за местными волонтерами, они приходят, примериваются, как снести Юрия Николаевича вниз. За окном слышны взрывы, но никто из нас не убыстряется. Мы понимаем, что это не близко, не наше, в смысле, пока до нас не долетит.

В комнате полный кавардак. На столе лежат неизвестно когда и откуда взявшиеся два французских багета.

- Людмила, — спрашиваю я, — почему он такой худой?

- Он просто почти перестал есть. Жена, когда уезжала, уговаривала его вместе ехать, он все говорил завтра-завтра, она в какой-то момент не выдержала, поехала к дочке, оставила ему полный холодильник еды и еще продуктов всяких, я прихожу — ничего не тронуто, все испортилось.

Жена Юрия Николаевича уехала первого апреля, считая, что и он подтянется, но он не подтянулся, потом перестали работать мобильники, и связь с семьей — любая — была потеряна.

И так он и лежал день за днем, ожидая конца — хоть от чего.

- Юрий Николаевич, миленький, давайте, на одеяле мы вас как-нибудь спустим, ребята вон с четырех сторон возьмутся, мы помаленечку…

- Нет, — вдруг говорит он. — Я сам. А где паспорт?

- Да вот он, и сейф здесь. Поторопимся, а? Вечер скоро…

Я помогаю ему надеть тапочки, спортивные штаны, кофту, он опять спрашивает про паспорт, и наконец мы осторожно выбираемся из квартиры.

На лестнице военные тянут какие-то провода. Пришедшие на помощь волонтеры поддерживают Юрия Николаевича, он медленно, приставляя ногу к ноге, спускается по лестнице. Мы с Людмилой несем его вещи.

Пока я вожусь с Юрием Николаевичем, парни из БАЗЫ.UA (волонтеры, благодаря которым я и попала в Лисичанск) совершают свои ежедневные подвиги: забирают человека, посеченного осколками, забирают мужчину со сломанной ногой; потом кто-то рассказывает им про одинокую бабушку, они поднимаются в квартиру: бабушка лежит голая в собственных экскрементах, сверху плед, рука сломана, воды нет никакой, просит поесть, когда последний раз ела — не помнит. Джон провозится с ней около трех часов, отмывая влажными салфетками и вытирая тряпками. В конце концов ее грузят вместе с ранеными и везут в больницу в Краматорск.

Укладываем Юрия Николаевича на матрасы в машину, укрываем одеялом с розами.

Все, в путь!

Юрий Николаевич оказывается последним эвакуированным жителем Лисичанска — на следующий день военные уже не пускают в город никого, слишком опасно.

Мы едем с ним вместе до Покровска, садимся в эвакуационный поезд, я — до Днепра, он — до Львова. Поезд полон. В соседнем с нами вагоне едет в госпиталь ветеранов войны Раиса Васильевна, родившаяся в апреле сорок пятого года в концлагере в Эссене. Ровно напротив Раисы Васильевны едет в свою первую эвакуацию десятимесячный Ярославчик. Я никогда не думала, что увижу закольцованность истории вот так впрямую.

Я выхожу в Днепре, прощаюсь с Юрием Николаевичем, он встает, держась за столик, и говорит мне, явно волнуясь, погодите, Вика, я хотел Вам сказать… вот что я хотел вам сказать: Вы очень красивая женщина!

Будет жить, думаю я. Будет жить.

Мы обнимаемся на прощанье, я выхожу из эвакуационного поезда, бреду по платформе, потом что-то во мне ломается, я сажусь на ступеньки днепровского вокзала и долго плачу, жалея всех нас, опаленных войной.

PS.
Во Львове Юрия Николаевича встретили жена и дочь. Сейчас он в безопасности. Историю Юрия Николаевича я считаю военным преступлением.

ФОТО ЮРИЯ НИКОЛАЕВИЧА, КОТОРОЕ Я СДЕЛАЛА НА МОБИЛЬНЫЙ ТЕЛЕФОН, ВОЙДЯ В ЕГО КВАРТИРУ, ПУБЛИКУЕТСЯ С РАЗРЕШЕНИЯ ЮРИЯ НИКОЛАЕВИЧА И ЕГО СЕМЬИ.

Пожалуйста, прочитайте весь репортаж и сделайте РЕПОСТ. Я очень хочу, чтобы об этой истории мирного человека, угодившего в лапы войны и о работе волонтеров-эвакуаторов узнало как можно больше людей", — написала Ивлева в Facebook.

Полностью репортаж можно прочитать на «Радио Свобода».