«Россияне буквально „летали“ на военной технике по Ирпеню и обстреливали всех, кого видели»: военный, защитник прав потребителей Максим Несмиянов

— Максим, многие из нас до последнего не верили в возможность полномасштабной войны в XXI веке. Насколько я знаю, вы не только осознавали ее неизбежность, но даже подготовились.

— Примерно за полгода до начала активной фазы войны я уже понимал: будет что-то плохое, например, крупный экономический кризис или война. Это происходило чисто интуитивно. В 20-х числах февраля проверял коллекторов и мне пришла повестка в военкомат. Тогда еще подумал, мол, ничего себе, я же служил в армии в 2005—2006 годах, а спустя 16 лет пришла повестка. Тогда мелькнула мысль: это случайность. Тем не менее в военкомат сходил. 23 февраля я уже настолько был настроен на скорое начало войны, что даже подстригся. Жену просил уехать из-за маленького сына, которому на тот момент не исполнилось и двух лет, не хотел ими рисковать. Она наотрез отказалась. А 24 февраля утром смотрю телефон, а там куча сообщений об обстрелах со всех сторон. Стало понятно: это большая война. Поэтому семья вместе с друзьями уехала, а я остался дома в Ирпене. Отправив родных, зашел в магазин, купил, образно говоря, сухпай, то есть продукты долгого хранения. Подумал, что будет полный апокалипсис, впоследствии он настал. Паника отсутствовала, но понимание, что все плохо, было!

— Поскольку еще до войны вы посетили военкомат, насколько быстро после начала боевых действий призвали в армию?

— Дело в том, что жена прописана в Ирпене, а я — на левом берегу Киева. Мне нужно было как-то попасть в столицу, что было сложно, поскольку мосты подрывали. Поэтому решил искать ирпенский военкомат, мне сказали, что он находится в Буче. Тем не менее решил сам все перепроверить. Нашел в интернете старый адрес и пошел в военкомат Ирпеня. Но на том месте уже красовались забор и новостройка.

— Но ведь можно было записаться в терроборону?

— На второй или третий день войны мы с ребятами со двора решили объединиться и собрались группой идти в терроборону. Но нам сказали, что оружия не осталось.

Тогда одну за другой вышки связи «положили» и с коммуникацией возникли проблемы. В тоже время свет, газ и вода были до последнего. Но когда пропала вода, я уже понял: «приехали». Вообще удивлен, что все так долго было. В то время много перемещался по Ирпеню, ходил по друзьям, которые выехали и просили зайти к ним что-то посмотреть или сделать. Заодно собирал продукты, поскольку осознавал: вырваться нельзя и никто ничего привозить не будет. На тот момент в моем доме остались я, глава ОСББ и мама с дочкой. Они пытались выехать из Ирпеня на последнем поезде, но рельсы подорвали и этот путь оказался закрыт.

Когда оккупанты дошли до нашей части Ирпеня, они буквально «летали» на военной технике по городу и обстреливали всех, кого видели. Поэтому я взял собачку друзей (они попросили ее вывезти), рюкзачок и самостоятельно пешком выбирался. По дороге встретил ребят, приехавших в церковь, а у них вся машина в дырках. Им встретился русский БТР с автоматчиками, которые просто начали расстреливать автомобиль. Ребята выжили. Анализируя происходящее, понял: без оружия играться в «кто умнее» бессмысленно, поэтому решил идти в армию. Что и сделал.

Читайте также: Оккупанты назначили вознаграждение за нашего командира и грозили убить его семью, — участник боев за Ирпень

«Без боевого слаживания подразделение разбивается на маленькие части, а должно работать, как единый организм»

— В интервью «ФАКТАМ» политолог Кирилл Сазонов говорил, что в начале войны попасть служить в армию было нелегко из-за большого количества желающих защищать свою страну. Ему это удалось с трудом, вы столкнулись с такими сложностями?

— У меня сложности были с собакой. Уезжая, друг оставил животное, за которым планировал вскоре вернуться. Но мосты подорвали и он уже не мог приехать, а я не мог с песиком пойти в армию. Пытался передать его кому-то, но все знакомые и друзья выехали. Тогда хозяин животного говорит, мол, Максим, можете взять машину, поехать ко мне навстречу и передать собаку. В то время многие автоплощадки просто так давали автомобиль и бензин, чтобы хоть кто-то вывез его из Киева. Единственное, они просили взять с собой женщину и двоих-троих детей. Но она передумала ехать, а я написал пост в «Фейсбук», нашел желающих покинуть столицу, и мы начали двигаться в сторону Винницы. Там высадил людей и поехал во Львов, где уже в Нацгвардии служил знакомый, хозяин той самой собачки. Поскольку на службу он ее не мог взять, то передал животное друзьям. Я также думал пойти в Нацгвардию, но посмотрев, что и как, понял: не мое. Появилась информация, мол, нужны люди для службы на границе. Так и попал в армию. Дело в том, что в свое время служил на границе, в должности старшего стрелка Пограничных войск.

Читайте также: Россия могла многого достичь сугубо экономическими мерами, и мы бы даже не шевельнулись, — демограф Либанова

— Как бы там ни было, но ваша служба в армии пришлась на далекие 2005−2006 годы, а за это время многое забылось и изменилось. Перед началом службы на учения не отправили?

— Ситуация много раз «переигрывалась». Сначала хотели направить служить на восток, потом все изменилось, и я поехал на границу. Но вскоре все же отправили в учебный центр. После которого снова направили служить на заставу. Правда, через некоторое время послали на повторные учения. Так что мы служили и учились попеременно. С этим очень повезло, поскольку учения длились более двух месяцев.

— По вашим наблюдениям, с практической точки зрения, что дают такие учения?

— Те, которые я проходил, 100% нужны. Сначала учили как пилота БПЛА. Хотя я никогда не работал с квадрокоптерами. Потом формировалось подразделение, куда я попал, и нас снова отправили на учения, где происходило боевое слаживание. Это очень важно и нужно, поскольку ты лучше понимаешь сослуживцев.

— Очень часто слышим о боевом слаживании, но не все гражданские понимают его суть.

— Объясню простыми словами для тех, кто не служит в армии. Боевое слаживание необходимо для лучшего понимания того, кто и как двигается, думает, принимает решения, реагирует, насколько человек крепкий психологически и так далее.

Допустим, мы с вами неплохие солдаты, но не знаем друг друга и не понимаем, кто и как действует в экстренной ситуации. Также неизвестно, кто пулеметчик, кто снайпер и так далее. Конечно, можно таковых назначить, но нужно, чтобы у человека это хорошо получалось. Без боевого слаживания подразделение разбивается на маленькие части, а должно работать, как единый организм. У нас слаживание прошло в полном объеме.

— Как человек, служивший 16 лет тому назад, вы можете сравнивать и оценивать состояние армии тогда и сейчас. За эти годы она реально изменилась?

— Форма и обувь — да, но ряд проблем остался. В нынешней форме ползаю, и она ведет себя нормально. Делай я это в старой, она бы давно порвалась. Обувь также лучше, но нужно понимать ее сезонность. Солдаты докупают себе еще более удобную обувь, хотя она и стоит ого-го даже по меркам гражданского населения.

— Оценивая российских военных, эксперты часто говорят не только о плохой экипировке, но и о низком уровне их профессионализма. Это действительно так?

— Скажу следующее: все меняется. Многие российские подразделения учатся воевать. К сожалению, на нас. Они меняют стратегию и тактику. Пока им мало что удается, но очень дорогой ценой — жизнями наших ребят.

«Я бы разобрался с уровнем профессионализма»

— С какими проблемами в армии все же нужно разбираться?

— Мне непонятно, почему ребята, служившие на востоке страны и имеющие большой опыт, боевые ранения, не получают офицерские звания, а заканчивают свою службу солдатами.

Сейчас вижу такую картину: парень не имеет военной кафедры за плечами, но служил (по-старому — старший прапорщик, по-новому — штабс-сержант), и он не может быть офицером. Возникает вопрос: почему? В тоже время ребята, никогда не служившие в армии, условно закончившие университет, получают лейтенанта и командуют теми, кто имеет боевой опыт. Это как понимать?

Второй момент. У нас есть пожарные, полицейские, имеющие свои звания. Так вот, они к нам приходят и сразу «падают» в звании. К примеру, пришел из пожарных майор, а здесь он старший солдат. Для многих это не столь важно, ведь они пришли прежде всего защищать родину, а не за званиями. Но мне это непонятно!

Также я разобрался бы с уровнем профессионализма: одно дело теория, приобретенная на военной кафедре, и совсем другое — практика на поле боя.

— Максим, вернемся к вам. Знания и навыки эксперта по защите прав потребителей помогают на войне?

— Нет. Но, мое основное свойство — быстрое мышление, вот оно иногда спасает. Хотя в этом есть и минусы. Раньше, когда куда-то ехал или шел, часто думал о своем, тут такое не проходит. Когда ты идешь, должен следить, чтобы не было мин, растяжек, следов. То есть нужно быть крайне внимательным, ведь от этого зависит не только твоя жизнь. Хотя у меня два высших образования, мне нравится служить обычным солдатом.

Читайте также: Списание кредитов во время войны: о чем идет речь в законе и почему ссуды аннулируют не всем

— Напоследок не могу не спросить: ваша квартира в Ирпене «пережила» оккупацию?

— Да, но есть дырка между спальней и детской, разбито окно на балконе. Это только визуальные проблемы. А еще стены подвинулись. Хотя проблема в следующем: из-за высокой температуры деформировалась арматура и образовалась дырка в метр, сейчас нужно до пяти плит для укрепления стены. Жители дома за свой счет провели оценку того, что необходимо делать. Стоит это все немало — от 80 тыс. грн. Непонятно, когда будет компенсация от государства или города. Пока одни обещания. Из-за отсутствия компенсации люди вынуждены фактически за свои деньги ремонтировать дома. И тут возникает вопрос: делать это «по-белому», с оформлением всех необходимых документов, или без таковых «по-серому» или «черному»? В этих случаях ремонт домов выходит дешевле, но официальные документы о проведении работ не выпросишь. Вот только для получения компенсации нужно, чтобы все было «по- белому». Но все упирается в вопрос денег, которых просто нет. На данный момент жители нашего дома собирают по 4 тыс. грн с квартиры, чтобы хоть как-то укрепить плиты. Нам уже нужно восстанавливать дом. Если мы этого сейчас не сделаем, то к весне он начнет рушиться. Весь Ирпень спасает свои дома, как может. Помощь если и попадает, то это буквально капли.

Если до зимы ничего не сделать, многие дома Ирпеня будут потеряны по глупости.

Читайте также: Деньги будут: Шмыгаль сделал важное заявление для украинцев, за свой счет восстанавливающих разрушенные войной дома

Фото из «Фейсбука» Максима Несмианова