Муслим магомаев: «в свое время мы с иосифом кобзоном не один вагон водки выпили»

Тамара Синявская: «Муслим, а где же твоя дружина?»

-- В Запорожье я второй раз. Много лет назад, когда мы только поженились, я была здесь просто как жена Муслима, -- рассказывает Тамара Синявская. -- И вот в местных газетах читаю: приехал Магомаев со своей дружиной. Я спрашиваю Муслима: где же твоя дружина? Потом узнала: так по-украински называется жена.

-- Ваши совместные концерты -- это правило или исключение?

-- Сначала были исключения, теперь -- почти правило, потому что нам вдвоем комфортно. Муслим прекрасно аккомпанирует, мне очень удобно петь под его аккомпанемент. И сокращается время репетиций, потому что все это мы можем делать дома.

-- Тамара Ильинична, ваш муж был фантастически популярен. Он наверняка получал много писем от поклонниц. Как вы к этому относились?

-- Я ведь сама артистка, могу абстрагироваться. Муслима воспринимала и воспринимаю до сих пор не только как мужа, но и как артиста, музыканта. Ему до сих пор раз в неделю девочки приносят цветы. Бывают и звонки, и письма. Это естественно, я не понимаю жен, которые из-за этого страдают. Значит, они не очень доверяют своему супругу, -- раз. Во-вторых, не знают, кто находится с ними рядом. Аплодисменты, цветы, поклонники -- необходимые атрибуты артистической жизни, это подпитка. Самое главное, как он себя ведет, с каким достоинством воспринимает. Муслим не изменился: как тогда бежал от них, так и сейчас. Он скромный человек, не при нем будь сказано (смеется).

-- Вы вместе уже 30 лет. Трудно двум известным людям в одной семье?

-- Да, трудно. Понимаем мы, конечно, друг друга с полуслова, но какие-то трения возникают ежедневно.

-- Кто первый в таких случаях идет на уступки?

-- По-разному бывает, но он мудрее меня.

-- Я просто ухожу в другую комнату, а она еще бежит за мной и высказывает то, что не договорила, -- вмешивается в разговор Муслим Магомаев, и оба смеются.

-- Муслим Магометович, а популярность мешала вам? Так называемое бремя славы?

-- Да нет, глупости это все. Ты, конечно, не можешь, как простой человек, пойти в магазин, чтобы туфли себе или костюм примерить. Мы даже и теперь стараемся все приобретать за границей, во время поездок. А слава мешает дуракам и совсем не мешает тем, кто остается самим собой. Лев Лещенко, Иосиф Давыдович Кобзон какими они были в молодости, такими и остались.

-- Вы с ними дружите?

-- В наше время каждый занят своим делом, у каждого свои проблемы. Но если нужно кого-то пригласить в узкую компанию, то я, конечно, приглашу их. С Иосифом мы в свое время очень много общались, не один вагон водки выпили, как говорится. А сейчас и захочешь с ним посидеть, не найдешь. Он то там, то там, к нему надо записываться. Я его предупредил: «В Москве будем праздновать мой юбилей 17 сентября». Он говорит: «Записал». Главное -- оставаться в хороших отношениях и когда надо -- помогать.

-- Тамара Ильинична, а у вас есть подруги?

-- Есть. Но тоже на дальнем расстоянии. Жизнь нас разбросала, многие наши друзья уехали за рубеж. Поэтому в основном остались «телефонные подруги», одна или две. Но тоже стали не очень близкими. Жизнь так повернулась, люди попали в такую экономическую ситуацию, не все с ней справляются. Что меня несказанно печалит.

«Я не усидчивый, министр из меня не выйдет»

-- Муслим Магометович, вы восточный человек. Это проявляется в отношениях с людьми?

-- Конечно. Бываю вспыльчив. Но если чувствую, что не прав, прошу прощения. В моем характере есть другое: правду-матку в лицо говорю. Тамара считает, что это плохо. А я считаю наоборот -- люди сразу знают, как я к ним отношусь. Мне не надо делать приятное лицо, говорить: «Я тебя обожаю», а самому держать камень за пазухой. Это честно, по крайней мере. Поэтому, кто хочет со мной дружить, будет дружить.

-- В этом году у вас двойной юбилей: 60 лет со дня рождения и 40-летие творческой деятельности. Пышно будете отмечать?

-- Каждую свою пятилетку я отмечаю за столом, приглашаю любимых мною артистов, зачастую драматических, певцов, певиц. При этом кто хочет петь -- поет, кто не желает -- пожалуйста. Никто никого не принуждает: сиди, веселись, отдыхай. Я считаю, юбилей певца не может быть праздником по билетам, в больших залах, иногда дают два-три концерта в честь своего дня рождения. Но сейчас отмечать придется. Когда крупная дата, сразу появляются спонсоры, которые хотят (есть же добрые люди) организовать эти мероприятия. Поэтому бакинцам я сказал: если хотите сделать мне подарок -- пожалуйста. Но так, чтоб я ничего не знал, только скажите, когда нужно приехать. В Москве такой подарок мне хочет сделать «Лукойл», это мои друзья.

-- А я вообще за то, чтобы никаких дат не отмечать. Особенно женские дни рождения, -- добавляет Тамара Синявская.

-- 15--20 лет назад мы жили иначе. Вам в те времена хорошо работалось?

-- Очень, мы тогда молоды были, -- говорит Муслим Магомаев. -- И мы всегда занимались своим делом. Мне повезло: другим, скажем, запрещали петь песни зарубежных авторов, мне разрешалось.

-- Любимые авторы у вас были?

-- Если перечислять самых-самых, которые писали для меня, то это Бабаджанян, Пахмутова, Фельцман, Полад Бюль-Бюль оглы. Вот практически все. Ну а песни остальных тоже пел с большим удовольствием. И Блантера, и Богословского, и Фрадкина.

-- Некоторые известные композиторы и артисты стали министрами. Как вы к этому относитесь?

-- Удивляюсь, откуда у них административная жилка. Я бы уже давно мог быть директором театра или министром культуры. Но, во-первых, я человек не усидчивый, не могу долго сидеть на одном месте. А потом, у меня нет таланта организатора. Поэтому я занимаюсь музыкой, пока есть еще силы и у людей желание меня слушать. Для певца, для артиста главное -- музыка.

-- А желания заняться политикой не возникало?

-- А мы были политиками. Тамара Ильинична была депутатом Верховного Совета СССР, я -- депутатом Верховного Совета Азербайджана. Ездил на заседания с большим трудом, пропуская обычно два-три съезда. Когда приезжал в Баку, ходил только на выступления Гейдара Алиева, его интересно было слушать. А потом быстро сбегал. Алиев мне говорил: «Ты бы посидел пару дней». Я ему: «Откуда я знаю, сколько молока, сколько мяса? Ну что я буду просто руку поднимать?» А на последний созыв сам уже отказался.

-- Муслим всегда помогал людям с квартирами, со званиями, устраивал в больницу. Гейдар Алиев и сделал его депутатом, чтобы он официально всем этим занимался, -- добавляет Тамара Синявская.

«Когда Колечка Басков запел, у нас перепонки полопались»

-- Вы оба помогаете молодым талантливым людям. Например, в числе первых заметили Николая Баскова. Как это произошло?

Синявская: Когда Коле было 19 лет, отец привел его к нам, попросил прослушать.

Магомаев: Его отец дружит с послом Азербайджана. Меня часто просят прослушать. Ну, думаю, ладно. Раз просят, послушаем. А когда Колечка запел, у нас перепонки полопались. «Ну, -- говорю, -- доброго пути». Сейчас молодое дарование не пропадет.

Синявская: Для того, чтобы не слушать о нем ничье мнение, мы с Муслимом пошли в театр на спектакль «Евгений Онегин». И все услышали своими ушами. Коля был ничуть не хуже всех остальных, а в некоторых случаях даже и лучше. Он пел Ленского.

Магомаев: Лучше, он посвежее.

Синявская: Муслиму понравилось. А я знаю Ленского, начиная с Сергея Яковлевича Лемешева, с которым спела в его последнем спектакле. Поэтому я сказала Баскову, что он со временем будет хорошим Ленским. У Коли очень хорошие данные по всем параметрам. Он искренний, с хорошим голосом, хваткий, талантливый, а все остальное -- пускай сам думает.

Магомаев: Я тоже в свое время пел и эстраду, и оперу. Правда, до этого много пел в опере. Можно сказать ему: Колечка, бросай все, езжай в Италию на стажировку, посиди там два года. Но он все колеблется… Его можно понять, у него такая слава именно как синтетического певца. А боязнь, что все это уйдет, что его забудут? Выйдет такой же красивый молодой с голосом, и -- привет.

-- А что вы можете сказать о Дмитрии Хворостовском?

Синявская: О Хворостовском -- это к Муслиму, он был членом жюри, когда Дима только начинал.

Магомаев: Да, я был членом жюри на конкурсе Глинки в Баку, куда меня пригласила Архипова. Первый раз там услышал Хворостовского. И сразу -- первая премия. Он показался мне потрясающим камерным певцом. Я сказал, что если он будет петь романсы, то станет в мире номер один после Фишера. У него дыхание на полстраницы. Но Хворостовский решил идти по пути оперного искусства. Дело его, но все равно это личность, великолепный певец. Я очень рад, что не ошибся в нем.

-- Тамара Ильинична, а почему ваш уход из Большого театра прошел как-то незаметно и тихо?

-- Откуда у вас такая информация? Я об этом слышу впервые. Не далее как 31 марта я пела «Царскую невесту» в Большом театре, в спектакле, посвященном 100-летию Марьи Петровны Максаковой. Так что я пока не ушла из театра. Но несколько раз высказывала такую мысль. Из моего поколения никого уже в театре не осталось. Я чувствую себя там каким-то мастодонтом и хочу уйти с достоинством, но без шума.

-- Муслим Магометович, что за случай связан с перстнем, который вы носите на левой руке?

-- В Баку приезжала шахиня Ирана, она азербайджанка. Ей понравилось, как я пел. Она решила показать меня шаху. Приехав домой, рассказала, что есть такой певец. И я получил приглашение на коронацию шаха. В нашем родном «Госконцерте» мне сказали перед отправкой, что если во дворце шаха мне заплатят, то себе я должен взять столько-то, остальное отдать в «Госконцерт». Я говорю: «Вы что, с ума сошли? Я во дворце шаха буду деньги брать?» -- «Ну, вам предложат, вы обязаны взять». Ладно, я поехал. Мне дали очень увесистый конверт, я его сразу вернул обратно: «Мы восточные люди, в гостях денег не берем». Тогда шах подарил целую шкатулку с золотыми драгоценностями, в том числе этот перстень, и огромный персидский ковер. Когда я вернулся, меня на таможне остановили и говорят, что ковер нельзя везти. А там, естественно, стоял представитель шаха, встречал. Я говорю: «Хорошо, забирайте. Я сейчас представителю скажу, чтобы ковер отправил обратно». Ну, тут пришел главный, разобрался и сказал: «Пусть везет». Этим все закончилось. А когда второй раз шах меня пригласил, меня уже не пустили из-за какого-то правительственного концерта в Москве. Решили, вдруг Брежнев спросит: «А где Магомаев?» Он меня действительно очень любил и всегда спрашивал: «Магомаев будет?»