Сергей Никитин: «Для фильма „Москва слезам не верит“ я сочинил шесть вариантов песни „Александра“»

Имя одного из основоположников современной бардовской песни Сергея Никитина знакомо многим. Авторские песни в его исполнении звучат в кино («Москва слезам не верит», «Забытая мелодия для флейты», «Это мы не проходили», «Почти смешная история», «Тень», «Старый новый год»), на радио, телевидении. Голосом Сергея поет Андрей Мягков в «Иронии судьбы, или С легким паром».

— Сергей, свою первую песню вы написали полвека назад...

— Будучи школьником, услышал на магнитофоне Булата Окуджаву, и у меня возникло огромное желание петь для себя, друзей. Поступив после школы на физфак МГУ, я попал в атмосферу всеобщего сочинительства. Почему-то естественники тогда были особенно талантливы.

— Извечное: физики и лирики...

— Мне смешно, когда стремятся противопоставить физиков лирикам. Все едино. Например, дипломную работу я делал по музыкальной акустике, на ней, можно сказать, собаку съел. И я, и моя супруга Татьяна кандидаты физико-математических наук, чем в немалой степени обязаны... авторской песне. Когда я взялся за ноты, мне под руку попался сборник стихов Иосифа Уткина, приглянулись лирические строки «В дороге». Моим первым слушателем была мама Вера Сергеевна. Она не могла поверить, что музыку сочинил я сам.

Сколько себя помню, пел: насвистывал, наигрывал. Отец показал мне несколько приемов игры на гитаре и балалайке. К сожалению, он умер, когда мне исполнилось всего двенадцать лет. В четырнадцать я освоил семиструнную гитару, шестиструнная была инструментом академическим, для серьезных консерваторских музыкантов. А под «дворовую» семиструнку мы пели песни Петра Лещенко.

Настоящей революцией для нас стал фильм Марлена Хуциева «Весна на Заречной улице», где Николай Рыбников пел «человеческим» голосом. Кстати, гитара в этом фильме была Петра Тодоровского. Он работал кинооператором, и когда потребовался гитарист, кто-то сказал: «У нас Петя играет на гитаре». Гитара Тодоровского и голос Рыбникова в период казенной советской эстрады звучали почти как песни протеста — искренние, душевные, простые. «Когда весна придет, не знаю...» по стилю я отношу к авторской песне. Потом появились Булат Окуджава, Александр Городницкий, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий, Юрий Кукин. Все они играли на семиструнных гитарах.

Черную с белой окантовочкой гитару (ее можно увидеть на старых фотографиях) мне подарили на двадцатилетие друзья-физики в 1964 году. Купили в комиссионке аж за семьдесят рублей — почти месячная зарплата по тогдашним временам. Я на этой гитаре много лет играл и записей немало сделал, но позже сменил еще три. Играю на семиструнной гитаре с минорным строем. Мне когда-то показали пять аккордов, остальные сам открыл. Последние лет тридцать пять на моей гитаре три струны металлические, остальные нейлоновые.

— Свой первый концерт помните?

— В Московском госуниверситете был дом культуры. Там проходили ежегодные смотры факультетов, конкурсы самодеятельности, на одном из которых я вышел на сцену в составе возглавляемого мною тогда квартета. Исполняли всякие-разные песенки, в числе которых и «крамольные». Помнится, одну из них — переделаную «Дубинушку» — пел вместе с нами и декан, смеясь от всей души. Потом прошло несколько лет, гайки закрутили. Помните, наверное, песню Александра Галича про то, как человек сидел на стопке пластинок с речами Сталина и все не мог понять, то ли гений он, то ли нет еще. Это как раз был период, когда «гениальность» Сталина возвращалась и культ личности становилось опасно критиковать. Помню, Юлий Ким собирал подписи в защиту Даниэля и Синявского, за что сам чуть не поплатился свободой.

К счастью, к тому времени мы уже закончили МГУ, жили самостоятельной и довольно-таки вольной жизнью. Наш институтский квинтет (вместе с моей женой Татьяной) как-то пригласили выступить на физфак. Конечно же, мы по традиции в завершение концерта грянули студенческую «Дубинушку». Некоторые студенты стали нам мимикой и жестами сигнализировать: нельзя, прекратите.

*Супруги Татьяна и Сергей Никитины сыграли ключевую роль в становлении жанра авторской песни

— В те годы вы сочиняли песни на стихи Пастернака, которого тоже относили к опасным.

— Опасным для ограниченных, недалеких граждан. Мне не было еще и двадцати, когда полюбил всей душой поэзию Бориса Пастернака.

— Вами написана прекрасная песня на его стихи «Снег идет». Но на вашем сайте рядом с другой строкой Пастернака «Мело, мело по всей земле...» указано: «Песня закрыта». Почему?

— Это не происки спецслужб. Поначалу показалось, что песня на великие стихи Пастернака получилась, и я на концерте в глубинке исполнил ее. Запись появилась в интернете, я прослушал ее несколько раз, не понравилось. Поэтому закрыл песню. Не стал уподобляться.

— Кому?

— Кто только не пробовал написать музыку на «Свечу»! В том числе и Алла Пугачева. Если помните, по телевидению частенько крутили соответствующий видеоклип. Лично я рассматриваю его как высший образец пошлости и искажения пастернаковского замысла. На месте родственников Бориса Леонидовича я бы подал на авторов этого клипа в суд.

— «Запретная волна» вас миновала?

— Возможно, просто повезло больше других. Мы стали известны не только в студенческих кругах, но и на телевидении, и с нами обходились как-то мягче. Хотя, конечно, бывало всякое. Однажды наш квинтет репетировал песню Виктора Берковского «Лошади в океане». В зале дома культуры МГУ сидел его директор, бывший полковник КГБ. Он меня спросил: «Сережа, а какой здесь подтекст?» (помните, там лошади гибнут). Я ответил: «Это зависит от слушателя. Вообще-то это произведение общегуманистического направления». Директор не нашелся что сказать, но потом пришел представитель парткома и запретил петь песню. Тогда я сказал: «Принесите, пожалуйста, бумагу от секретаря парткома, где он запрещает нам исполнять это». Бумагу так и не принесли, и песню мы исполнили.

Однажды в 70-е годы нас пригласили в ЦК комсомола на встречу с олимпийскими чемпионами. Мы опять спели «Лошади в океане», чем довели буквально до бешенства товарища Тяжельникова — в ту пору первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Возможно, он знал, что это Борис Слуцкий, стихотворение посвящено Илье Эренбургу. В общем, на пять лет мы стали невыездными. Нас перестали приглашать на радио, телевидение.

— Признали политически неблагонадежными?

— Выпады подобного толка встречались не раз. Как-то мы с Татьяной выступали во дворце спорта в Лужниках, давали четыре концерта подряд для зала на 12 тысяч человек. В программе была песня «Переведи меня через Майдан», посвященная Владимиру Высоцкому. К нам в артистическую пришел представитель отдела культуры исполкома Моссовета и, вальяжно рассевшись, сказал: «Сережа, зачем вы поете о Высоцком? Не надо дразнить гусей». Я парировал: «Простите, кто эти гуси? Назовите их фамилии. Я готов защищать свою позицию. Уже вышла книга стихов Высоцкого „Нерв“ с предисловием Роберта Рождественского. Вы и это считаете вредительством?» Представитель как-то сразу сник, а я добавил: «Нас пригласили сюда выступать, мы не рвемся на сцену. Если хотите, отменяйте концерт».

— Сергей, вы не один десяток лет поете дуэтом с супругой. Почему в этот раз она не приехала с вами?

— Сорока на хвосте уже и до Одессы донесла: «Никитины разводятся». Не дождетесь! Сейчас здоровье Татьяну подвело — она лечится. Надеюсь, все будет нормально. Именно Таня — первый слушатель моих песен, мой главный редактор и отдел художественного контроля. Как только у меня рождается новая мелодия, я первым делом знакомлю с ней Таню. Помогает и сын — у него довольно строгий вкус. Оба не дают расслабиться. Порой кажется, что шедевр сочинил, а дашь им послушать — приходится переделывать.

— В какое время суток работаете наиболее плодотворно?

— К вечеру. Беру гитару, начинаю «разминать материал». Как правило, приходит стандартный вариант мелодии, но я продолжаю поиски. Часам к трем ночи, разочаровавшись, откладываю в сторону инструмент — укладываюсь. Пребываю в таком полусонном состоянии, и под утро в голову что-то приходит. Здесь самое главное — вовремя зафиксировать поступившую в мозг мелодию. Усаживаюсь прямо в трусах и записываю ее на магнитофон. Затем месяц работы — и что-то путное получается.

Бывают, правда, и приятные исключения. Не помнишь, как сочинял и сочинял ли вообще. Оно пришло откуда-то оттуда (подымает глаза кверху. — Авт.). Так было, например, с «Брич Муллой». Правда, подобных случаев за все время моего композиторства раз-два и обчелся. А создано порядка 400 мелодий.

— Под заказ для кинофильма сложнее писать, чем просто так?

— Когда ко мне обращались относительно песен для фильмов, я практически всегда склонял режиссеров к уже готовому материалу. Исключением стала песня «Александра» к кинофильму «Москва слезам не верит». Создал аж шесть вариантов.

— Ваш сын живет в Америке. Не скучаете?

— Александру уже за тридцать. Женат на американке, ее зовут Мэри-Бэт, она выучила русский язык, мы все ее очень любим. Саша по образованию филолог, окончил аспирантуру Стэнфордского университета, защитил диссертацию о футуристах — русских, итальянских и французских. У меня уже двое внуков — восьмилетняя Наташа и четырехлетний Данила. Не хочу, чтобы они забывали русский язык. Когда гостим у сына (работаем бабушкой и дедушкой и случается это не так уж и редко), общаемся непременно на родном нам языке. Иногда Александр выступает в концертах с нами. Он достаточно профессионально владеет гитарой, может играть в разных стилях. Бывает, чему-то учусь у него.

— Приходится жить на две страны?

— Даже на три, так как Татьяна часто бывает в Италии. Лет десять назад, будучи замминистра культуры России, она подорвала свое здоровье, и наши итальянские друзья пригласили ее подлечиться. Итальянским она владеет в совершенстве и сейчас работает в фирме, занимающейся адвокатскими делами и торговлей. Таня у них эксперт по России. Да и английский ее лучше, чем у многих итальянцев. Кроме того, она занимается артбизнесом: устраивает в Европе художественные выставки.

Однако Москва — это наше все. Там у нас много родных: две мои сестры, Танин брат, племянники, внучатые племянники, много друзей. Да и работы хватает: выступления, встречи. На выходе диск на стихи Юнны Мориц, других наших классиков. До сих пор толком не записаны песни на слова Давида Самойлова и Арсения Тарковского. На очереди проект «Мы — люди Севера». Сейчас известный московский режиссер Михаил Левитин зовет создать музыку к спектаклю. Еще мы пишем книгу о нашей жизни — своеобразную мозаичную картину из воспоминаний, фотографий, свидетельств прошлых лет, рассказов о детстве, размышлений на творческие темы...

— Сергей, правда, что вам довелось общаться с Леонидом Утесовым?

— Первая моя работа в театре была связана с дорогим нам с Таней человеком — Петром Наумовичем Фоменко, которого не стало в августе минувшего года. В 1967-м, будучи режиссером театра-студии МГУ, он пригласил меня — пятикурсника — написать музыку для спектакля «Человек, похожий на самого себя, или Вечер Михаила Светлова». Это был мой первый опыт профессиональной работы. Именно на тот вечер пришел Леонид Утесов, который встал посреди зала и сказал: «Я знал Мишу всю жизнь, но вы открыли для меня что-то новое». Потом, годы спустя, российское театральное общество устраивало антиюбилей Утесова, в честь его 86-летия. Был задуман веселый капустник. Когда Утесова спросили, кого бы он хотел услышать из поющих, он почему-то назвал нас с Татьяной. Для нас это была огромная честь, а общение с этим великим человеком запомнилось на всю жизнь.

11512

Читайте нас в Facebook