Ушедший на войну отец-одиночка нашел любимую женщину после сюжета на телевидении
Договориться о встрече с Богданом Омельчаком оказалось непросто. После того как историю об отце-одиночке, полгода назад призванном в зону АТО, рассказали журналисты телеканала СТБ, Богдан проснулся знаменитым. Конечно, многие люди выражали ему слова поддержки и теплые пожелания, но нашлись и недоброжелатели, твердившие, что Омельчак прикрывается дочерью, чтобы добиться полной демобилизации. Богдану больно было слышать такие слова от своих же сослуживцев, поэтому с интервью он решил повременить, объясняя, что лишний пиар ему с дочкой не нужен. Тем более что никакой демобилизации он не требовал — наоборот, отслужив после ротации месяц в житомирской военной части, собирался снова отправляться на восток.
Встретились мы накануне его отъезда в зону АТО — Богдан сообщил, что в Киев приезжает буквально на полдня. «Владуся просилась в зоопарк», — словно оправдываясь, объяснил мужчина. Когда он гладил по голове голубоглазую малышку, а она с обожанием смотрела на двухметрового папу, у меня защемило сердце.
«Не понимаю мужчин, которые считают, что возиться с маленьким ребенком должны только женщины»
О том, как он стал отцом-одиночкой, Богдан говорит неохотно:
— Когда Владочка была совсем крошечной, я разошелся с ее матерью. Как сейчас принято говорить, не сошлись характерами. Поскольку мы жили по соседству, я постоянно навещал дочку. Стал замечать, что бывшая жена водит к себе компании людей очень неблагонадежного вида и с ними пьет и курит прямо на глазах у ребенка. Я ругался с ней, говорил, что она не имеет права это делать. Однажды не выдержал и кулаками разогнал все это кодло. А потом мама Влады сама поняла, что ребенка ей не потянуть, и написала заявление, что отдает нашу полуторагодовалую дочку мне для проживания и воспитания. С тех пор малышка живет со мной.
— Трудно было одному мужчине с маленьким ребенком? Подгузники, сопли, детское питание, бессонные ночи…
— Не понимаю тех мужчин (а я лично знаю парочку таких), которые считают, что возиться с маленьким ребенком должны только женщины. А когда папочкам приходится поменять малышу памперс, у них начинается рвотный рефлекс. Я никогда не испытывал скуки, раздражения и тем более отвращения, когда ухаживал за ребенком. Мне все было интересно: носить дочку на руках, готовить еду, играть. А еще — покупать ей красивую одежду, платья, возить ее отдыхать к морю. Конечно, на все это нужны деньги. Поэтому, пока я был на работе, с Владой оставались мои родители — отводили ее в садик, забирали оттуда. А вечером приходил я — купал малышку, клеил с ней аппликации, читал на ночь сказки…
— Мой папа все-все умеет, — гордо рассказывает пятилетняя Владислава. — Играет со мной в прятки. Сам он большой и высокий, поэтому спрятаться может только в кустах во дворе, а я маленькая. Бывает, так спрячусь, что он ищет-ищет, а найти не может. Мне тогда очень весело. Еще он умеет меня расчесать и даже ноготки мне красит!
— Да, это правда, — смеется Богдан. — Но вот с девчачьими прическами у меня проблема. Могу сделать только самое простое — завязать хвостик. А если Владочке хочется косичек или нужна праздничная прическа на утренник, я стучусь к соседке сверху и прошу помочь. При этом я слишком сильно дочку не балую. Если капризничает, замахивается кулачками на бабушку или специально разбрасывает одежду, которую ее просят сложить, может и по попе схлопотать. Но это бывает редко. Владуся у меня молодец. Смелая, решительная. Иду на море плавать — она цепляется за мою шею, и плывем вместе. Однажды даже в шторм плавали, правда, дочурка была в надувном жилете. Люди с берега кричали, что я дурак. А Владуся была счастлива. На водном скутере ее еще в прошлом году катал. Ей очень нравилось.
— Как случилось, что вы, отец-одиночка, оказались в зоне АТО?
— Восемь лет назад я пошел служить по резервному контракту в 13-й батальон 95-й Житомирской аэромобильной бригады. Это было очень удобно: целый год я занимался своими делами — работал на складах бытовой техники в Гостомеле, хлопотал по хозяйству, воспитывал малышку, а потом один месяц проходил повышение воинской квалификации на полигоне. Когда началась АТО, меня вызвали не повесткой в военкомат, а по телефону — прямо в воинскую часть. На сборы дали совсем немного времени. Я заехал домой, взял на руки Владиславу и все ей объяснил. Хоть дочке всего пять лет, она понимает меня и мыслит совсем как большая. Сказала, чтобы я не волновался за нее. Что будет ждать меня столько, сколько нужно. И знаете, — на секунду замялся Богдан, — она очень правильно ждет.
«Один из рисунков дочери я прикрепил внутри кузова машины. Это был мой оберег»
— Еще в мирное время у меня из-за дочки были проблемы на работе, — с горечью говорит Богдан. — Например, когда брал больничный, начальство считало, что я прикрываюсь заболевшей малышкой, а на самом деле прогуливаю. Сейчас на войне происходит то же самое. Некоторые сослуживцы заявляли, что я рвусь домой не из-за того, что у меня там маленькая дочка, а потому, что не хочу воевать. Но ведь это неправда! С 10 марта я нахожусь в зоне АТО. Сначала был в Доброполье, потом — в Славянске и на горе Карачун. Говорить, что я герой, не буду — в сепаратистов не стрелял и на военных истребителях не летал. Но не раз за эти полгода под обстрелом минометов я возил на своем ГАЗ-66 боеприпасы на позиции. Из машины невозможно было выйти — во все стороны летели осколки от мин. На моих глазах падали сбитые украинские вертолеты. А 19 мая в четыре утра вражеская мина попала в наш минометный расчет на Карачуне. Парень, который находился там, погиб на месте.
— Я знаю, что блокпост на Карачуне считался одним из самых сложных в смысле бытовых условий. Ведь до того, как нацгвардеец Мирослав Гай пробил там скважину, бойцам, окруженным сепаратистами, неделями приходилось обходиться без воды.
— Да, жажда мучила сильно. Нам помогал фермер, которому принадлежали пшеничные поля на горе. Он потихоньку привозил нам на своем автомобиле питьевую воду. Узнав об этом, террористы среди ночи ворвались к нему домой и расстреляли на глазах у семьи. Вообще, боевики не щадят ни женщин, ни детей. Было время, когда нас постоянно обстреливали из минометной установки «Нона», установленной на базе военной машины «Десант», — мы ее называли Нона Васильевна. Падает мина, а определить, откуда был выстрел, невозможно — установка уже переехала в другое место. Ужаснее всего было, когда «Нона» стала стрелять из детского приюта, а мы не могли отстреливаться, так как не были уверены, что террористы не взяли в заложники детей. Лишь когда наша разведка доложила, что приют пуст, мы открыли ответный огонь…
— Надеюсь, общаясь с дочкой по телефону из зоны военных действий, вы не рассказывали ей таких жутких подробностей?
— Конечно, нет. Мы говорили с Владой каждый день, и это было отдушиной для обоих. Малышка обстоятельно рассказывала все, что произошло с ней в садике, что она ела, с кем поссорилась, с кем подружилась, во что играла. Я в свою очередь смешил ее какими-то байками и анекдотами, чтобы она не скучала и не сильно расстраивалась, что меня нет рядом. Мысли о доченьке согревали меня там все эти полгода. Как и посылки из дому: среди вещей и консервов от родителей обязательно лежали рисунки Владочки. Один из них я прикрепил внутри кузова своей машины. Это был мой оберег. Именно этот рисунок увидела журналистка СТБ. Начала расспрашивать обо мне и дочке. Сняла телепрограмму — трогательную и очень правдивую. Потом ее коллеги организовали мне встречу с доченькой, за что я им очень благодарен.
После выхода сюжета меня буквально засыпали звонками, письмами и сообщениями в соцсетях не только со всех уголков страны, но даже из Израиля, Швейцарии, Франции. Девушки и женщины восторгались мной, писали слова поддержки, предлагали на них жениться. Я был просто в шоке: ведь я не Юрий Гагарин! Зачем из меня делать героя? Тем более к созданию семьи я всегда относился очень осторожно. Тут ведь важно, чтобы Владочка нашла в моей избраннице пусть не маму, но хотя бы добрую старшую подругу, а будущая жена не требовала от меня большего внимания, чем я даю дочке. И самое поразительное, что такая женщина нашлась. Я получил sms-ку с незнакомого номера — такую искреннюю, дружелюбную и добрую, что решил тут же перезвонить отправителю. Так я познакомился с Оленькой — учительницей из Хмельницкого.
«Я каждый день буду молиться, чтобы папочка вернулся живым»
— Очень хорошо помню тот вечер, — рассказывает «ФАКТАМ» по телефону Ольга, попросившая не указывать ее фамилию в газете. — Это был как раз день моего ангела. Я была на кухне, мыла посуду и краем уха слушала выпуск новостей. Вдруг услышала по телевизору мужской голос — удивительный, глубокий, от которого у меня екнуло сердце. Я взглянула на экран и уже не могла оторваться. Узнав историю Владочки и ее папы, плакала несколько дней. Конечно, меня поразили отцовские чувства Богдана, его мужество и смелость. Но было в этом и нечто другое: я словно почувствовала, что это мой человек, родной и близкий. Через знакомых на телеканале нашла его номер, написала сообщение. Мы стали общаться.
Вскоре Богдан приехал ко мне знакомиться. Я в тот день была у подружки на свадьбе, но узнав о его приезде, сбежала. Мы стояли на перроне и, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Это было что-то необыкновенное. Потом я познакомила Богдана со своим взрослым сыном — они отлично поладили. А с Владусей чуть ли не каждый день общаюсь по телефону. Забавно: когда она не слушается, ее папа обращается ко мне за помощью. Я могу уговорить малышку, отвлечь, рассмешить, попросить, и она перестает капризничать.
О том, что Богдана сейчас снова отправляют на фронт, не могу думать без содрогания. Почему ребят, у которых жены на заработках за границей, демобилизуют, чтобы они могли присматривать за детьми, а Богдана, который воспитывает дочку сам, забирают на войну? Что будет с малышкой, если, не дай Бог, что-то произойдет с ее отцом?
*Ольга признается, что сразу почувствовала в Богдане родственную душу
— По закону в этом случае Владу отправят жить к ее матери, — вздыхает Богдан. — Учитывая образ жизни моей бывшей жены и то, что ее нынешний сожитель лечится в тубдиспансере, ребенка ждет настоящий кошмар. Единственный шанс избежать этого — чтобы органы опеки и попечительства походатайствовали в суде о присвоении мне статуса отца-одиночки. Сколько я ни обращался к ним, сколько ни просил — никому нет никакого дела. Когда в прошлый раз уезжал в отпуск, замполит нашей бригады сказал, что, учитывая мою семейную ситуацию, я должен быть демобилизован и воспитывать ребенка. Но в Генштабе решили по-другому. Завтра снова выезжаю в зону АТО.
— Мне очень страшно, когда папа на войне, — делится со мной переживаниями Владислава. — Я все время думаю, что в него выстрелили и его нет в живых. А потом он звонит, и я знаю, что все хорошо. Разговариваю с ним и слышу в трубке, как стреляют. Раньше вот папа играл со мной и хвостики мне завязывал, а теперь его забрали в солдаты, чтобы он со своими друзьями защищал нашу страну от бандитов. А ведь эти бандиты раньше были хорошими и с нами дружили, а потом стали плохими и начали убивать наших солдат. Очень много человек уже убили. Я очень скучаю по папе. Когда он приехал с войны и в первый раз увидел меня, то сразу взял на руки и заплакал. А я старалась не плакать, чтобы его не расстраивать, я его очень ждала — много-много месяцев. И сейчас надеялась, что он останется. Но его снова забирают на войну. Я каждый день буду молиться Иисусу Христу, Богородице и святому Николаю, чтобы папочка вернулся живым.
— Знаете, когда я звонил Владочке из Славянска, она, прощаясь со мной, всегда говорила: «Папа, береги себя, и пусть тебя ангел охраняет», — говорит Богдан, с трудом сдерживая слезы. — А я ей отвечаю: «Ты мой ангел. Пока ты у меня есть, со мной ничего не случится».
*"Я все время боюсь, что в папу выстрелили. А потом он звонит, и я знаю, что с ним все хорошо", — говорит Владислава (фото автора)
Читайте нас в Facebook
