Анатолий Криволап: "Пока писал архангелов, за три часа похудел на три килограмма" (фото)
Актуальное искусство и религиозные традиции не всегда взаимодействуют посредством скандала. Случается, что они переплетаются и дают ценные плоды. Анатолий Криволап, известный как мощнейший колорист и самый дорогой современный украинский художник, расписывает храм в Киевской области. Это событие в арт-среде уже называют беспрецедентным со времен Врубеля. Ведь в истории независимой Украины живописцы первого ряда церкви еще не расписывали.
Православная церковь Киевского патриархата в селе Липовка Макаровского района — это уменьшенная копия знаменитого собора Айя-Софья Константинопольская в Стамбуле. Построена она на средства греко-католика из Польши. А расписана будет художником, который предпочитает яркие, мажорные, насыщенные цвета вместо традиционной для храмов спокойной землистой гаммы.
«ФАКТЫ» расспросили Анатолия Криволапа об этом новом для него опыте.
— В свое время церкви оформляли такие художники, как Шагал, Врубель, Матисс, Ротко, Васнецов, Муха. Украинца Александра Дубовика приглашали для росписи храма во Францию. Их работы легко узнать. Насколько свободны в самовыражении вы?
— Абсолютно свободен, иначе я бы не смог работать, — говорит Анатолий Криволап. — Мы даже не знакомы с настоятелем церкви. Я общаюсь только с заказчиком и спонсором — это Богдан Батрух (кинодистрибьютор, владелец сети кинотеатров «Кинопалац». — Ред.), а он полностью мне доверяет. Точнее, нам — ведь работаю я не один, а в соавторстве с профессионалом высокого уровня Игорем Ступаченко.
Перед тем как приступить к работе, я прочел соответствующую литературу, посетил соборы, изучил каноны. Церковь, которую расписываю, — византийского стиля. И, ознакомившись с теорией, я понял, что форму сохраню традиционную, а вот цвет усилю. Так что выражаю себя и силу образа через цвет — в этом смысле я, пожалуй, радикален.
Я видел церковь, которую расписал Матисс — он взял и нарисовал там свои цветы и фигурки. Я бы тоже мог так сделать, перенеся собственные картины в интерьер церкви, но ограничился абстрактными полосами на одеждах архангелов. Вместе с тем использую современные материалы и много новых подходов. К примеру, расписываю не по дереву, а по металлу — так образ становится воздушнее. Это не противоречит традициям и истории развития церковной живописи и иконописи. Яркие краски поверх золотого фона — это вообще классика византийского стиля, которого, кстати, существует 16 видов. Для меня важно, чтобы нарисованные мною образы не вызывали страха и ощущения тяжести. Часто человек приходит в храм в угнетенном состоянии, а там на него дополнительно давят темные краски. Мне же кажется, что общение с Богом должно быть радостным.
— Вы используете много красного — очень мощный цвет со множеством ассоциаций. Есть люди, которых красный цвет пугает. Вас это не сдерживает?
— С красным цветом я работаю десятки лет и неплохо его изучил. Я нашел около 50 оттенков красного, и каждый из них имеет свое эмоциональное влияние. Я привык, что не все воспринимают цвета, которые использую в своих пейзажах и абстракциях. Даже некоторые коллеги признавались, что не могут смотреть на мои картины -- они их словно разрывают изнутри. Но это нормально. Многое зависит от темперамента смотрящего: сангвиника и холерика наверняка привлечет красный, тогда как меланхолику сложно будет с ним справиться. Сильный духом человек, как правило, любит красный. Но в данном случае это не имеет значения, так как я был приглашен именно благодаря «своим» цветам. К тому же, когда работы развесят в храме, белый и синий нейтрализуют красный. Ощущения, что его много, не возникнет.
- Вы видели, как молодые художники расписали греко-католический храм во Львове? На одной стене они нарисовали воинов АТО, майдановцев, волонтеров, а на другой, перед Страшным судом, — Гундяева, Путина.- Я не настолько радикален. Стержень церковной живописи — это все-таки традиция. И если на нее не опираться, то можно в итоге перепутать дискотеку с храмом. Мои эксперименты происходят в другой плоскости. К примеру, я написал лица архангелов нечетко, с позолотой — при определенном ракурсе они ускользают из поля зрения смотрящего. Получаются одновременно и мифические, и реальные образы.
— А вот вы использовали образы птицы, льва, девы и коровы. Корова — это Украина? Все ее доят, доят…
— В таком плане корову я не рассматривал. А ведь действительно, какой гениальный образ: большое, безобидное, хоть и рогатое, существо, никого не трогает, дает людям молоко, и ее доят, а потом еще и убивают.
— Происходящее в стране как-то отражается в вашем творчестве?
— Творческий человек — это фабрика по переработке чувств и мыслей в образы. Происходящее влияет на ощущения и так или иначе обязательно как-то проявляется. Но как — не знаю, это процесс подсознательный. Специально я никаких посланий не закладываю. Ведь если говорить прямо, то это уже не искусство, а иллюстрация. Да и если художник себе внушает, что он вкладывает какие-то смыслы, это еще не значит, что они там действительно есть. В творчестве работают интуиция и чувства, о которых мы сами можем не догадываться, те, которым еще не придумано названия… И только подсознание их считывает. Творчество -- это вспышка, передающая пережитое, выстраданное, тайное. Оно живет только тогда, когда наполнено энергией.
— Но вы ведь отдаете свои полотна на благотворительность…
— Да, я все время принимаю участие в благотворительных аукционах, деньги от которых идут на лечение раненых бойцов. В целом отдал работ на сумму свыше ста тысяч долларов.
— Самый дорогой художник страны расписывает церковь бесплатно. Почему?
— Так я ощутил. Я не сразу согласился расписать храм -- около месяца думал, хотел отказаться. Но Богдан Батрух и коллеги посоветовали не брать грех на душу. И я понял, что так будет правильно. Не думаю, что в будущем буду еще расписывать церкви. Эта — особый случай.
— Когда планируете закончить работу в храме?
— Через полтора года. Предстоит гармонично оформить тысячу квадратных метров. Большая часть времени уходит на размышления. Но даже когда уже, кажется, все придумал, результат все равно отличается от задумки, так как к процессу неизменно подключаются высшие силы.
— Вы верующий человек?
— Все мы верующие. Вера — это ведь не только религия. Если человек не верит в завтрашний день, не надеется, что ему остается? Алкоголь, наркотики… Человек живет верой и искусством. Это две святыни, которые проходят сквозь нашу жизнь. Начиная с настенных рисунков и шаманских символов люди тянут за собой великое дело искусства. Потому что оно, как и вера, наполняет жизнь смыслом.
— Это правда, что вы написали четверых архангелов за три часа? Как это вообще возможно?
— Я и сам так быстро столь масштабную работу еще никогда не делал. И никто до меня, уверен, тоже.
— Сейчас очень холодно, помещение не отапливается. Вижу здесь обогреватель, но что-то мне подсказывает, что во время работы вы не ощущаете ни холода, ни голода.
— С меня пот градом катится, какое там холодно! Тут же такое напряжение мощное. Я даже у врача спросил, как такое может быть: работаю в холодном помещении и при этом горю, давление поднимается, всего колотит. Он мне ответил, мол, нервная система на пределе, при вашей работе так и должно быть.
Представьте, пока я писал архангелов, то за три часа похудел на три килограмма. До этого долгое время никак не мог сбросить несколько лишних кило, а тут пару часиков поработал, вернулся домой, взвесился — ничего себе! Вместо 77 килограммов — 74.
— Как же вы после такого напряжения отдыхаете?
— Отдыхать я не умею. Начинаю будто с ума сходить. Вот приехал после росписи церкви и, чтобы отдохнуть, стал… рисовать. Что-то спокойное, несложное.
— Знаю, что вы более 15 лет провели в добровольном заточении в поиске своего цвета. Расскажите, как вы на долгие годы закрылись от мира в подвале, пока, наконец, не достигли желаемого.
— Окончив академическую школу живописи, я понял, что у меня есть профессиональная платформа, но нет собственного стиля. А без него называться художником нельзя. И я начал свой поиск. Переехал из Киева в Яготин и, почти ни с кем не общаясь, без выходных и отпусков, проводил время в мастерской. Ставил перед собой колористические задачи и решал их. Пространство, глубина — я должен был научиться передавать их своими цветами. Которые бы отвечали не состоянию природы и естественным оттенкам, а моему эмоциональному восприятию. Я хотел гармонизировать яркие цвета, но у меня долгое время не получалось. Первый успех пришел ко мне в 45 лет. Это на пять лет позже, чем к Врубелю. И тем ни менее какая-то внутренняя сила толкала меня продолжать, не поддаваться искушениям.
У нас в семье все имеют сильный характер. Мама практически одна воспитала троих сыновей, так как отец все время проводил на железной дороге, где работал. Мама воспитывала в нас силу воли. И говорила: профессия и жена — это ваш личный выбор, а учиться вы должны хорошо. И хотя родители и братья не понимали моего увлечения живописью, ничем другим я заниматься не мог.
Всю жизнь работаю с красками, и то, что с ними происходит, действительно может превратить неверующего человека в верующего. В начале пути я был очень самоуверенным, думал, что легко сделаю так, как хочу. Но не тут-то было. Поиски продолжались очень долго, пока однажды во время работы я интуитивно вместо серого цвета не стал брать желтый, синий, красный… И стало получаться то, чего хотел достичь. В процессе написания полотна проходишь эмоциональную шкалу от отчаяния до восторга. Это чистый адреналин, это ощущение необычайно притягательно и вызывает желание переживать его снова и снова.
Фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»
Читайте нас в Facebook
