Александр Брей: "У меня есть картина, которую Остап Вишня каким-то чудом сумел сберечь в сталинских лагерях" (фото)
— Я увлекся собирательством во многом благодаря атмосфере, царившей в доме Кончаковских на Андреевском спуске, 13, — говорит автор книги о советских коллекционерах (собирателях) «Нескучное собирательство» известный киевский коллекционер Александр Брей. — По этому адресу находится дом-музей Булгакова. Хозяин — Валерий Николаевич Кончаковский, практикующий врач и собиратель, всячески поощрял мое стремление приобщиться к миру прекрасного. Старинный интерьер и картины способствовали зарождению собирательской страсти. Валерий Николаевич по четвергам приглашал коллекционеров, художников, литераторов. Мне нравилось слушать их разговоры, общаться с ними. Я с детства бывал на Андреевском, 13, ведь моя семья и семья Кончаковских дружили, иногда мы вместе отдыхали на Десне в городке Остер, что под Киевом. Кстати, в книге я рассказываю о своих беседах с мамой Валерия Николаевича Инной Васильевной Кончаковской. Она хорошо знала Михаила Афанасьевича Булгакова и часто рассказывала о нем.
«Нам приходилось конспирироваться. Я даже телефоны заносил в записную книжку по-особенному»
— В то уже далекое время я был самым молодым собирателем в Киеве, о чем мне с некоторой завистью говорили мои старшие собратья, — продолжает Александр Брей. — Общаться с этими людьми было очень интересно, несмотря на весьма значительную разницу в возрасте: мне едва за 20, им — 40 и больше. Нас объединяла страсть к живописи, скульптуре. Кстати, для этих людей деньги были на втором плане, главное — найти классную вещь. Сейчас, к сожалению, почти никого из них нет в живых. Я взялся за написание книги «Нескучное собирательство», поскольку считаю своим долгом сохранить память о коллекционерах советской эпохи, об их особом мире, резко контрастировавшем с тем, в котором жило подавляющее число людей в бывшем СССР.
— С чего вы начинали занятие коллекционированием?
— С приобретения этюдов. За один из них, на котором изображена цыганка (работа Абрама Архипова), отдал в 1978 году золотой перстень с агатом. Разыскал этот этюд в Крыму.
.jpg)
Ради коллекционирования мне пришлось многое изменить в своей жизни. Дело в том, что в студенческие годы я привык к материальному достатку: зарабатывал продажей пластинок с записями популярных тогда зарубежных групп, модной одежды, приобретенной у иностранцев и в чековых магазинах. В Киеве до 1973 года существовал рынок «Толкучка», находившийся на окраине города в Новобеличах. Я был там своим человеком. Мой доход составлял от 500 до 1000 рублей в месяц (средняя зарплата тогда была порядка 120 рублей). По вечерам ходил с друзьями в один из самых модных и популярных среди продвинутой публики ресторанов — «Лыбидь», находившийся в одноименной гостинице.
При этом я очень много читал, не пропускал интересные выставки, концерты. Еще в школьные годы у меня появились свои любимые живописцы — передвижники. В юности стал отдавать предпочтение работам импрессионистов.
Поначалу я знал немногих коллекционеров — Кончаковского и нескольких его друзей. Для успеха в поиске предметов искусства нужно было завоевать доверие большего круга людей. В каждом областном городе было несколько человек, занимавшихся антиквариатом. Я налаживал с ними контакты, ездил к ним.
Еще один важный момент. Нужно выбирать направление в живописи, которое ближе твоей душе. Тогда неимоверно популярны среди интеллигенции были российские импрессионисты, входившие в объединение «Союз русских художников». Я тоже увлекся ими. Со временем очень полюбил украинскую живопись — и классику, и импрессионизм, и авангард. При малейшей возможности старался приобретать картины Мурашко, Пимоненко, Богомазова и других выдающихся украинских мастеров.
Николай Пимоненко. «Киевская цветочница»
Николай Пимоненко. «На Днепре»
Мурашко. «На корме. Портрет Жоржа Мурашко»
Иван Ижакевич. «Мама идет»
Коллекционеры, имевшие высокие доходы — академики, народные артисты, высокопоставленные партийные чиновники, врачи, занимавшиеся частной практикой, писатели, — могли купить понравившиеся предметы искусства. Посредники приносили им антиквариат, оставалось выбрать и расплатиться.
Для меня такой способ пополнения коллекции не подходил — из-за невысоких заработков. Нужно было самому разыскивать, затем обменивать, а если покупать хорошую вещь, то недорого. Запомнился такой случай: в Чернигове мне рассказали о ветеране Великой Отечественной войны, у которого была картина, привезенная им из Германии. Наведался к нему в гости. Он говорит: «Я не люблю живопись в доме, но вы не беспокойтесь, картина есть — в гараже. Правда, в ней дырка, зато неплохая рама. Дайте мне 25 рублей, а я вам — ключ от гаража. Возьмете картину и положите ключ под крышу. Может, картина и ломаного гроша не стоит, а возможно, и ценная. Как бы там ни было, деньги я вам не верну». Двадцать пять рублей — четверть месячной зарплаты. Нужно было решать, платить ли за кота в мешке. Я рискнул, заплатил, и оказался в выигрыше.
Вообще основным способом приобретения вещей для меня являлся обмен, иногда обмен с доплатой. Это был наиболее приемлемый вариант и с той точки зрения, что если бы правоохранительные органы поинтересовались, откуда у меня те или иные картины, мог честно ответить: «Обменял». Это означало: нетрудовых источников дохода нет, закон не нарушил.
— Вы где-либо работали?
— Безусловно, ведь в СССР действовала статья Уголовного кодекса «Тунеядство». Я устраивался наладчиком в различные организации, где можно было выполнить свою работу примерно за неделю. Остальное время посвящал поездкам по стране в поисках произведений искусства.
— Как к коллекционерам относились советские власти?
— С большим недоверием. Кончаковский говорил: «Тебе повезло — ты вошел в круг коллекционеров». Дело в том, что попасть в него было весьма непросто — без рекомендации ни один коллекционер не пустил бы к себе в дом незнакомого человека. Ведь собирательство в Советском Союзе было делом небезопасным — не только из-за угрозы быть ограбленным, но и из-за весьма недоброжелательного отношения со стороны властей.
В советские годы в левобережной части Киева в парке Победы по выходным собирались коллекционеры. На виду выставляли далеко не самые лучшие картины, скульптуры, предметы старины. О высокохудожественных вещах рассказывали только тем, кому доверяли. Посмотреть на эти раритеты приглашали к себе домой.
Приходилось конспирироваться. Я даже телефоны коллекционеров заносил в записную книжку по-особенному: менял местами цифры. Например, те числа, что в середине номера, переносил в конец.
— Вас задерживали?
— Бывало. Расспрашивали о знакомых, изучали записную книжку. Но мало что узнавали — меня непросто сломать, ведь еще с юности попадал в самые разные жизненные ситуации.
«Я сам все реставрировал: картины, мебель, изделия из бронзы…»
— Милиция грабила коллекционеров, вымогала деньги, пыталась их «крышевать»?
— С такого рода злоупотреблениями я не сталкивался. Советская система нас просто прессовала. Показательный в этом отношении факт: накануне Олимпиады 1980 года к Кончаковскому пришли люди из органов и «порекомендовали прекратить посиделки» — традиционные встречи людей искусства у него дома по четвергам.
Процитирую фрагмент из моей книги: «В те времена собиратели, общаясь с людьми не очень близкими, стремились не проронить лишнего слова. Коллекционировать что-либо серьезное, а тем более авангард, было небезопасно. Таких людей считали неблагонадежными, а их увлечение — нелепой прихотью, идущей вразрез с социалистическими принципами, баловством и блажью глупого человека, выбрасывающего деньги на ветер».
И это несмотря на то, что мы спасали приходившие в негодность на чердаках, в сараях, гаражах, подвалах настоящие произведения искусства. Сами же их и реставрировали.
— Освоили профессию реставратора?
— Да, а что оставалось делать? Обратиться за помощью к профессиональным реставраторам — значило вообще ничего не заработать. Ведь было как: покупаешь, например, бронзовую статуэтку за 30 рублей, приводишь ее в порядок и продаешь за 60. Чтобы получить доход, нужно вложить труд и время.
Реставрировали все: картины, мебель, бронзу. У моей жены отлично получалось восстанавливать рамы и картины, а я стал докой в полировке антикварной мебели. Доставал политуру, разводил ее и наносил тридцатью, а то и пятьюдесятью слоями.
— Кстати, как супруга относилась к тому, что массу времени и средств тратите на коллекционирование?
— Вы затронули очень важную тему: без поддержки семьи собирать предметы искусства практически невозможно — не будешь же все время скрывать свои дела от родного человека. К счастью, жена была и остается моей единомышленницей. Мы с ней все обговариваем, вместе радуемся успехам. Помнится, купили за 700 рублей картину Маневича, так всю ночь не спали, и спать совершенно не хотелось. В полвосьмого утра я выпил кофе и поехал по делам, так и не сомкнув ни на минуту глаз.
Кстати, первым и единственным рецензентом моей книги была жена. В Киеве мне не писалось — в городе все время что-нибудь отвлекало. Только на даче, когда голова освобождалась от ненужных хлопот, появлялось настроение излагать свои мысли и воспоминания на бумаге. Я писал, жена читала. И была моим первым критиком.
— Понятно, что между коллекционерами возникала конкуренция. А дружба была?
— Конечно! Когда кто-либо из нашего круга приобретал картину, немедленно приглашал всех единомышленников посмотреть. Ведь очень хочется поделиться своей радостью. Помнится, выдающийся киевский врач-педиатр Давид Лазаревич Сигалов, собиравший живопись, звонил в девять, а то и в десять вечера: «У меня тут кое-что появилось. Если хотите, приезжайте». И я сразу же мчался к нему. Каждое новое приобретение живо обсуждалось. Коллекционеру было очень лестно, если все сходились во мнении, что приобретенная им вещь стоящая — значит, не дал маху, сделал правильный выбор.
— А если попадались подделки?
— В те времена среди коллекционеров не было принято возвращать вещи — гордость не позволяла требовать назад деньги. Рассуждали так: ты понимающий в искусстве человек, считаешь себя коллекционером, поэтому, если взял не то, значит, сам в этом и виноват — нужно нести ответственность за свои решения. Иначе с тобой никто не захочет иметь дело. Изучай искусствоведческую литературу, творческую манеру автора, работу которого решил приобрести, провенанс картины (ее историю) и старайся больше не ошибаться. У меня поначалу случались такого рода промахи, но не было ни одного случая, чтобы я заплатил дорого, а вещь оказывалась подделкой.
— Кстати, о провенансе. Могли бы рассказать о картине с интересной историей из вашей коллекции?
— Таких у меня немало. Я подробно рассказываю о них в книге. Например, в 1933 году любимого в народе писателя-юмориста Остапа Вишню сталинский режим арестовал по сфабрикованному обвинению в подготовке покушения на одного из большевистских лидеров Постышева, приговорил к десяти годам лагерей. Писатель взял на Север любимый пейзаж кисти художника Александра Осмеркина.
Вишня провел в Ухтинско-Печорском лагере все десять лет, в 1937 году его едва не расстреляли, но картину он каким-то чудом сберег и вернулся с ней в Украину. От свертывания в рулон на полотне до сих пор сохранились полосы. В 1980-е годы мне удалось приобрести его у дочери писателя.
— Случалось, что выкладывали за ту или иную картину большую сумму?
— За огромные деньги — 3300 рублей — я купил в рассрочку великолепное полотно Аркадия Рылова «Сухая береза».
За ним гонялись коллекционеры Москвы и Ленинграда, но досталась картина мне. Выплатил всю сумму за год и два месяца.
— Сталкивались с грабителями?
— Отвечу так: коллекционеру никогда нельзя расслабляться — всегда нужно помнить о безопасности. Надо иметь пистолет, а еще лучше — карабин. У меня есть классное охотничье ружье знаменитой голландской фирмы. Мне его подарил дедушка — у него была небольшая, но качественная коллекция ружей.
— Пускали в ход оружие?
— Стрелять, к счастью, не приходилось, но выходить встречать непрошеных гостей с карабином доводилось. Но, знаете, мне не хотелось бы продолжать разговор об этом.
— Как сложилась судьба коллекций, собранных в советскую эпоху, после смерти их владельцев?
— По-разному. Некоторые из этих людей, как, например, Сигалов, которого я уже упоминал, завещали свои картины музеям. В нескольких случаях наследники сохранили коллекции. Но есть прецеденты, когда наследники все тотально распродают — этих людей интересуют лишь деньги. Часто коллекции распыляются, видеть это очень больно.
Фото в заголовке Александра Лобанова
2609Читайте нас в Facebook
