«Нельзя вернуть только человеческие жизни. Территории можно вернуть военным или политическим способом, инфраструктуру — восстановить», — Элла Либанова

«Мы должны работать, иначе никак»

— Элла Марленовна, война на истощение — это, прежде всего, об экономике.

— Нет, война на истощение — это о людях.

— У нас очень ограниченный человеческий ресурс. Армия стачивается. А сражаться за нас никто не будет.

— Не будет.

— Дальше будет еще хуже?

— Может быть и лучше.

— Каким образом?

— Давайте так. Посмотрим, чем смена власти в Вашингтоне обернется для Украины. Вот на сегодня все разговоры — это разговоры. «Мы так думаем», «Трамп так сказал», «Трамп так сделает». Никто не знает, кто и что будет делать. Сильно подозреваю, что сам Трамп не совсем знает. Он достаточно импульсивный человек. Потому увидим, что будет. Это первое.

Второе. Не надо думать, что у россии бесконечный человеческий ресурс. Если бы это было так, то они не приглашали бы, причем демонстративно, северокорейцев. Насколько я знаю, на стороне россии уже воюют кубинцы, также они ищут наемников в африканских странах. Это все не случайно.

На днях из уст человека, которого очень уважаю, это военный эксперт Сергей Грабский (советую вашим читателям смотреть его интервью; он говорит то, в чем разбирается, не пытается нагнетать, не лезет в политику; если и говорит о ней, то это адекватные высказывания), я услышала совершенно невероятные вещи. Что в россии людей сознательно арестовывают и затем в пенитенциарных учреждениях создают такие условия, чтобы они подписывали военные контракты. То есть уже мало денег для того, чтобы заставить заключить контракты без такого давления, поэтому действуют таким образом. Вот мы всегда смеемся, что «не все так однозначно», но на самом деле ситуация в россии не такая, как некоторым кажется.

Я прекрасно понимаю, что нет простых решений сложных проблем, но, тем не менее, никто сегодня не может сказать, обернется ситуация преимуществом россиян на фронте или нет, хотя там в разы больше населения.

Читайте также: «Если мы войну проиграем, Украина превратится в тотальную Бучу», — Элла Либанова

— А что у них с экономикой? Одни уехавшие оттуда российские экономисты рассказывают, что там ужас-ужас, другие — что все очень неплохо, что есть серьезные запасы денег, которых хватит на годы.

— Скажем так: ужас-ужас — не знаю, не уверена, но ужас, безусловно, есть. Просто посмотрите на главу российского Центрального банка Эльвиру Набиуллину. Улыбается она или перестала?

— Улыбки уже давно нет.

— Ну ото ж. Думаю, что она больше понимает в происходящем в экономике, чем все эксперты, находящиеся за пределами страны. По крайней мере, мне так кажется.

— Однако давайте о нас. Часто общаюсь с военными. У одних осталась треть от штатного состава подразделения, у других — половина. Депутаты носятся с идеями мобилизации женщин и снижения мобилизационного возраста. К чему это приведет? Вместе с тем ждать чудес мы не должны.

— Никаких чудес не будет. Давайте шаг за шагом. Что касается мобилизации женщин. Мы все общаемся с военными и немного понимаем, кого не хватает на фронте. На передовой не хватает пехоты. Вы думаете, что женщина может быть эффективна в пехоте? Что-то у меня огромные сомнения есть. Если это касается работы с техникой, причем с такой, где не нужны физическая выносливость и сила, могу согласиться, что можно научить женщину. А в пехоте — правда не знаю.

Что касается понижения мобилизационного возраста, в принципе я против этого. Причем не по каким-то абстрактным соображениям. Мне в свое время и дед, и отец, прошедшие Вторую мировую, говорили, что больше всего и быстрее всего на фронте гибли молодые парни. Потому что у них еще не было понимания, как нужно вести себя в этой страшной ситуации. Если взрослый человек думает о том, что у него есть дети, есть жена, есть семья, то есть ему нужно о ком-то беспокоиться, то парни об этом не думают. Поэтому боюсь, что призыв молодых ребят приведет к значительному увеличению человеческих потерь. Возможно, я не права.

Вообще-то, я абсолютно уверена в том, что определять мобилизационные нужды должны военные. Это не мое и не ваше, извините, дело. Мы не понимаем, чего и кого не хватает на фронте. Как эти лакуны заполнять? Кем? Может ли решить принудительная мобилизация вопрос демотивации или недостаточной мотивации? Потому что все в конечном счете упирается именно в людей.

— Из-за мобилизации работников не хватает кадров всюду — от производства дронов до сельского хозяйства. Даже вызвать сантехника из ЖЭКа уже проблема. Бизнесмены говорят, что в некоторых сегментах некому работать.

— Пусть за границей нанимают и привозят. Кто им мешает? Во многих случаях женщины готовы работать и работают.

Мы должны работать, иначе никак. Да, не хватает сейчас рабочей силы. Если мы работали определенное время, когда условия на рынке труда диктовал работодатель (и додиктовался, кстати), то теперь все понимают, что да — проблема кадров. Причем частично она реально есть, а частично — искусственно создана, потому что мужчины просто скрываются от мобилизации. Это тоже не нужно сбрасывать. Это тоже есть. существует.

Читайте также: «После того, что пережила Украину за эти годы, Третьей мировой войны нам уже бояться не стоит», — Владимир Ельченко

— Мощным источником кадров для отечественной экономики теперь являются ветераны войны. Их уже сотни тысяч. И их количество в дальнейшем будет расти. При этом оказалось, что демобилизованным военным непросто не только адаптироваться к мирной жизни, но и найти работу, потому что не все соглашаются работать за зарплату значительно ниже, чем была в армии.

— Слушайте, те, кто были на передовой, получали сто тысяч. Ясно, что в гражданском секторе им столько не предлагают. Они ищут максимально приемлемую для себя зарплату. Это обычная реакция. А что тут удивительного? Частный предприниматель не может платить сто тысяч. Это реально невозможно. Поэтому нужно общаться с этими людьми, объяснять им, помогать найти приемлемую работу не только с деньгами, но вообще с достойными условиями труда и т. д. Но это трудная работа. Нагрузка на центры занятости сегодня огромная. В этой связи, в частности. Мы говорили и писали о том, что возникнет эта проблема, когда будут возвращаться ветераны. Толку с этого?

— Никто не слышал?

— Вроде бы и слышали.

«Мы почти три года живем в таком ужасе. Но ведь боремся с этим»

— Выдержит ли наша экономика без поддержки США, если Трамп сократит ее? Он считает затраты на помощь Украине чрезмерными, поэтому значительное сокращение ее объемов выглядит вполне реальным, особенно с учетом настроений республиканцев в Палате представителей.

— А может, эта поддержка будет значительно больше. Заказы для военной промышленности в Штатах есть. Предприятия вернулись в ВПК. В бюджетах штатов и федеральном бюджете соответствующие средства предусмотрены. Эта довольно инерционная машина как, просто остановится? Она долго разгоняется, но затормозить мгновенно тоже не может. Поэтому думаю, что на действия Трампа будут влиять многие факторы, в том числе и позиция бизнеса.

— Он прежде всего бизнесмен.

— Так вот же. Я плохо понимаю, как сможет не обращать внимание республиканское правительство на чисто экономические процессы: динамику ВВП, цены, рабочие места, доходы предпринимателей. Кстати, правительство демократов традиционно гораздо меньше занимается экономикой. Безусловно, риск того, что новая власть примет решение направить бюджетные средства на другие цели, а произведенное оружие не предоставлять Украине, существует. Но вряд ли неотвратимый.

— Люди очень боятся такой инфляции, которая была в 1990-х. Когда до обеда была одна цена, а после обеда другая. Есть ли основания для таких волнений?

— Да ну, откуда оно будет такое? Кто об этом говорит?

— Народ на местном рынке.

— Женщины на рынке, дядечки на диване — многие что-то говорят. «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».

Цены будут расти, это правда. Но никаких оснований для гиперинфляции не вижу. Тем более что мы же не в вакууме живем. Рядом Польша, та Чехия тоже близко. Там нельзя чего-то закупить? Когда цены у нас и у них уже практически сравнялись, то о чем идет речь? У нас сегодня ниже цены на то, что нельзя экспортировать. Вот, скажем, на услуги парикмахерской они гораздо ниже. Почему? Потому что все же не уехали, кто-то здесь живет. Несмотря на рост цен на парикмахерские услуги, они несопоставимы с европейскими. Цены в ресторанах и кафе тоже у нас ниже. А цены на все, что можно экспортировать, у нас такие, как и в соседних странах. Потому не вижу оснований для стремительной инфляции.

Что касается разговоров о том, что у нас огромные внешние долги. А что, с нас требуют сегодня их платить? Я такого еще не слыхала. К тому же никто не знает, какие там суммы, если честно.

— Наша власть и основная масса населения живут в параллельных мирах. «Вовина тысяча» — это правильный шаг?

— Меня очень часто спрашивают об этом. Не знаю. Когда читаю, как пишут в социальных сетях, «вот если бы эту тысячу перечислить на ВСУ», да какие вопросы? Через «Дію» и перечислите. Там есть такая опция. Сделайте это. Кто мешает?

— Такая сумма — это же удар для государственного бюджета.

— Ну, не такой страшный, но неприятный.

Знаете, я бы всем не пыталась платить, а делала бы это все-таки на адресной основе. Просто если переводить на адресные рельсы, администрирование будет стоить больше тысячи. Потому что нужно будет проверить доходы, причем с учетом нашей тенизации и всего остального.

— Власть упрекают, что они таким образом просто заигрывают с избирателями.

— Да какое заигрывание? Где эти избиратели? Вы верите, что в следующем году будут выборы?

— Не раз слышала, что на Банковой идет подготовка к ним, аж гай гуде.

— Не знаю. Я не понимаю, как можно в такой ситуации проводить выборы.

Читайте также: «Ситуация неопределенности — это теперь новая норма до конца жизни», — Дмитрий Золотухин.

— А что скажете о повышении налогов? Бизнесмены жалуются, что отечественный бизнес скоро додушат. Да и люди не в восторге.

— На эту тему нужно подробнее поговорить со специалистами. В принципе, если уж положить руку на сердце, на Библию — куда хотите, у нас не столь высокие налоги, как бизнес жалуется. Другой вопрос, что есть так называемые неофициальные налоги. Но ведь это вопрос не налоговой службы, а силовиков. Иногда их аппетитов.

Что касается повышения налогов, я понимаю Минфин. Ему нужно балансировать бюджет. Хоть как-то. Но повышение налогов — не вижу оснований для этого. И результативности не вижу. Вопрос в том, еще раз повторяю, что наш бизнес не столько связан официальными, сколько неофициальными налогами. Поэтому смена официальной части может никак не отразиться на всем остальном.

— Мы живем в период сплошной неопределенности, поэтому нет никаких прогнозов ни от военных, ни от политиков. Хотя всем понятно, что дальше будет сложнее и тяжелее. Писатель Ян Валетов недавно написал: «Боюсь, что вы даже вообразить не можете долговременные последствия этих десяти лет. Они ужасающие. Страшнее могут быть только последствия поражения». Мы сейчас не знаем, когда все кончится, каким образом, сколько территории останется нам.

— Давайте о территории. Что значит — останется нам? Сколько лет ждал Азербайджан? Тридцать. А Балтия? Семьдесят. Но ведь вернули. Хотя есть Польша, Финляндия, Венгрия, Румыния. В новейшие времена Грузия и Молдова. Это правда, но нельзя вернуть только человеческие жизни. Территории можно вернуть военным или политическим способом, инфраструктуру — восстановить.

— Как вы лично относитесь к теме мир в обмен на территории, к чему нас активно подталкивает Запад?

— Не знаю. Запад пестрый. Там одна позиция — это Словакия, вторая — Франция, третья — Польша. Не думаю, что есть какое-то согласованное мнение. Очень много, безусловно, зависит от Штатов, Британии и Германии. В этом нет сомнений. Увидим, что будет в Германии, где 23 февраля будущего года пройдут досрочные федеральные выборы.

Читайте также: «Усталость от войны притупила чувство ненависти к врагу», — писатель Артем Чех

— Сейчас у многих жизнь на паузе. Нас очень истощают бессонные ночи из-за шахедных и ракетных атак. Хотя стыдно об этом рассказывать ребятам, защищающим страну. Чем вы спасаетесь в столь сложные времена?

— Работаю. Не вижу никакого другого варианта. Я не вышиваю салфетки, хоть умею, потому что меня это не успокаивает. А вот труд, особенно умственный, позволяет и заставляет переключаться.

— Все чаще военные пишут в соцсетях о пропасти между фронтом и тылом, их это оскорбляет. Что с нашим обществом происходит в этом смысле?

— Я такого явления не вижу и близко. Может, какая-то дура, извините, в социальных сетях что-то и написала, но массово — не вижу.

Мы устаем от войны, это правда. Почти три года живем в таком ужасе. Но ведь боремся с этим. Мы же не крысимся друг на друга? Нет, этого нет. Помогаем друг другу? Да, помогаем. Донатим на ВСУ? Да, донатим. Помогаем даже кошечкам и собачкам, которых вывозят из прифронтовых зон. То есть мы безусловно остаемся людьми. Более того, я сказала бы, что мы гораздо человечнее, чем были пять лет назад.

Я более-менее стараюсь следить за социальными сетями. Причем не выбираю только то, что мне в ленту падает, а гуляю по страницам и смотрю, что люди пишут. Есть ли попытка расшатать общество? Да, есть. Причастны ли к этому российские власти? Да, причастны. Есть ли сопротивление в этом смысле украинского общества? Да, есть. Ну что мы можем еще сказать?

Разделение, безусловно, существует. Но разделение это далеко не раскол. Сейчас не вижу никаких оснований говорить о социальных конфликтах и раздорах. И надеюсь, что мы доживем до конца войны, не раскалываясь. А что будет в этом плане после войны, я не знаю.

Читайте также: «Чтобы Украина выстояла в этой войне, вашим властям нужно принять очень непопулярные решения», — военный аналитик Игаль Левин

607

Читайте нас в Facebook