«Муж умолял меня уехать, наши отношения испортились»: Вера Кекелия о первых месяцах войны и рождении второго ребенка

— Вера, как вас изменила война?

— Я стала более уверенной. До войны много в себе сомневалась — то какая-то не такая, то песни у меня не такие, то как мама и жена не идеальна. Постоянно к себе придиралась. А с началом полномасштабной войны поняла, что все это так неважно, что нужно акцентировать внимание на других вещах. Научилась надолго не планировать, а по возможности жить «здесь и сейчас». Потому что завтра может и не наступить и жизнь может оборваться в любой момент. Стала смелее в принятии решений. Больше ответственности беру на себя, а не жду, пока само собой все как-нибудь разрулится. И еще, если меня что-то не устраивает, я это говорю. В себе не держу. Раньше думала больше о том, как не обидеть людей. Понятно, если ты не говоришь об этом, то обижаешь себя. Даже в отношениях с Ромчиком (музыкант Роман Дуда — муж Веры. — Авт.). И тогда эти отношения даже более честными становятся.

— Какой момент стал для вас самым страшным за последний год войны?

— Когда услышала первые взрывы 24 февраля, у меня не было страха. И даже сейчас нет. Это очень странно, может, так меня оберегает моя психика. А уже потом, когда ты начинаешь читать новости и погружаться в них, видеть этот кошмар, который происходит, тогда и появляется страх. Наверное, когда ты собственными глазами чего-то не видишь, ты до конца не можешь понять, с какими ужасами и какой болью сталкиваются люди. Особенно переживаю, читая страшные новости, связанные с детьми. Когда началась война, я уже беременна вторым сыном, поэтому меня пугали именно такие истории. Так что в какой-то момент, чтобы сохранить свое психическое здоровье и ради росшего в моем животике ребенка, я удалила со своего телефона все новостные каналы.

— Вы признавались, что во время войны у вас с мужем испортились отношения. Из-за чего были недоразумения?

— Отношения у нас с Ромой испортились перед войной, прямо на пороге 24 февраля. Он был уверен, что война начнется, и настаивал, чтобы мы уезжали. У нас не было никаких инсайдов, у Ромы просто аналитический склад мышления, поэтому он высчитал, что по всем признакам полномасштабное вторжение будет. Хотя большинство наших друзей и знакомых не верили в это. И я тоже полагала, что все будет хорошо. Рома был постоянно расстроен из-за того, что я к нему не прислушиваюсь и не хочу выезжать с сыном. Я считала, что он преувеличивает с этим нагнетанием. Дома было сумасшедшее напряжение, муж меня умолял уехать, а я ему отвечала, что у меня же съемки «Женского квартала» и ЖВЛ, у меня обязательства перед коллегами, я не могу просто так сорваться и куда-то уехать.

— Знаю, что ваши родители так и не уехали из Харькова, который до сих пор жестко обстреливают россияне. Почему?

— Я против того, чтобы там оставались мои родители. Но они меня не слушают и никуда не хотят уезжать. У нас было много разговоров на эту тему. Они взрослые люди со своими установками. Да, они отдают себе отчет в том, что есть большая опасность оставаться жить в Харькове, но родители также убеждены, что должны оставаться жить дома, на своей земле. Отец ходит на работу, а мама иногда приезжает к нам в Киев, помогает ухаживать за детьми.

Однажды я приняла решение за них и увезла их оттуда. Это когда мы все вместе летом поехали рожать в Грузию, к родителям папы. Мои роды были весомым рычагом, чтобы родители согласились выехать из Харькова, потому что там «прилетало» со всех сторон. Наш дом каким-то чудом там стоит. Рядом куча инфраструктурных объектов, по которым целятся российские ракеты. Риски огромные! Я подозреваю, что родители, чтобы не пугать, не все мне рассказывают, что к ним «прилетает» со стороны россии.

Но потом, когда мы уже из Грузии вернулись в Украину, я от мамы услышала, что это путешествие ей тяжело далось. Что дома ей все-таки лучше.

— Вы и сами не уезжали из страны в первые месяцы войны, поехали только летом, за месяц до родов…

— Мы на время выезжали на запад Украины. Но у меня были такие ощущения, что ты будто бы там пересиживаешь, ничего полезного не делаешь. Да, мы там ходили помогали волонтерам, но, с моей точки зрения, этого было недостаточно, я могла бы помогать в Киеве больше. Поэтому на меня это начало психологически давить. Ты будто не можешь вернуться к своей привычной жизни и не можешь жить дальше по-новому. Ну вот уеду я за границу. Где я буду там жить? Что я там буду делать?

— У вас есть еще родной брат. Как его семья?

— Гурам с женой и 13-летней дочерью в конце марта уехали из Харькова. Они месяц под обстрелами в подвале просидели, все ждали, как и большинство украинцев тогда, что вот-вот все закончится. Но ничего не кончалось, и они уехали, потому что ребенок даже на улицу боялся выходить. Мы очень переживали за ее психическое состояние. Даже когда они уже были во Львове, Снежана не могла успокоиться. Только когда пересекли границу, она поняла, что ее там ракеты не достанут, что только там она будет в безопасности. Мой брат с самого детства имеет инвалидность, поэтому его пропустили. Они уехали в Грузию к родственникам, а потом я с родителями и сыном в конце июля к ним приехала.

— Как вас встретили в Тбилиси родные?

— Я очень благодарна нашим грузинским родственникам. Они все время были рядом с нами, помогали во всем. Так интересно сложилось, что мы получили огромную поддержку от волонтеров. Я их даже не видела — это были небезразличные обеспеченные грузины, которые объединились, чтобы помочь украинским беженцам. Потому что хорошо помнят, кто такие россияне, ведь когда-то они напали и на Грузию. Эти волонтеры предоставили прекрасную квартиру в уютном районе, где мы жили три месяца. И они помогли мне в медицинском плане, с родами. Я им очень благодарна.

— И все же вы вернулись с младенцем в Киев.

— Я колебалась, возвращаться ли мне домой с двумя маленькими сыновьями. Думала, приеду, посмотрю, что да как, и, если будет очень опасно, снова поеду куда-нибудь за границу. И вот изо дня в день я себе говорила: завтра точно приму решение. И так до сих пор (улыбается. — Авт.).

— Как изменилась ваша жизнь с появлением Матвея?

— Стало еще меньше свободного времени. Я раньше думала: как это, иметь второго ребенка? Это, наверное, отнимет все мое время. Но нет, не намного тяжелее, чем с одним. То есть мои страхи не оправдались. Мы с Ромчиком говорили о втором ребенке, специально его не планировали, но наши мечты быстро реализовались, и мы оттого счастливы. И я с самого начала почему-то знала, что у меня будет второй сын, Матвейчик. И имя ему еще до рождения выбрали.

Матвей совсем не похож на старшего братика. Иван эмоциональнее, а Матвейчик — более спокойный, сдержанный, более сосредоточенный.

— Вы сейчас активно работаете — съемки для ЖВЛ, «Вечерний квартал». Кто помогает с сыновьями?

— Теперь гораздо спокойнее оставляю детей дома. С одним Иваном было больше страхов. Поест ли он? А что именно? Поспит ли? С Матвейчиком таких переживаний нет, потому что есть опыт с первым ребенком. Иногда мама помогает, иногда муж. У него офисная работа сейчас, поэтому Ромчик в основном по вечерам с ними сидит и в выходные. Кстати, первого сына мы с мужем вместе рожали, а Матвея я сама в Тбилиси. Показала тогда малыша папе по видео. Одна из причин, почему я хотела поскорее вернуться домой, — чтобы Ромчик вживую увидел сына. Хотела, чтобы наша семья была вместе! Поняла, что так мне легче и спокойнее.

Ранее звезда «Поймать Кайдаша» Антонина Хижняк рассказала «ФАКТАМ» о своем самом страшном дне во время войны и переменах в жизни.

3740

Читайте нас в Facebook