115-летняя домна туревич: «сколько живу, ни разу у врача не была»
Домне Лаврентиевне Туревич в этом году исполняется 115 лет, о чем свидетельствует соответствующая запись в паспорте и истрепавшейся «метрике» (свидетельстве о рождении). Точную дату ее рождения не знает никто. Старушка говорит, что появилась на свет осенью, «когда картошку копают». По данным зарубежных и отечественных средств массовой информации, Домна Туревич является самой старой жительницей Европы. Ее восемь братьев и сестер давно умерли.
«Каждый день старушка выпивает стаканчик красного вина»
-- Как здоровье, бабушка? -- интересуюсь у долгожительницы, не особенно надеясь, что она меня услышит.
-- О-хо-хо Хорошо, деточка -- для моих годков-то. Слава Богу, не слепая, не глухая и при своем уме
-- Я в свои шестьдесят с небольшим уже глуховата, а мама слышит как молодая! -- вступает в беседу дочь Домны Туревич Зоя Себастьяновна. -- Только со зрением у нее похуже. Людей узнает в основном по голосу.
-- Отсветили мои глазоньки за столько годочков, -- медленно говорит старушка. -- И встать самостоятельно не могу. Хожу немного по хате -- за стеночку держусь и шагаю. Во двор не выхожу. Прошлым летом Господь вывел, я на солнышко насмотрелась, любимых курочек покормила. Они меня не боялись, прямо с руки клевали. Очень хочется снова лета дождаться, еще разочек солнце ясное увидеть. Я сама себя тренирую (улыбается). Чтобы косточки не застоялись, руки-ноги поднимаю и опускаю, разминаю. Когда меня приподнимают -- кости трещат, словно хворост ломается. А раньше руки были, как у доброго мужика. Никогда ничего не болело. Сколько живу, ни разу у врача не была. И отец мой больше ста лет прожил. Я в него пошла. А вот мама умерла молодой.
-- По дедовской линии наш род -- и мужики, и женщины -- все рослые, здоровые, -- говорит Зоя Себастьяновна. -- В этом секрет долголетия мамы. Раньше она такая же была, но годы иссушили. Тела почти не осталось, а душа сидит, и человек живет.
-- Неграмотная я, в школу не ходила, -- рассказывает Домна Лаврентиевна. -- Меня с детства учили ткать, шить, вышивать, коноплю бить, лен мочить. В молодости я не знала, что такое купленная сорочка. Сейчас, слава Богу, всего хватает: одета, обута, накормлена. Пенсию получаю -- 267 гривен. За мной дочка ухаживает. Сначала я жила у сына, а потом перешла к Зое. Дочка, знаете ли, это не невестка. «Невiстка -- чужа кiстка». Сначала я дочери помогала, а теперь ее очередь. И так будет, пока Господь мой смертный денечек не назначит. Дай Бог ей здоровья! Она и вино мне покупает
-- Мама без вина не может, каждый день попивает, -- с улыбкой рассказывает Зоя Себастьяновна. -- Больше всего любит кагор, хотя от других тоже не отказывается.
-- У меня есть 50-граммовый стаканчик. Я себе потихоньку налью, выпью, минутку посижу, а оно пошло, пошло, и аж сюда, -- старушка с блаженным выражением лица проводит рукой по груди в направлении живота. -- И так мне хорошо-хорошо!
-- А вот конфет мама не любит, -- говорит дочь. -- Она сладкое вообще не ест
-- Я, детки, покушать люблю, -- продолжает Домна Туревич. -- Но посты соблюдаю. Дочка ругается. Она где-то вычитала, что насухо можно постить только до 60 лет. Я недавно спросила у батюшки об этом, а он говорит, что не годится мне голодать. Нужно помолиться, а потом поесть. Мне сейчас сильно постить -- больший грех, чем кушать, потому что организм уже слабенький. Так священник сказал. Но все равно по средам и пятницам я скоромного не ем. Пусть Господь принимает мой святой пост. Ох, а как мы наголодались после второй войны! Когда в 1946-м вернулись в Черск из Бессарабии, ни лома, ни дома не имели. Приехали в чисто поле. Остановились под старым орехом, под которым в детстве играли. Единственную лошадь советы забрали в колхоз. Мы хатку поставили, да и сидели в ней голодные. Варили щавель, добавляя лебеду и крапиву, чтобы не так кисло было. Хата не запиралась. Как-то вечером я латала детские тряпки, вдруг слышу -- волк крадется. Их в голодовку вокруг бродило, что овечек. А собак всех съели. Услышав, что волк подходит к двери, я от страха как закричу: «Ану пошел отсюда!» Он тоже испугался и убежал (смеется).
Прямых потомков у старушки -- 152!
Домна Туревич родила семерых детей, причем младший появился на свет, когда ей перевалило за пятьдесят. Один ребенок умер совсем маленьким. Старший Василий погиб на фронте. Остальные пятеро живут и здравствуют. Родных внуков у старушки-рекордсменки -- 37. Правнуков и праправнуков -- 115! Жизнь разбросала их по всей Украине и Бессарабии (их семью насильно выселили туда в 1940 году).
О покойном муже Домна Лаврентьевна вспоминает с особой нежностью в голосе, потому что «по большой любви под венец шли». Сосед Себастьян (в пору их юности парни редко женились на девушках из других сел) жених был видный, под стать невесте: красивый, высокий, сильный. Старушка забыла, в каком году была свадьба. Зато сам праздник помнит в деталях. Например, гости выпили всего две бутылки горилки, за большие деньги купленные в трактире. Водка тогда была дорогим и дефицитным напитком. А венчаться в церковь их везли на празднично убранной подводе, запряженной парой лошадей.
-- Уже 34 года нет со мной Себастьяна, -- с грустью в голосе говорит Домна Лаврентиевна. -- Хороший был, добрый. Вообще, раньше муж с женой не так, как сейчас, жили. Не разводились. Могли пять раз в день разругаться, но всегда мирились. Правда, люди разные бывали. Помню, еще за царя Николая один мужик из нашего села сильно молодую жену невзлюбил. Ни с того ни с сего, словно кто сглазил. Обижать ее начал, бить, а потом и вовсе решил жизни лишить. С первого раза у него не получилось. Дал ей какой-то ядовитый порошок и приказал: когда будешь по мосту идти, проглоти. Хотел, значит, чтобы упала в речку и утонула. Она выпила, потеряла сознание, но в воду не свалилась. Ее бесчувственную отвезли к родителям в соседнее село. Выздоровев, вернулась к мужу. А он возненавидел ее еще сильнее. Сказал: «Пошли к гадалке, спросим, почему у нас с тобой житья нет, помощи попросим». Она поверила. Когда шли через лесок, он набросился на нее и стал душить. Она, бедненькая, умоляла: «Не убивай, отпусти! Я уйду к родителям и больше не вернусь!» Но он не послушал -- убил и на дороге оставил. Думал, кто найдет, решит, что под воз попала. На следующий день из города понаехали стражники, в дома заходили, расспрашивали. Никто не видел, как муж ее убивал, но все его подозревали. Один стражник хитрый попался. Приказал еврейке, что в конце села жила, чтобы позвала того мужика к себе, а сам спрятался в сенях. Когда он пришел, хозяйка спросила: ты жену убил? А он не удержался и похвастался: я. Тут стражник и арестовал его, в кандалы заковал. В тот же день его увезли в город. В село он больше не вернулся. Об этом случае вся округа не один год говорила.
В ресторане Домна Туревич впервые побывала, когда ей исполнилось сто лет
-- Мама о событиях столетней давности помнит лучше, чем о вчерашнем дне, -- удивляется Зоя Себастьяновна.
-- Ох, деточка, сколько я пережила за свои годочки-то, -- качает головой старушка. -- Помню, как в первую (мировую. -- Авт. ) войну царь Николай сражался. Это теперь солдаты на машинах, тракторах и аэропланах, а царь грудью воевал! У нас за селом почти год стоял сибирский полк. Хлопцы в нем были высокие, здоровенные. Я им белье стирала. Солдаты строили блиндажи из бревен в семь накатов, залитых цементом. Они выдерживали самые мощные орудия! Солдатиков возили в Трояновку (соседнее село. -- Авт. ) отдыхать и в церкви молиться. А потом погнали в атаку. Из всего полка живыми вернулись только двое, причем один раненый. О войне у нас много говорили. У царя Николая жена была немка. Сначала он дал команду наступать, а потом вдруг передумал. Когда полк отступал, то почти весь утонул в Стоходе (местная река. -- Авт. ).
-- Столетие пышно отмечали?
-- Ох, давно это было. За мной из военкомата приезжали. Сказали, что хотят забрать в ресторан. Я говорю: чего ж я туда поеду? «Посмотрите на людей и себя покажете», -- отвечают. Председатель сельсовета десять раз приходил просить. Сначала я отказывалась, но потом согласилась. Поехала. Завели меня в тот «русторан», усадили за столик. Рядом расположились многодетные матери, начальники разные. Пришли посмотреть на дурную бабу (смеется). Петь заставляли. Раньше я хорошо пела. И сейчас могу, но голос уже не тот Ох, и наговорилась я с вами, деточки. Дай вам Бог здоровья! Об одном прошу, родненькие: сделайте мне дорогу. Когда придет пора идти к Господу, чтобы меня на кладбище везли по-людски, а не под соседскими порогами. Я об этом всех умоляю. Даже к Президенту обращалась, но, видно, ему мою просьбу не передали
Автор этих строк, повредивший на сельских ухабах служебный автомобиль, присоединяется к просьбе Домны Лаврентиевны.
Читайте нас в Facebook