Актриса наталья гебдовская: «владимир сосюра попросил меня спрятать его поэму «мазепа»
Наталья Александровна Гебдовская -- старейшая актриса украинского кинематографа. 75 лет назад, когда Киевская киностудия только строилась, она сыграла свою первую роль в фильме «Джальма». Студентку Гебдовскую заметил Александр Довженко, и в 1932 году она снялась у него в фильме «Иван». Затем снималась у многих знаменитых режиссеров -- Лукова, Пырьева, Донского, Кавалеридзе, Денисенко, Войтецкого (»Богатая невеста», «Молодость», «Как закалялась сталь», «Непокоренные», «Дорогой ценой», «Партизанская искра», «Высокий перевал», «Жнецы», «Тронка», «Вперед за сокровищами Гетмана»).
Наталья Гебдовская играла на одной сцене с корифеями украинского театра Нонной Копержинской, Натальей Ужвий, была партнершей Гната Юры. Ее и Копержинскую в 1995 году Международный фонд гуманитарных и экономических связей Украины с Россией наградило премией «Наш родовiд». Догадаться о теперешнем возрасте Натальи Александровны можно только по датам выхода фильмов с ее участием и воспоминаниям современников. В свои 92 года Гебдовская поражает феноменальной памятью, умением моментально реагировать на вопросы собеседника, шутить и радоваться жизни. Даже внешне стройная худенькая женщина с огромными выразительными глазами выглядит лет на 20 моложе.
«Сорок лет я жила надеждой, что мой муж жив»
После войны артистка жила на улице Ленина в Киеве. В ее гостеприимном доме бывали те, чьи имена уже стали легендой. Атмосфера тех лет сохранилась и в квартире на улице Пирогова, куда переехала Наталья Александровна с сыном и невесткой. По фотографиям на стенах можно проследить всю историю этой уникальной семьи: от отца мужа -- оперного певца Летичевского до внука Феликса -- артиста Театра русской драмы. Глядя на фотографии внука, Наталья Александровна не устает повторять: «Прожил так мало, а успел так много». Недавно Наталья Гебдовская закончила и сдала в печать свою новую книжку «Анромаха». Еще раньше вышли два сборника ее стихотворений.
Отпивая маленькими глоточками кофе, Наталья Александровна рассказывает историю своей любви и эпохи, в которой ей довелось жить.
-- Вам, очевидно, известен секрет долголетия?
-- Врачи говорят, что это у меня генетически, хотя мои родители не дожили до почтенных лет. А, может, я такая живучая, поскольку родилась в Китае, в Харбине. Мой отец, военный, оказался там в одно время с моей мамой-батрачкой, приехавшей заработать себе на приданое. В Украину она вернулась уже с мужем и со мной, годовалой. Символично то, что они познакомились на сцене. Не будучи профессиональными актерами, они играли в «Украинском водевиле». Возможно, я прожила так долго потому, что никогда не шла против своей совести. У меня хватило мужества не цепляться за заманчивые предложения только ради известности. Однажды я поняла, что часто «грала бабусь, тому i старостi не боюсь». Сохранила верность своему единственному избраннику -- мужу, с которым нас разлучила война. Свою книгу воспоминаний посвятила любви к жизни, а главное, ему.
-- Вы всю жизнь чувствовали себя женой погибшего воина -- Андромахой?
-- Может, это несовременно, но я любила только одного мужчину -- своего мужа. Мы вместе учились в Музыкально-театральном институте им. Лысенко. Однажды, когда я сидела на парте, услышала замечание сокурсника: «Вам это не идет». Тогда я впервые обратила на него внимание, заметила, что другому не промолчала бы. В нем было столько доброты и природной интеллигентности, что я тут же спрыгнула с парты. Летом в студенческом лагере, уже не замечая окружающих, мы были счастливы. Со стороны это, видимо, было так явно, что, когда приехала его мама, однокурсники ей сообщили: «Ваш сын женился», на что он ответил: «Мою маму не переубедить» и сделал мне предложение. В браке я была очень счастлива. Узнавая друг друга ближе, мы понимали, что становимся родней, и относились к своему чувству бережнее. На фронт он ушел в день своего рождения. Чуть ли не каждый день писал нам с сыном письма, слал весточки. И вдруг связь оборвалась. Пропал без вести… Во мне жила надежда, что он жив, до 1985 года. В те времена такое бывало: он вернулся, а его уже не ждут, или на фронте завел новую семью, а его все еще ждут дома. Я на все была согласна: пусть калека, пусть с другой, лишь бы знать, что он жив, и продолжала искать его. Санитарка из 218 дивизии, которую я нашла спустя 40 лет после войны, увидя фотографию моего мужа, рассказала о его последнем, страшном, дне. В бою под Донецком солдат, вооруженных одними винтовками, расстреляли немецкие танки. Пятнадцатилетняя девочка, которая приписала себе год, чтобы попасть на фронт, ползком, прячась от вражеского прожектора под трупами, вынесла на себе шесть раненых солдат. А «Альбертику-артисту», как называли его в роте, где он был комсоргом, к сожалению, помочь не могла.
-- А в 1985 году, когда узнали подробности гибели мужа, не пожалели, что могли бы по-другому устроить свою жизнь?
-- Мы часто недоедали, зарплата артистки была мизерной. Чтобы накормить сына, я время от времени сдавала кровь. Помню, когда он увидел пол-арбуза в эвакуации в Ашхабаде, воскликнул: «Мама, какие же мы богатые!» В Киеве киностудия выделила земельный участок под огород, и мы с мамой его обрабатывали. Действительно, могла бы прожить и не так трудно. Мне делали предложения достойные мужчины. Когда я снималась в фильме «Радуга», за мной ухаживал мой партнер по фильму Ганс Клеринг. Он старался найти контакт с моим сыном, который играл одну из главных детских ролей. После съемок, несмотря на мою сдержанность, он решился сделать мне предложение. Но я не могла его принять, так как любила и ждала другого. Позже Ганс женился. Его брак был недолгим, и он уехал в ГДР, продолжал сниматься там, а затем стал директором киностудии «Дефа». Сегодня, смотря на все с высоты своих лет, я ни о чем не жалею. Не думаю, что мой сын был бы счастливее, если бы видел, как я обманываю себя и другого. Когда сын Ганса вырос и отец рассказал ему обо мне, наша дружба возобновилась. Его сын приходил к нам, подружился с моим внуком. А я бывала у его матери (она часто болела) и помогала, чем могла.
«Александр Довженко пригласил меня, совсем юную, сняться в роли матери»
-- Видимо, вы помогали не только ей. Вас называет своей «крестной» актриса Элина Быстрицкая.
-- Однажды вечером в санатории на танцплощадке в вальсе кружилась необыкновенно грациозная девушка. Я не удержалась и подошла к ней. В ней было что-то такое, не просто красота и молодость. Я ей так и сказала и добавила, что вижу в ней актрису. Оказывается, это было ее мечтой, но мама была категорически против. Элина обрадовалась, узнав, что я актриса. Я объяснила ей, что нужно для поступления в театральный институт, и дала адрес. Потом мы часто встречались. Я интересовалась ее судьбой, опекала, как могла. Есть и такое, чего Быстрицкая до сих пор не знает. Будучи студенткой, Элина снялась в кино, и сокурсники тут же стали поддевать ее. Сгоряча она дала пощечину одному из них. Студенты решили, что она слишком высокомерна, созвали собрание и хотели исключить ее из института. Я тогда работала инструктором райкома партии по вопросам культуры и посчитала нужным проинструктировать молодого инспектора, который шел на собрание в институт, объяснив ему, что истинная причина -- зависть. Быстрицкую не исключили. На собрании она сказала: «Если вы меня исключите, ищите меня в Днепре». Мне приятно, что не только при встречах, но и в своих интервью она называет меня «крестной».
-- Вы когда-нибудь совершали поступки, о которых до сих пор неловко вспоминать?
-- В 1945 году я собиралась в Москву к Довженко и ломала голову, что привезти ему в подарок. Решила пойти в сад Киевской киностудии и собрать там немного яблок. Но после войны ничто съедобное на земле не залеживалось, и на деревьях ничего не оказалось. Тогда я купила на базаре два отборных яблока. При встрече мы долго разговаривали, а я все не решалась достать свой подарок. Перед уходом все-таки протянула ему яблоки со словами: «Это из вашего сада». Довженко как-то странно на меня посмотрел. По его улыбке я поняла, что он все понял. Мне стало неловко. Позже я рассказала об этом случае Масохе, с которым вместе снимались в фильме Довженко «Иван». Спохватилась и тут же попросила его об этом никому и никогда не рассказывать. Однако спустя много лет на вечере памяти Довженко Николай Сом прочел со сцены свое стихотворение о том, как девушки носили Довженко яблоки из его сада. Ну, думаю, может, я не одна так грешила. Подхожу после вечера к Николаю и спрашиваю: «Откуда байка про девушек?», а он мне в ответ: «Масоха по секрету рассказал».
-- Как вы познакомились с Александром Довженко?
-- Студенткой играла в массовке в его фильме. Правда, он сам никогда не говорил «массовка». О людях всегда уважительно говорил: «Покажите мне народ». В перерывах между съемками он подходил и разговаривал с нами. Когда я играла в фильме «Иван» официантку, долго возились с декорацией чайной, и Довженко остановил взгляд на мне и однокурснице. Он сказал ассистенту: «На оцю, з карими очима (про подругу), будуть кидатися i знiмати, але не довго, а на оцю потрiбен смак». Потом подозвал меня и еще больше удивил ассистента: «Я цю дiвчину буду знiмати у ролi матери». Он сам гримировал меня и объяснял смысл фильма и эпизода, в котором я снималась. Конечно, что может знать девушка, не познавшая материнства, о чувствах матери, сын которой разбился насмерть на стройке? Он разговаривал со мной, как со взрослой, равной. Молодые артистки обычно избегают играть роль матери, а я, наоборот, стремилась узнать еще что-то, научиться чему-то новому. Довженко был внимательным к людям и вне студии. Когда я приезжала в Москву, он всегда расспрашивал о здоровье общих знакомых, кто и где снимается, об их личной жизни. С ним было интересно даже просто идти по улице. Он разговаривал и успевал рассматривать витрины, прохожих, рассуждал об этом вслух. Однажды по дороге из студии он, возбужденный и разговорчивый, вдруг что-то увидел и помрачнел. Я проследила за его взглядом и увидела обычную для послевоенных лет картину: две молодые женщины укладывали трамвайные рельсы. «Боже ж ти мiй, вони ж повиннi дiтей народжувати, а не рейки тягати». Он углубился в свои мысли, замолчал, извинился и второпях попрощался.
«Максим Рыльский похвалил мои стихи»
-- Вы ведь давно пишите стихи, посвящая их известным людям. Почему не печатали их раньше?
-- Однажды на комсомольском собрании я сидела рядом с Володей Сосюрой. Он пожаловался мне, что одно его стихотворение уже напечатали, а он к этому времени переделал его, но поздно. С тех пор я решила писать только для себя и никогда стихов не печатать. И первый мой сборник стихов не я отнесла в издательство, а дочь моего друга Костенко Наташа.
-- А вы показывали свои стихи Сосюре?
-- Костенко показал мои стихи Рыльскому. Я просила не называть моего имени. Он, не зная, ни сколько мне лет, ни кто я, написал отзыв. В нем были замечания, но была и похвала, и напутствие автору продолжать писать. А с Сосюрой у меня был такой случай. Он мне показал то, что другим не решался. Как-то мы с сыном и невесткой шли домой. На улице Ленина нас догнал Володя и напросился в гости, предложив нам почитать свою новую поэму «Мазепа». Был он взволнован и чем-то встревожен, говорил тихо, оглядываясь по сторонам. Он знал, что за ним следят. Когда зашел в дом, вынул рукопись, прочитал нам, а затем спросил: «Можно ее спрятать у вас?» Он читал, а мы по-новому увидели историю Украины. Хотели даже переписать, но не решились. Понимали, что цензура подобное никогда не разрешит напечатать. Незадолго до смерти он зашел к нам и забрал поэму. Грустно, что такие люди тогда не могли реализовать себя в полной мере.
-- Это вы сейчас так думаете, а тогда как он не побоялся доверить партийному работнику крамольную поэму?
-- Конечно, тогда это было опасно: кто-то фанатично верил и считал нужным доносить, а кто-то это делал ради карьеры. Когда меня из Театра им И. Франко перевели в райком партии инструктором, предупредили, что прежнего сняли за то, что он взял без очереди два килограмма муки. Позже работала заместителем председателя Украинского театрального общества. Председателем была Наталья Михайловна Ужвий. Мы с ней дружили. Никогда не замечала за ней чванства. Я восхищалась не только ее талантом, но и человеческими качествами. Театр был для нее и домом и миром, без которого жизнь не имела смысла. Возвращаясь из гастролей по Польше, мы узнали, что у Натальи Михайловны умер сын. Со своим горем она пришла в театр, а не домой. Больше всего меня поразило, что Ужвий через десять дней после похорон нашла в себе мужество выйти на сцену. Она играла Кручинину в пьесе Островского «Без вины виноватые». Я была на этом спектакле и до сих пор помню эпизод, когда Кручинина прощается с Муровым. По спектаклю, она сражена горем -- смертью маленького сына Гриши. Играя этот эпизод, Наталья Михайловна побледнела, с шепота перешла на крик. Это был крик матери. В кино Ужвий, мне кажется, не смогла проявить себя в полную силу. Хотя после выхода на экран фильма «Выборгская сторона» к ней пришла всенародная любовь. Она получала много писем. Люди верили, что она настоящая Козлова, и просили ее о помощи. Ужвий самой было нелегко, но она помогала людям, чем могла. Так что и коммунисты в наше время были разные. Все зависит от внутреннего содержания человека.
-- Можно посмотреть на «заветное платье», которое, судя по вашему стихотворению, вам подарил муж весной 1941 года и которое вы надеваете по торжественным случаям?
Наталья Александровна бережно вынимает из шкафа черное с шалью необыкновенно изящное концертное платье, расшитое красными и желтыми цветами.
-- Мне за него даже во время войны втридорога давали. Я его уже много раз подшивала, но до сих пор храню, как память, и по праздникам надеваю. Свое девяностолетие я отмечала в нем. А оно, как видно, хранит меня за любовь моего мужа и мою верность ему.
Читайте нас в Facebook
