Наше призвание -- выразить характеры своего времени
Киевскому театру русской драмы -- Театру имени Леси Украинки -- семьдесят пять. Много это или мало? Пожалуй, много. Театры так долго не живут. Нет, номинально они функционируют, что-то репетируют, дают представления, но творчески…
«Театру, достигшему совершенства, уже ничем не поможешь»
Подлинная жизнь стационарного театрального коллектива -- двадцать, от силы двадцать пять лет. Она, как правило, равна молодости, возмужанию, зрелости одного поколения артистов, воспитанных одним или двумя, как во МХАТе, творческими лидерами, в единых художественных критериях. Далее беспощадное время сметает фигуры с жизненной доски, появляются новый лидер и новая команда. Однако случается так не всегда. Чаще в переходный этот период театр возглавляет главный его актер, и театр, теряя живую свою жизнь, по инерции, еще какое-то -- иногда продолжительное -- время просто ставит спектакли, выдает творческо-производственную продукцию на-гора.
Мудрые мхатовские старики продлили жизнь своего театра еще на двадцать пять лет, позвав в двадцатых годах практически всю Вторую студию МХАТа и часть Третьей, то есть А. Тарасову, К. Еланскую, А. Степанову, О. Андровскую, Н. Баталова, М. Яншина, М. Прудкина, В. Станицына, П. Массальского, А. Грибова, Б. Ливанова -- какие имена… От Корша пришли В. Попова, А. Кторов, В. Топорков. Возникла новая труппа.
Нам семьдесят пять. И за последние годы в наш театр влился не меньший отряд перспективной творческой молодежи и среднего поколения. Будем надеяться, что Ольга Кульчицкая, Анастасия Сердюк, Наталья Доля, Анна Наталушко, Юлия Циватая, Таисия Бойко, Ольга Когут, Ирина Новак, Александр Никитин, Кирилл Кашликов, Дмитрий Савченко, Роман Семисал, Владимир Самойлюк, Юрий Яковлев и многие другие молодые артисты проявят себя в театре с самой лучшей стороны, как уже проявили мастера среднего поколения -- Татьяна Назарова, Наталья Кудря, Нина Нижерадзе, Виктор Сарайкин, Сергей Озиряный, Олег Треповский. В театре активно играют Давид Бабаев, Борис Вознюк, Валентин Шестопалов, Ирина Дука, Лидия Яремчук и мастера старшего поколения, которых знает весь Киев, -- Валерия Заклунная, Лариса Кадочникова, Александра Смолярова, Анна Николаева, Мальвина Швидлер, Надежда Батурина, Юрий Мажуга, Николай Рушковский, Анатолий Решетников, Валерий Сивач, Анатолий Пазенко.
К нам ходит зритель. Согласно рейтингу, мы -- самый посещаемый театр в городе. Ездим на гастроли. Москва, Германия, Израиль, Польша. Принимаем участие в международных фестивалях, получаем призы. И все же… все же… Когда-то Н. Акимов со свойственной ему иронией заметил: «Театру, достигшему совершенства, уже ничем не поможешь». Как и артисту. И режиссеру.
Нынче, когда начинают устанавливаться творческие связи между поколениями, когда они сходятся вместе на сценических подмостках, начинают «сыгрываться», самое время -- и юбилей нам в помощь -- задуматься над тем, что мы умеем, а что не очень, и каким мы хотим видеть наш театр, Театр имени Леси Украинки. Ведь сейчас, в начале третьего тысячелетия, так много театральных направлений, стилей. Где же наше место в этом стремительно развивающемся европейском театральном процессе?
Театр Ю. Любимова, Л. Додина, А. Васильева, Б. Уилсона, Е. Гротовского… А есть еще и театр Р. Виктюка, есть жестокий театр в Германии, на севере Европы, визуальный театр, вербальный театр, театр Р. Стуруа, Э. Някрошюса, есть еще и авангардизм, «настоящий» и «псевдо», и театральный андеграунд. Что же такое наш театр в этом безбрежном театральном море?..
Стремиться к наиболее полному воссозданию на сцене души человеческой
Многие нынешние театральные направления просто-таки страдают чудовищным презрением к людям. К их душе. К тому, что люди все-таки хотят что-то про разумное, доброе, вечное… Они предлагают им холодный, рациональный от «вопрекизма» ребус, или китч, иногда и то, и другое. И тогда от того, что ты видишь на сцене, возникают лишь отрицательные эмоции, иногда кошмар отрицательных эмоций. Вот этого в нашем театре никак нельзя допускать.
Еще есть хороший театр, даже очень хороший -- назовем его фестивальным. Театр сценических метафор, первоклассно осуществленных, рассчитанных, в основном, на театральную элиту. Театр Э. Някрошюса. Режиссер с группой артистов ставит раз в два года отличный спектакль для посвященных и ездит с ним по накатанному фестивальному маршруту. В каждом городе одно-два представления. Редко -- три. Зрители в основном знатоки театра -- они, как правило, ходят бесплатно, или те, у кого есть деньги и им престижно побывать на таком спектакле.
В нашем же театре седьмой сезон идет «Школа скандала» Р. Шеридана. Мы сыграли около ста спектаклей. Несколько лет назад Э. Някрошюс привез в Киев «Три сестры» А. Чехова. Спектакль этот давно не существует, а «Школа скандала» живет. Мы ездим с ней. Москва. Германия. Израиль.
Но есть еще театр Д. Стрелера, театр для людей, театр истинно демократический. В этом движении существует и театр Г. Товстоногова, и «Современник», и, как мне кажется, наш Театр имени Леси Украинки. Именно в движении, в направлении.
Нам каким-то чудом удалось сквозь годы безвременья не утерять то главное, что отличало театр К. П. Хохлова, М. Ф. Романова, Ю. С. Лаврова, -- воплощение на подмостках души человеческой.
Вот к этому, очевидно, и стоит стремиться, к наиболее полному и подробному воссозданию на сцене души человеческой. Но в наше время, когда и ритмы жизни, и ритмы театра изменились, когда куда большую конкуренцию составляют и телевидение, и эстрада, и антрепризный театр «звездных» артистов, возникают иные, чем ранее, средства выражения для передачи нюансов внутренней жизни человека. Наше призвание -- выразить характеры своего времени, будь то классика или современная пьеса.
Сегодня нельзя так ставить и так играть, как тридцать лет назад. Взяв на вооружение все живое из разных театральных направлений, необходимо развивать СВОЕ. Классический пример -- «Горячее сердце» А. Островского, поставленное во МХАТе в двадцатые годы.
Оттолкнувшись от исканий Вс. Мейерхольда в «Лесе» того же А. Островского, К. С. Станиславский создал свой удивительно современный и чисто мхатовский спектакль, игравшийся более тридцати лет. В нем были гармонично соединены и гротеск, и фарс, и психология. Важно, что артисты МХАТа -- лучшие из них -- были готовы воплотить, реализовать самые невероятные предложения К. С. Станиславского.
Необходим поиск новых средств актерской выразительности
Круг истинных любителей театра в нашем городе, не в обиду будь сказано, не так уж и велик. Киев -- город театральный, но театральный по-своему, охоч на известные имена, на яркие, броские названия. Так, «Art», лучший из спектаклей БДТ, что гастролировал у нас года два назад, вообще не собрал зрительный зал. Ну что такое «Art»? «Art» и «Art»!
С другой стороны, наш театр, даже исходя из самого здания, демократичен. Восемьсот мест, и все должны быть заняты. Все это диктует определенную политику в формировании репертуара. Нельзя не учитывать запросы разных социальных категорий зрителей.
Нам, как воздух, необходима экспериментальная сцена, но все попытки ее создать по принципам чисто экономическим никак не состоялись.
Однако все это никак не отменяет поисков новых средств актерской выразительности, освоение иных, чем ранее, нюансов актерской техники. Ужас в том, что далеко не всегда находишь в себе силы бороться с актерским эгоизмом, с тайным пренебрежением к товарищам по работе. Ужас в том, что на подмостках мы преступно мало обращаемся к эмоциональной памяти своего сердца, к тому, что оно пережило. Или не умеем выразить. Или такое сердце. Ужас в том, что о собственной боли на сцене мы очень часто не умеем кричать, не крича, не завывая, не сглатывая окончания. Мы непростительно мало смотрим и читаем про то, что было и есть на театре, не питаем душу новыми впечатлениями. Ужас в том, что молодые зачастую преступно теряют время и не стремятся взять все, что можно, у тех, кто овладел тайнами, пусть некоторыми из них.
Есть такое в подсознании у молодежи: «Я приду в театр, и начнутся триумфы». И как-то не учитывается -- «голой ладонью». И не верится, что истины мастерства еще лежат за пределами сознания, понимания, умения…
И если кто-то, положа руку на сердце, скажет, что все это его не касается, и будет это чистой правдой -- хотя, по Уайльду, вся правда редко бывает чистой, -- я буду счастлив.
Что может быть пошлее самодовольной успокоенности академического театра, где по вечерам по сцене передвигаются однозначные, одноклеточные существа… Язык не поворачивается назвать их людьми.
Есть расхожее мнение: вот будут больше платить, будем работать лучше. Опасное заблуждение. У каждого свой уровень творческого гена в душе, что ли. Иногда это на всю жизнь. Иногда на год-два. Или вдруг он берет отпуск за свой счет.
В праздничные, юбилейные дни самое время над всем этим задуматься.
Почти тридцать лет -- шестидесятые-девяностые -- театр наш сохранял свою творческую форму, спотыкаясь, иногда выдавая нечто приблизительное, а то и откровенную пошлятину (достаточно вспомнить хотя бы «Странного доктора» А. Софронова), но все-таки в целом форму сохранял -- во многом за счет стрессов, вызванных лихорадочной и в то же время хронической сменой главных режиссеров, директоров…
Смены эти были своеобразными театральными бомбами. Не давали они соскучиться, вздергивали артистов, вызывали опасение за свою судьбу, многих на какое-то время тонизировали. Подстегивали. Снова надо было что-то доказывать. Другой вопрос -- ЧТО… и КОМУ…
«Вбивать на репетиции ладонью гвозди»
Нынче период в театре более или менее определенный, стабильный, и при всем том хорошем и творческом, что он принес, в нем уже явственно ощутимы опасные тенденции: к артистам исподволь, незаметно подкрадывается расслабление.
Никто никого не уволит. Роли все равно дадут. С критиками у нас в городе «напряженка», так что их мнение не особенно волнует… Возникает успокоение и… расслабленность -- может быть, подсознательная.
Множество поощрений, званий. И поразительно… Иные уверовали, в то, что они действительно заслуженные государством, а то и, более того, -- на-род-ны-е… А ведь все это -- лишь аванс.
И вместо того чтобы «вбивать на репетиции ладонью гвозди» (по А. Эфросу), порой начинаются бесконечные, пустые, по сути, разговоры, болтовня, переливание из пустого в порожнее. Часто все это лишь прикрытие беспомощности или нежелание сегодня, сейчас пробовать на площадке, сыграть ситуацию, иногда просто усталость…
Замечательно написал в своих воспоминаниях об А. Эфросе М. Козаков, что если артист начинает много болтать, заговаривать репетицию, значит, театр разваливается.
Актер, по определению А. Д. Попова, -- мастер действия. Он должен быть готов к тому, чтобы видеть, слышать, общаться, действовать на площадке, прожить ситуацию -- отличную от своей, жизненной, и воплотить ее. Ситуацию, а не слова. Но при этом слова должны быть слышны -- ВСЕ.
Надо примириться и с тем, что стилистика некоторых спектаклей театра кому-то не близка или непонятна, может быть, потому, что я этого сегодня не могу, что это нынче лежит за пределами моих возможностей, моего умения. И здесь, как всегда в искусстве, возникает вопрос: отринуть непонятное или попытаться постичь. Тут уж каждый решает САМ ЗА СЕБЯ.
И еще тут важна атмосфера. На репетиции. «На глазах у врага творить нельзя. Только сочувственный глаз создает атмосферу, в которой вызревают произведения истинного искусства». Снова Николай Павлович Акимов. Пока еще мы -- ЖИВОЙ ТЕАТР. Но от живого театра до мертвого -- один шаг. И мы можем не заметить, как станем театром мертвым.
Есть театры -- они всей своей сутью, всеми своими спектаклями, быть может, подсознательно, но таковы они -- утверждают, что изначально, по натуре своей человек плох. Что, в большинстве своем он гадок, мерзок, циничен, коварен, мелочен.
Мы говорим, что человек хорош. Его обуревают разные, подчас страшные, страсти, на своем жизненном пути он спотыкается, падает, но изначально, в сути своей он хорош.
В этом отличие нашего театра, того театрального направления, которое мы исповедуем, от многих и многих иных современных театральных направлений, от многих и многих театров.
Простая и ясная человечная эта мысль завещана нам великими стариками театра. Мы сохранили ее. Но чтобы и далее идти по этому пути, нужно много сил, необходимо мысль эту, идею эту вложить в формы времени, нашего времени со всеми его противоречиями, крайностями, бешеным ритмом, тающей культурой. Нашу актерскую технику, наши режиссерские решения мы должны поставить на службу этой идее. Я надеюсь, у нас хватит сил.
257Читайте нас в Facebook
