Факты
«чтобы стать для нашего сына донором печени, муж быстрее меня сбросил лишние 27 килограммов»

«Чтобы стать для нашего сына донором печени, муж быстрее меня сбросил лишние 27 килограммов»

Виолетта КИРТОКА, «ФАКТЫ»

29.01.2010 0:00

К сожалению, после пересадки, которую делали в Москве, у двухлетнего Максима Козка из Кировограда появились осложнения. Но ни украинские, ни российские врачи не взялись повторно оперировать малыша. На днях мама с ребенком улетела на лечение в Германию

Почему у малыша отказала печень, сейчас уже выяснить сложно. Врачи считают, что Максим родился с врожденной патологией сосудов, при которой желчевыводящие пути непроходимы либо отсутствуют вовсе. Но эта болезнь возникает и после перенесенного в раннем возрасте гепатита.

 — Сразу после рождения сыну в роддоме сделали прививку от гепатита, — рассказывает мама мальчика Алла Козка.  — Долгое время кожа Максима была желтого цвета. Врачи, к которым я обращалась, успокаивали меня, что вскоре все пройдет, и не нужно так переживать. И только в пять месяцев анализы подтвердили: малыш страдал гепатитом В… Если бы диагноз поставили вовремя и провели лечение, вполне возможно, что пересадка и не понадобилась бы… Но, к сожалению, жизнь нельзя отмотать назад, как видеопленку.

После лечения в столичной детской больнице «Охматдет» Максима направили на консультацию к трансплантологу Олегу Котенко. Обследование показало, что донорами печени могут стать и мама, и папа малыша. Врачи даже назначили день операции.

 — Но за 14 часов до пересадки врачи нам сказали, что отказываются делать трансплантацию, хотя к тому времени состояние сына сильно ухудшилось — продолжает Алла.  — Он был очень худеньким, а живот — раздутым. Максим дышал, как рыбка, выброшенная на берег…

Тогда родители обратились в московскую клинику, к известному трансплантологу Сергею Готье. 25 июня прошлого года он сделал Максиму пересадку печени.

 — Операция прошла успешно, печень начала работать, — говорит мама.  — Но выписали нас домой с незажившим шрамом, из которого сочилась жидкость. Постоянно приходилось прикладывать салфетки, обрабатывать рану. Врачи обещали, что все заживет, но у Максима, наоборот, вскоре открылся свищ — через него наружу начали выходить желчь и содержимое желудка. Я говорила с мамами, детям которых делали пересадку. Оказалось, что у некоторых такие открытые раны заживали по полтора года. Честно говоря, страшно было даже прикасаться к сыну — весь бок у него был воспаленным… Вскоре выяснилось, что у Максима еще и сузился сосуд, в который вшили «новую» печень. Это осложнение нужно срочно устранить, чтобы пересаженный орган не отказал.

«От полугодовалого ребенка исходил сладкий печеночный запах — у него начинался цирроз»

После того как в кировоградской больнице у Максима обнаружили гепатит, мальчика направили на обследование в столичную клинику «Охматдет».

 — На второй день после нашего поступления медсестра уронила моего сына на пол, — рассказывает Алла.  — Каждое утро в шесть часов детей взвешивали и осматривали медсестры. Перед процедурой я сняла с Максима памперс, и он тут же пописал на пеленку. Пока медсестра взвешивала ребенка, я отвернулась, чтобы взять чистую пеленку. Отвела взгляд от сына на долю секунды. Поворачиваюсь — сын летит вниз головой на кафельный пол, а медсестра даже не пытается подхватить его. Я бросаюсь к ребенку, кричу. Максима после этого дополнительно обследовали. К счастью, ничего серьезного, кроме шишки на лбу.

Через десять дней после обследования малышу поставили диагноз атрезия желчевыводящих путей.

 — Я долго не хотела верить в этот страшный диагноз, — признается мама мальчика.  — И не принимала того, что единственный выход из нашей ситуации — пересадка. Казалось, нужно просто найти врачей, которые сумеют вылечить сына и без такой сложной операции. Но состояние Максима ухудшалось с каждым днем. У него уже начала накапливаться жидкость в животе (развился асцит). Мы сами, без направления, снова поехали в киевскую больницу «Охматдет», обратились в инфекционное отделение.

 — Максим поступил к нам в крайне тяжелом состоянии, — говорит заведующая инфекционным диагностическим боксированным отделением Национальной детской клинической больницы «Охматдет» Раиса Мостовенко.  — У него уже формировался цирроз. От ребенка исходил печеночный сладкий запах. К счастью, нам удалось значительно улучшить его состояние, затормозить процесс распада печени, избавить от асцита.

 — Чтобы постоянно не вводить иглу в вену, врачи поставили катетер, к которому и подключали капельницу, — добавляет Алла.  — Но вены тромбировались так быстро, что катетеры приходилось менять каждый день! Когда медсестра забирала сына в манипуляционную, я пила успокоительные… А вскоре анализы выявили, что Максиму нельзя пить грудное молоко. Нужно было срочно отучать его от груди. Хотя единственный способ, которым я могла успокоить сына после очередной неприятной процедуры, — это приложить его к груди. Но все, что делала и назначала Раиса Васильевна, было эффективным. Максиму становилось все лучше. У меня даже появилась мысль: если бы мы раньше попали к этому замечательному доктору, может, обошлись бы и без трансплантации.

 — Многие родители не могут смириться с тем, что их ребенок родился с такой серьезной болезнью, — говорит Раиса Мостовенко.  — К сожалению, с каждым годом только к нам в отделение попадает все больше детей с атрезией желчевыводящих путей. В прошлом году их было пятеро. Лечение может лишь помочь подготовить ребенка к операции, отодвинуть ее на несколько месяцев. Но без пересадки при таком диагнозе ребенок проживет не больше полутора лет. Не так давно родители малыша с аналогичным диагнозом отказались от пересадки и до сих пор ищут врачей, которые помогут их ребенку без операции…

«Через две недели после трансплантации у Максима развился перитонит: прямо в палате российские врачи откачали из живота сына 840 граммов гноя»

После лечения в «Охматдете» Аллу с сыном положили в Национальный институт трансплантологии имени А. Шалимова. Алла отослала данные сына в Израиль после того, как операцию отменили. Три клиники, в которых проводятся пересадки печени, отказались браться за этого ребенка. Тогда мама обратилась к российским трансплантологам. Сергей Готье согласился провести операцию, но за нее нужно было заплатить… миллион рублей. Это около 60 тысяч долларов. В интернете появился сайт с призывом помочь ребенку. Необходимую сумму собирали около полугода.

 — Обследования в московской клинике подтвердили, что донором печени могу быть и я, и муж, — говорит Алла.  — У нас троих совпадает группа крови. А это первый показатель при пересадке печени.

 — Как же вы решали, кто именно отдаст часть печени сыну?

 — Это определилось само собой. И я, и муж весили около ста килограммов. Российские специалисты сказали, что донор печени должен весить меньше. Мы срочно сели на безуглеводную диету: отказались от картофеля, мучного, каш. Изучали калорийность каждого продукта. Готовили в пароварке мясо и овощи, а после шести вечера не ели. Мы начали худеть 26 января прошлого года. За пять месяцев муж сбросил 27 килограммов. У меня же почему-то вес уходил хуже, поэтому врачи взяли донором Витю. Когда мы вернулись домой и вышли из вагона поезда, встречавшие родственники не узнали моего мужа. А старшая дочка (ей сейчас 12 лет) сказала: «Это не мой папа, а мальчик какой-то».

Казалось, что все уже позади. Теперь нужно только вовремя давать Максиму препараты, подавляющие иммунную систему, и все будет хорошо.

 — Вернувшись из Москвы, я читала радостные сообщения на сайте Максима и плакала, — продолжает Алла.  — Люди искренне радовались за моего сына, верили, что сделали для него все возможное. Разве могла я их разочаровать рассказами о том, что рана не зажила, а наоборот, стала еще больше? Что живот не уменьшился в объеме, а даже увеличился? До операции его объем был 59 сантиметров, а после — 65! Долгое время я даже не признавалась, что после пересадки у Максима возникло осложнение — воспаление брюшной стенки (перитонит). Через две недели после трансплантации прямо в палате врачи сделали прокол брюшной стенки и откачали из живота моего сына 840 граммов гноя! Вокруг Максима забегали, засуетились. Буквально в тот же день его забрали в операционную… Я не рассказывала об этом до тех пор, пока не поняла: могу потерять ребенка. Ведь у него ухудшился отток желчи. Мы снова поехали в Москву на обследование. Анализы показывали, что все хорошо. Но почему живот оставался огромным? Ответ на этот вопрос интересовал всех врачей. И только во время гастроскопии увидели расширенные вены пищевода, что говорит о сужении портальной вены, ведущей к печени. Стало понятно, что Максиму нужна еще одна операция. Когда я сообщила об этом, многие из тех, кто переживал за моего сына, уже перестали заходить на его сайт help-kozkamaxim. ucoz. ru, где указаны все счета. Они ведь были уверены, что уже все позади. Пришлось практически с нуля начинать поиск добрых людей и сбор средств на следующую операцию. Ее отказались делать и украинские, и российские хирурги. Они не видят проблемы. А бельгийские и немецкие специалисты, посмотрев высланные им анализы и данные, сказали, что операцию Максиму нельзя откладывать, иначе пересаженная печень может отказать. В Бельгии такое вмешательство стоит 35 тысяч евро, а в Германии — 28 тысяч. Немецкие врачи отказались от гонораров за свою работу, поэтому нам нужно оплатить только пребывание в клинике, использование операционной, медицинские препараты. Мы перечислили нужную для нашего пребывания в клинике сумму, но деньги еще понадобятся. Будем благодарны любой помощи.

«Первую пересадку печени малышу от мамы в Киеве сделали пять с половиной лет назад»

На прошлой неделе Алла с Максимом улетели в Германию.

 — Я очень боюсь момента, когда сына будут забирать в операционную, — призналась Алла накануне отъезда.  — Когда его увозили на трансплантацию, я верила, что это первая и последняя операция. Но после того как у Максима обнаружили перитонит, мне было очень тяжело находиться под операционной и ждать сообщений от врачей…

 — Алла из тех родителей, которые будут использовать все шансы для спасения своего ребенка, — говорит Раиса Мостовенко.  — Не каждая семья способна пройти этот путь. Детей, страдающих атрезией желчевыводящих путей, с каждым годом становится все больше. Это не значит, что их стали чаще выявлять, а связано с тем, что рождается больше малышей с таким пороком.

Почему же Максима не оперировали в Киеве, хотя многим именно здесь делают пересадку печени от родственного донора? Этот вопрос мы задали Олегу Котенко, который заведует отделом пересадки и хирургии печени в Национальном институте хирургии и трансплантологии имени Александра Шалимова.

 — Мы дважды назначали операцию по пересадке печени Максиму, — говорит Олег Котенко.  — И оба раза отменяли ее из-за того, что у малыша резались зубы и поднималась температура. Мы не можем оперировать ребенка в таком состоянии. Кроме того, во время обследования потенциальных доноров — мамы и папы мальчика — обнаружилось, что у Аллы проблемы с артерией, а у ее мужа этот же сосуд слишком короткий. Однако мы все же готовы были рискнуть и сделать пересадку. Но после того как пришлось отменить операцию второй раз, я понял: не можем брать этого ребенка. Сами обстоятельства подталкивали меня к этому решению.

 — Вы видели этого ребенка после операции?

 — Да, именно мы обнаружили стеноз сосуда. Немецкие врачи, к которым сейчас Алла повезла сына, думаю, после обследования инвазивно (с помощью катетеров) расширят суженный сосуд. В Киеве нужно было откорректировать медикаментозное лечение, которое ребенок теперь должен получать пожизненно, чтобы его состояние улучшилось. Практически все, кто перенес операцию за рубежом, приезжают на контрольные обследования к нам. Собрав огромную сумму на пересадку один раз, потом не всем удается ездить на консультации к своему хирургу регулярно. У нас есть пациент, которому пересадку делали в Ганновере. У него тоже был стеноз сосудов. Его устранил оперировавший хирург. Все прошло успешно. Мы наблюдаем этого человека вот уже второй год.

 — Почему родителям мальчика пришлось срочно худеть?

 — Всем потенциальным донорам мы проводим компьютерную томографию. Если у человека есть лишний вес, то видим жировую дистрофию печени. Это говорит о том, что после пересадки печень не будет работать. Кроме того, операция в таком состоянии ставит под угрозу и жизнь самого донора, чего допустить ни в коем случае нельзя. Если человек худеет, у него быстро восстанавливается структура ткани печени, и он может быть донором. Поэтому и Алла, и ее муж должны были похудеть, прежде чем отдать часть печени сыну.

Первая операция по пересадке печени ребенку в Киеве была проведена более пяти лет назад. Полугодовалой крымчанке Маргарите, которая родилась без желчных протоков, часть печени отдала мама. «ФАКТЫ» не раз рассказывали об этой девочке — в отделении ее называли королевой Марго. Не так давно малышка приезжала в столицу на обследование.

 — У Маргариты все в порядке, пересаженная печень нормально работает, — говорит Олег Котенко.  — Малышка в 2009 году пошла в первый класс наравне со сверстниками. С 2004 года мы сделали операции 29 детям до трех лет. Пересадка нужна не только в случае отсутствия желчных протоков или их закупорки вследствие перенесенного внутриутробно гепатита. Также мы проводили трансплантацию малышам, у которых был рак печени. Кстати, операции по пересадке печени маленьким детям в Украине начали делать раньше, чем в России. Последние два месяца мы выхаживали восьмимесячную девочку, которой папа отдал часть печени. Малышка родилась недоношенной, слабенькой. К нам она поступила настолько тяжелой, что мы не были уверены в успешности трансплантации. Но родители настаивали. И мы решились. Несколько недель после операции девочка даже дышать не могла самостоятельно. Затем у нее появились осложнения — был перфорирован тонкий кишечник, развилась пневмония, сепсис. Сейчас ребенок находится в обычном отделении. Состояние девочки с каждым днем становится лучше. Я уверен, что и у Максима все будет хорошо. И если, вернувшись из Германии, мама посчитает нужным, чтобы мы наблюдали и корректировали лечение малыша, мы их примем и сделаем все необходимое.