Впавшего в кому 18-летнего Максима Чернявского обворовало руководство… благотворительного фонда

Жизнь курсанта мореходной академии едва не оборвалась в один день, когда он отправился в поликлинику лечить зуб: Максим впал в кому и не выходит из нее уже год и девять месяцев. Ставшая известной благодаря СМИ история всколыхнула весь город. Друзья Максима обратились с призывом помочь парню, ведь на его лечение семья тратит тысячи гривен. Люди откликнулись, и на специально открытый счет стали поступать пожертвования. «Миллиард мелочью», — так называет мама Максима собранную сумму, ведь херсонцы переводили по 20-30 гривен. Крошечные взносы, обернувшиеся в итоге солидными накоплениями, как раз и позволили сберечь парню жизнь. Но неожиданно маленький фонд сам стал жертвой. По обвинению в мошенническом хищении 40 тысяч гривен с банковского счета Чернявских к уголовной ответственности привлечена директор благотворительной организации, специализирующейся как раз на оказании помощи больным детям. «ФАКТАМ» стали известны неприглядные подробности этой циничной аферы.

«Увидев окровавленного сына, врач в приемном покое поинтересовался: «Что, попал в аварию?» Нет, говорю, зуб вырывали»

Максима воспитывают мама и бабушка.

— Живем мы скромно, и сын всегда знал, что рассчитывать может только на себя, поэтому учился отлично, — рассказывает 42-летняя Ольга Чернявская. — После школы документы подал сразу в шесть вузов — и во все шесть(!) поступил. Что выбрать? К нашему удивлению Максим отказался от учебы в престижных университетах, остановив свой выбор на Херсонской морской академии. Причем очень по-взрослому это аргументировал: мол, лет шесть поплаваю, скоплю денег, чтобы открыть частную нотариальную контору, а параллельно получу второе юридическое образование.

Когда Чернявский заканчивал второй курс мореходки, он был признан лучшим на отделении судоводителей.

— Восьмого апреля 2010 года у Максимки заболел зуб, — рассказывает Ольга. — До этого он ни разу не был у стоматолога — ни одной пломбы за всю жизнь не поставил. И хотя к вечеру боль прошла, решили, что нужно обратиться к врачу, ведь скоро сессия, не до больниц будет. Утром сын позвонил мне из поликлиники и сообщил, что сделал снимок: «Мам, идет зуб мудрости. Говорят, надо вырвать». «Деньги есть?» — спрашиваю. Он сказал, что есть, а через час вновь звонок из стоматологии, но голос в трубке чужой: «Вам нужно срочно приехать». То, что я увидела, повергло меня в шок: окровавленные туфли, куртка, из правого уха сына хлещет кровь. Во дворе уже стояла «скорая», нас повезли в детскую областную больницу. «Что, попал в аварию?» — спросил доктор в приемном покое. «Нет, — отвечаю, — зуб вырывали».

Беда случилась, как утверждает Ольга, из-за обезболивающего укола: перед крошечной операцией стоматолог ввел Максиму препарат, на который у пациента была непереносимость.

— Мы и не подозревали такого, а доктор поленился сделать аллергопробу, — утверждает Ольга. — Максу вкололи препарат убистезин форте. Потом уже узнала, что среди побочных действий этого анестетика нового поколения — головокружение и нарушение сознания вплоть до его потери. Встав с кресла, сын успел выйти в коридор, его шатало. Ребенку сесть бы, подождать, но он, глупый, торопился заплатить за операцию. До регистратуры Максим не дошел, упал. Да так неудачно! Произошел перелом основания черепа. Поначалу я не понимала всей серьезности положения, ведь сын со мной разговаривал, жаловался, что «страшно печет в голове». Последние слова: «Спаси меня, мама!» В кому он входил у меня на глазах — начались судороги, ушло сознание.

Девятого апреля Максиму сделали сложную нейрохирургическую операцию, через три дня — еще одну.

— В день первой операции мне что-то укололи, поэтому ничего не помню, — тихо говорит Ольга. — Единственное воспоминание, как случайно выглянула в окно, внизу увидела человек 80: друзья Максима, его командир, бывшие одноклассники, директор нашей школы. Если бы не люди, не знаю, что вообще было бы. На сегодняшний день только чеков на лекарства у меня скопилось тысяч на 200 гривен. По копеечкам, по гривенкам мне их сносили. Девочка-сирота из херсонской школы Ь 15 вложила в конверт 10 гривен. Соседский мальчик из очень бедной семьи три года собирал на ролики, а потом разбил копилку и принес 200 гривен. Каждый день я получала в реанимации огромный список названий лекарств и отправлялась в аптеку. Минздрав слал письма на облздрав с предложением обеспечить лечение за счет государства, но там отвечали: «У нас денег нет». Кроме дорогущих лекарств, сын нуждался в спецпитании, которое нам присылали из столичного института, а это еще около полутора тысяч гривен каждую неделю. Школьные учителя Максима жертвовали нам свои недельные зарплаты, друзья проводили всевозможные акции милосердия, чтобы собрать средства. У меня каждый день было ощущение, что Максу помогает весь Херсон.

«Максим меня слышит и даже моргает, когда хочет ответить»

Время идет, а Максим не приходит в сознание. Что будет с пареньком дальше, не может сказать никто.

— Медики не скрывают, что нужно готовиться к худшему, — Ольге трудно произносить эти слова, и женщина переходит на шепот. — Но я не верю. Они были уверены, что сын сам не задышит. Действительно, долгое время за Макса это делал специальный аппарат. Бывало, сяду и медленно-медленно произношу ему чуть ли не в самое ухо: «Сынулечка, послушай меня: нам этот дыхательный аппарат не нужен. Он очень дорогой, а у нас нет денег. Постарайся дышать сам!» Не поверите, но я таки уговорила его! Уже семь месяцев Максимка дышит.

Очень долго Ольга не могла понять, слышит ребенок ее или нет. «Дай мне знать!» — умоляла.

— Теперь он мне моргает, — улыбается мама Максимки. — Но врачи все равно не надеются, что мы выкарабкаемся. «Чудеса, конечно, бывают, но очень редко», — пожимают они плечами. Хотя если бы я их слушала, то еще год назад выбросилась бы с пятого этажа.

И все же каждый день комы уменьшает надежду. Шансов на восстановление, уверены специалисты, все меньше.

— Ну как же меньше?! — не соглашается Ольга. — Легкие сына время от времени забиваются мокротой, ее надо откачивать, и вот недавно медсестричка санировала полость рта. Видно, Максимчику стало больно — и он как схватит рукой шланг! Не отпускает, хоть ты что. Мы вдвоем с медсестрой едва вырвали.

Нынешнее состояние больного определяется специальным термином — вегетативное состояние. Выводить из него украинские медики пока не умеют.

— У нас нет ни одной реабилитационной клиники, — сетует бабушка Максима. — Хотя их много в Европе, есть в России — например, институт мозга в Санкт-Петербурге. Мы из многих выбрали клинику в Воронеже. Вернее, не сами выбрали, а обратиться туда нам посоветовала Нина Петрова (имя изменено. — Авт.), директор херсонского детского благотворительного фонда «Дитяча мрія». Обещала, что поможет оплатить лечение. Выбор на Воронеж пал по единственной причине — там на реабилитацию требуется наиболее скромная сумма.

— Ставить под сомнение обещания директора фонда мне даже в голову не пришло, — признается Ольга. — Правда, позвонила в Винницу своему бывшему супругу, попросила узнать, что это за клиника и действительно ли там могут нам помочь. Он тотчас отправился в Воронеж. Вскоре оттуда приехал в Херсон профессор, посмотрел сына, изучил историю болезни. «Приезжайте, — согласился. — Думаю, парня удастся вытянуть». Решили ехать. 9 октября все было готово, мы уже сидели на чемоданах — сумки собраны, медицинские документы в большой папке, со «скорой помощью» договорено. Неожиданно Петрова заявила, что ей не хватает 40 тысяч гривен для оплаты полного курса лечения. Вместе с ней помчались в банк, я сняла с нашего счета озвученную сумму, отдала ей. И после этого наша помощница… пропала. Через три дня от Нины пришла эсэмэска: «У меня умер папа» — и опять молчок. Начали ее разыскивать. Наши друзья зашли на сайт фонда, возглавляемого этой дамой, и нашли там фотографии онкобольных ребятишек, которые в херсонской детской областной клинической больнице умерли уже два, три года назад. Между тем фонд «Дитяча мрїя» как ни в чем не бывало продолжал выдуривать у граждан средства на их лечение. Тут-то у меня глаза и открылись.

Естественно, Ольга Чернявская бросилась в милицию: «Помогите вернуть деньги!» Но там ее история никого не тронула.

— О преступлениях, совершаемых под видом благотворительности, раньше даже не приходилось слышать, — волнуется мама Максима. — Что предпринять? Как вернуть 40 тысяч? Они ведь нам так нужны! Херсон — город не такой уж большой, и вскоре у меня уже был адрес родственников беглянки. Вместе с подругой решили немедленно ехать в одно из сел Скадовского района, где, по нашей информации, отсиживалась добровольная «помощница».

Ольга нашла директрису фонда. И хотя денег ей никто не вернул, домой мама Максима привезла расписку следующего содержания: «28 августа 2011 года в кассе банка Ольга Чернявская сняла 40 тысяч гривен и передала эту сумму мне, Нине Петровой, для перечисления в реабилитационный центр в Воронеже. Данная сумма мной никуда не перечислялась, а использовалась в личных нуждах. Обязуюсь отдать деньги до 14 октября 2011 года». Но закончился уже ноябрь, а исполнять обещание никто и не собирался.

«Чем она докажет, что я вообще брала деньги?»

С журналистом «ФАКТОВ» Нина Петрова сначала отказалась встретиться, потом вдруг согласилась.

— Хорошо, я вам покажу документы нашего фонда, — приглашает меня женщина. — Реально ведь помогали Максиму. Зачем его мама оговорила меня, непонятно.

— Но документы фонда «Дитяча мрiя» сейчас изучает прокуратура, а в отношении вас возбуждено уголовное дело.

— Никакого дела нет, вы что! Неправда. И денег никаких я у Чернявской не брала.

— А зачем тогда написали расписку?

— Чернявская выбила ее у меня, угрожала. В Скадовский райотдел милиции я написала соответствующее заявление, и ее посадят, вот увидите. Чем Ольга может доказать, что я те 40 тысяч вообще брала? Может, квитанция у нее есть? Или какой-то другой документ, подтверждающий передачу мне суммы?

— Она просто вам поверила.

— Кого вы слушаете? Это вранье.

«ФАКТЫ» обратились в прокуратуру Херсонской области за разъяснением, и пресс-секретарь прокурора области Федор Самойленко так прокомментировал ситуацию:

— Действительно, прокуратура Херсона возбудила уголовное дело по факту мошенничества Петровой, руководителя одного из детских благотворительных фондов Херсона. Это дело направлено для проведения расследования в прокуратуру Комсомольского района областного центра.

— Нина сначала утверждала, что профессору из Воронежа передала наличными деньги на реабилитацию нашего Максима, — говорит Ольга. — Но тот категорически опроверг это. Хорошо еще, что мы проверили, а то бы приехали в Россию. И что?

Простодушная Ольга рассказывает, что ей действительно звонили из милиции — интересовались, угрожала ли она Нине Петровой.

— Я сказала, что да, угрожала, — говорит Чернявская. — Когда мы с подругой приехали в село, где пряталась Нина, я даже из машины не вышла. Боялась, что, если выйду, не сдержусь. Но подруге так и сказала: мол, передай — не отдаст деньги, по стенке обидчицу размажу!

Тем временем Ольга собирается забрать сына из больницы. Бахилы, белые халаты, строгая надпись «Посторонним вход воспрещен» — как же она устала от всего этого!

— Дома и стены лечат, — приглашает меня Чернявская в маленькую квартирку на четвертом этаже, где одна из комнат оборудована для выхаживания Максима.

— О том, как чувствует себя человек без сознания, науке известно мало, — вытирает слезы бабушка паренька. — Как ты там, внучек? Мы с дочкой делаем все, что можем: разминаем ему руки и ноги, переворачиваем, чтобы не было пролежней, кормим, молимся и надеемся на чудо. Ведь чудеса случаются. Особенно под Новый год…

— Мне доктора говорят: больному комфортно в нынешнем состоянии, поэтому он и не приходит в сознание, — объясняет Ольга. — Мальчику нужен какой-то стресс, чтобы появилась мотивация выйти из состояния комфорта. Вот и решила рассказать ему эту позорную историю. «Сынок, извини, что так вляпалась, — говорю ему. — Деньги нам вернут, обещаю!».

— А сколько денег сейчас нужно, чтобы все-таки повезти Максима в Воронеж? — интересуюсь.

— Примерно 60 тысяч гривен. Для нашей семьи это невообразимая сумма.

Если кто-то хочет помочь Ольге и Максиму — морально, материально или советом, — звоните, пожалуйста, по телефону (050) 225-06-22.