Беда, да и только
Матери и вдовы погибших на нелегальной шахте в Донецкой области встали на защиту... организатора копанки
Елена СМИРНОВА, «ФАКТЫ» (Донецк)
20.12.2012 5:30
Как сообщали «ФАКТЫ», 29 февраля в копанке под поселком Каютино (между городами Углегорск и Енакиево) произошел взрыв, повлекший за собой обрушение горных пород. В результате на глубине 180 метров погибли шестеро горняков. На днях суд Енакиево (Донецкая область) приговорил
«Пусть нам ущерб возместят из местного бюджета, за то, что власти в упор „не видят“ копанок»
Найти и извлечь тела погибших на поверхность спасателям удалось лишь шестого марта. Буквально на следующий день после трагедии был установлен и подозреваемый в организации нелегальной добычи, а в июле он предстал перед судом. В прениях прокурор предложила суду дать максимальный срок, предусмотренный соответствующей статьей («Нарушение правил охраны недр, повлекшее гибель людей»), но адвокат и... сами потерпевшие просили не наказывать подсудимого слишком сурово.
— Восемь лет — это очень много, три года ему «с головой» хватит! — заявила в суде Татьяна (на фото), мать погибшего Валерия Меняйло. — Он такой же горняк, как и наши погибшие дети: все мы живем примерно одинаково. Управляющему копанки платят ненамного больше, чем другим, чтобы он в случае чего всю вину взял на себя. У этого человека тоже двое маленьких детей. Михаил виноват лишь отчасти, он — пешка. О тех, кто крышевал копанку, кто позволил ее разрабатывать, он ничего не скажет, потому что иначе может не выжить в СИЗО...
Как было установлено следствием, милиция уже закрывала эту нелегальную разработку, но в январе нынешнего года активность здесь возобновилась.
— Копанка находится вблизи железнодорожных путей, где ходят поезда, — рассказывает Татьяна Меняйло. — С другой стороны — газопровод и высоковольтная электролиния. Все эти объекты регулярно проверяются. А копанку рядом никто не замечал?! Наши дети не от хорошей жизни лезут под землю и гибнут там, а кто-то зарабатывает миллионы на их крови. Копанки нужно закрыть! Государство должно вкладывать деньги в развитие шахт, производств — создавать такие рабочие места, где наши сыновья могли бы получать зарплату, позволяющую им нормально содержать свои семьи.
Старший прокурор прокуратуры города Енакиево Жанна Щурская в обвинительном заключении также отметила, что борьба с таким явлением, как незаконная добыча угля, может быть успешной лишь при консолидации усилий всех сторон — правоохранительных органов и властей, а также законодательных органов.
Адвокат подсудимого Станислав Малахов считает, что его клиент виновен лишь в незаконной разработке недр. Взрыв, по мнению Малахова, произошел не по вине его подзащитного. Основываясь на материалах следствия, адвокат настаивает на том, что взрыв метана, выходящего из угольного пласта (горняки врезались в залегающий на относительно небольшой глубине пласт), мог произойти от соприкосновения с источником открытого огня. То есть один из горняков закурил. И, по версии адвоката, виноват в возникновении взрыва кто-то из работавших внизу, а его подзащитный в это время был на поверхности — управлял лебедкой.
Действительно, в кармане одного из погибших нашли начатую пачку сигарет, а на его кисти был ожог. Как считают специалисты, обследовавшие место происшествия, взрыв возник как раз на той отметке, где нашли тело горняка с сигаретами в кармане. Однако в суде эта причина возникновения взрыва доказана не была.
В любом случае добыча угля в копанке велась примитивным способом, и техника безопасности не соблюдалась, да и не могла соблюдаться — не было для этого ни соответствующего оборудования, ни средств защиты горняков.
Так что авария могла случиться в любой момент. Это прекрасно понимали и родные работавших на копанке, и сами горняки. Один из них незадолго до своей гибели, отправляясь на смену, оставил матери стихи, которые начинаются словами: «Если я не вернусь из забоя...»
«Да разве бы мы так скромно жили, если бы нам всем принадлежала эта шахта?»
Тем временем в обвинительном заключении прокурор озвучила факт, доказывающий вину подсудимого как организатора копанки.
— При осмотре был изъят блокнот, в котором фиксировалось количество добытого угля, суммы денежных средств, полученных от его реализации, а также суммы заработка каждого из лиц, работавших на данной горной выработке, — сообщила старший прокурор Жанна Щурская. — Почерковедческая экспертиза подтвердила, что сведения в рабочий блокнот вносил именно тот человек, который предстал перед судом.
Обвиняемый (на фото) в последнем слове попросил суд учесть, что он компенсировал часть расходов на похороны и поминки — дал семьям погибших по четыре-пять тысяч гривен. Мужчина заявил: «Мне искренне жаль, что так произошло. Свою вину признаю, но частично».
Вдова и мать Валерия Меняйло были единственными потерпевшими, которые еще в ходе уголовного процесса предъявили иски о возмещении морального ущерба. По решению суда каждой из женщин причитается по 100 тысяч гривен в качестве компенсации за потерю кормильца.
Остальные пострадавшие решили предъявить свои материальные претензии к подсудимому уже в гражданском порядке. Потерпевшими по делу были признаны девять человек, сиротами остались 13 детей — лишь один из погибших, Александр Егоренков, еще не успел обзавестись семьей.
— Хочу минимум по 100 тысяч на каждого ребенка! — говорит Елена Чаленко, у которой четверо детей. — Пенсионный фонд назначил 1017 гривен пенсии по потере кормильца — на троих старших детей. На младшую Нику, которая родилась уже после смерти мужа, мне пока еще «детские» платят. А что будет, когда она подрастет? Где взять деньги через пару лет? Лезть в копанку?
*Елена Чаленко с портретом мужа и старшими детьми: «Куда я пойду через пару лет зарабатывать деньги? В копанку?» (фото автора)
Почти одновременно с Еленой Чаленко родила сына уже после гибели главы семьи и жена другого работника копанки — Максима Шевцова.
— После смерти мужа у меня вообще больше никого нет, кто бы мог помочь, — сетует Марина, вдова Леонида Мечилева, у которой на руках остались двое детей. — Леня более
Вызывает сомнение, что у осужденного имеются средства или ликвидное имущество в количестве, достаточном, чтобы удовлетворить претензии пострадавших.
— Ну, Миша жил чуть лучше, чем все остальные — у него джип был, — рассуждает Марина, вдова Дмитрия Калашникова. — Но откуда в нашей семье, например, взялись бы деньги на лебедки, лес для крепления, аренду грузовиков на вывоз угля? Мой муж и в копанку-то полез, чтобы заработать на новую машину. Он занимался установкой окон, пока автомобиль, на котором возили оконные профили, не попал в аварию. Мы Диму просили: «Не лезь туда!» А он: «Вот раздадим долги, и больше не полезу». Я, едва младшей дочке полтора года исполнилось, выскочила на работу — от безденежья. Муж хотел работать на легальной шахте, как его отец в свое время и его старший брат сейчас, но Диму по состоянию здоровья на шахту не взяли.
Один из погибших горняков, кстати, работал на легальной шахте и... одновременно в копанке — зарплаты охранника на шахте не хватало, а на официальную работу под землей ему устроиться не удалось. В свободное время мужчина спускался в вертикальный тесный колодец, в котором негде было укрыться в случае взрыва или обрушения. Эта дыра в земле и стала в итоге братской могилой для горняков...
*Вход в злополучную копанку