Время донны анны

Истинный герой Леси Украинки, конечно же, Донна Анна

Театр имени Леси Украинки вновь обратился к бессмертной драме Леси Украинки «Каменный властелин». Обращение это и естественно, и закономерно, если вспомнить, что сценическая жизнь пьесы практически началась в этом театре в тысяча девятьсот тридцать девятом году, когда к ней обратился выдающийся режиссер и педагог, по сути, основатель театра, Константин Павлович Хохлов, если вспомнить об огромном художественном и общественном резонансе того давнего спектакля и, как результат, присвоение театру имени великой поэтессы. Впрочем, это не помешало властям выгнать через шестнадцать лет К. П. Хохлова из театра в угоду директору, зятю Никиты Сергеевича Хрущева. Но это к слову. Это хроника времен…

Можно попытаться восстановить -- и, по отзывам тех, кто смотрел и даже участвовал в том легендарном спектакле, и по газетным публикациям, -- как играл А. Милославский, а затем Михаил Романов Командора, какой деспотичный, страшный и закрытый в своем фанатизме был Милославский и более светский Романов, каким беспощадно ироничным, до цинизма, представал перед зрителями Дон Жуан Юрия Сергеевича Лаврова. Скепсис и ирония были здесь не самоцелью, а лишь прикрытием, и замешаны они были на человеческой боли и одиночестве, и на отверженности, и на жгучем конфликте с режимом, конфликте безнадежном и неразрешимом.

Можно вспомнить, по мемуарам Ю. Лаврова, как К. П. Хохлов предостерегал его от опасности сыграть то ли семинариста, то ли купчика, то ли совратителя деревенских дур, как беспощадно долго тянулся за Евгенией Эммануиловной Опаловой (несравненной Донной Консепсьон) змеиный шлейф ее платья -- декорации и костюмы выдающегося театрального художника Анатолия Петрицкого.

Но вот странность: почти не сохранилось серьезных свидетельств о Донне Анне -- Марии Павловне Стрелковой. Нет, конечно, о ней писали, но как-то уж слишком общо: красивая, обворожительная, царственная…

Между тем, если вчитаться в Лесю Украинку, где все социальное и философское подано через интимно-любовное, личное, через четырехугольник двух мужчин и двух женщин, если вдуматься, кто же истинный герой Леси Украинки, то, конечно же, это Донна Анна. И оттого, удался или не удался этот персонаж в спектакле, насколько он содержателен, зависит, по сути, успех спектакля, его долголетие.

Интерес и своеобразие нынешнего спектакля Театра имени Леси Украинки «Каменный властелин» как раз и состоит в том, что, идя за автором, главным его героем является Донна Анна. Именно ее выводит на первый план режиссура спектакля, ее рассматривает в самых различных ракурсах, ей отдает самые смелые и неожиданные сценические решения.

Отблески и предчувствия надвигающейся личной катастрофы -- неизбежно скорого ухода из жизни -- пьеса написана в 1912 году, за год до смерти великой поэтессы, -- освещает образ Донны Анны как женщины желаний почти фантастических, страстей исключительных, воли неимоверной. Если к тому же не забывать высказывания Ивана Франко о том, что среди литераторов того времени был один настоящий мужчина -- Леся Украинка, то мы увидим, что автор создал характер абсолютно новый для украинской, а может быть, и мировой драматургии, -- образ женщины по страстям изначально обреченной, потому что реальность и прагматизм жизни не могут выдержать ни ее порывов, ни ее желаний, ни ее страстей.

Донна Анна стремится к невозможному. Формула «без власти нет свободы» для нее -- не просто утверждение, но глубокое, глубинное убеждение, которое она последовательно стремится реализовать во всем пространстве пьесы. Причем, отлично зная, что власть без границ всегда замешана на крови и на слезах, она готова скрепить и кровью, и слезами «могучий камень власти». Всеми своими поступками она подтверждает эту готовность.

Давайте вдумаемся в эти слова -- «без власти нет свободы». То есть только власть, а лучше неограниченная, может сделать человека свободным -- не это ли есть почти абсурдная в своей недалекости движущая пружина многих и многих, стремящихся во власть, не это ли тот мираж, тот источник разнообразных моральных предательств и даже преступлений. И нынче в нашу переходную эпоху жизнь услужливо распахивает зеленый свет этому нашествию, когда все средства хороши… Поистине сейчас время Донны Анны, время таких, как Донна Анна, то есть тех, кто переступил нравственный закон в себе…

Правда, в жизни реальной не так уж трудно убедиться, что идея эта, мечта эта -- призрачная, что диалектика действительности доказывает как раз обратное: чем больше власти, тем больше внутренней несвободы, -- спросите хотя бы у восьми или десяти последних наших премьер-министров.

Когда страсть к власти помножена на страсть к мужчине, финал один -- гибель

Трагический итог жизни Донны Анны -- гибель ее -- предопределен Лесей Украинкой провидчески, именно исходя из этой ложной, но такой манкой посылки, и ни острый и гибкий ум, ни ослепительные способности не смогли ей помочь.

Однако в образе главной героини поэтесса анатомирует не только страсть к власти, она пишет еще и о солнечном ударе другой, не менее сильной страсти -- любви, причем, любви отчаянной, без границ, и обязательно к мужчине исключительному, к мужчине из легенды. Ей нужен еще и ОН, и власть над ним, и все это не когда-нибудь, не завтра, а нынче, сейчас. И если для осуществления этой цели необходимо переступить любые нравственные законы, она их переступит. Чувственная музыка страсти к мужчине влекла Донну Анну точно так же, как и чувственная музыка власти. Она все время слышала и пила эту загадочную музыку.

Вот об этом загадочном и притягательном человеческом феномене -- во многом спектакль Театра имени Леси Украинки в постановке Михаила Резниковича.

Наталья Доля в роли Донны Анны и притягивает, и отталкивает, и страшит отважным проникновением в эти бездны человеческие. Ей на помощь приходят и воля, и заразительность, и темперамент, и женственность. В отличие от Дон Жуана во всем пространстве спектакля она почти никогда не живет лишь мгновениями, нет, она постоянно одержима этой своей маниакальной идеей -- без власти нет свободы, но в этой своей одержимости она умудряется жить еще и мгновениями страсти -- любви. Эти темные подсознательные процессы, пульсирующие в почти абсолютной женской красоте, создают объем роли, ее многомерность, многоплановость. Донна Анна желанна и опасна, искренна и неискренна в одно и то же время, что наблюдается только у натур максимально одержимых. В неискренности своей она не отдает отчета, особенно когда клянется в верности Командору. Эмоционально заражаясь движением спектакля, не устаешь восхищаться и автором, и актрисой, у которой нерв и сознание постоянно соседствуют.

В последней трети драмы -- и на этом настаивает театр -- герои пугающе беззащитны. Их взаимоотношения (Донны Анны и Дон Жуана) опрокидывают все рамки нормальной логики и психологии. Это уже не правдоподобие чувствований, а некая сверхправда, то есть правда фантастическая. Герои живут по законам последних мгновений сознания, начисто игнорируя реальность, существуют в мире сдвинутом, перекошенном, где поступки мужчины и женщины диктуются исключительно импульсами эротических притяжений. И тогда рушатся, игнорируются все причинно-следственные связи -- человек и общество.

Только сдвинутым сознанием можно объяснить прикосновение и дальнейшее объятие Дон Жуана и Донны Анны на кладбище, во время ее молитвы по погибшему мужу -- практически на глазах всего Мадрида, -- ее решение во время траура пригласить Дон Жуана к себе в дом на ужин, где снова-таки перед всем Мадридом она фактически объявляет его своим мужем, ее маниакальное желание, чтобы он немедленно, сразу, после ухода возмущенных родственников, надел на себя плащ Командора.

Артистам необходимо и оправдать, и воплотить эту загнанную истерику людей отчаявшихся, не отдающих себе реального отчета в последствиях своих поступков. Их -- и Дон Жуана, и Донну Анну -- сжег огонь страстей. Когда страсть к власти помножена на страсть к мужчине, когда оба эти порыва существуют в степени превосходной, исключительной, игнорируя все общественные связи и все законы общества, финал может быть один -- гибель. Поэтому вполне естественно второе название спектакля -- «В плену страстей».

Театр открыл историю почти фатально фантастическую. Условность и безусловность в спектакле соседствуют и рядом, и вместе в соединении цепком и естественном -- замечательная сценография и костюмы Марии Левитской. В костюмах история и современность переплетены воедино -- и Веласкес, и двадцатый век. Оттого взаимоотношения Дон Жуана, Донны Анны и Долорес воспринимаются отнюдь не в «плюсквамперфекте» -- ты ощущаешь острую близость этих людей тебе, твоим порывам, и в то же время прикосновение к чему-то вечному в человеке, к тому, что было в нем, есть и будет. Закрыв глаза, ты можешь представить себе Донну Анну, только мельче и однозначней, высовывающуюся из многих окон Крещатика, она может восседать в шикарных, после евроремонта, офисах, победно шествовать по улицам Киева, заседать в парламенте, будучи одержимой одной лишь идефикс -- власть, власть, власть. Нынче ее время.

Электричество трагедии бросает свой отблеск и на чувства Долорес -- они тоже и понятны, и исключительны, и на железную логику Командора, ни в чем не желающего отступать от цепких, освященных вековым опытом канонов общественных отношений. Но почему-то его девиз, что надо бояться каждого самого маленького проступка, потому что он -- уже ступенька в пропасть, возвращает -- по крайней мере, меня -- к недавней застойной эпохе, когда выигрывал лишь тот, кто никогда не ошибался, потому что ничего не делал, -- ассоциация, может быть, неожиданная, но достаточно реальная. Параллели эти могут показаться достаточно примитивными, даже вульгарными. Безусловно, они не исчерпывают глубины драмы, но как важно, чтобы они были, чтобы то, что мы увидели в классике, было и далеким, и близким.

Чем больше хочет человек получить от жизни, тем он более зависим

Пьеса написана как скорбный итог размышлений о том, что вся наша жизнь -- зависимость, и чем больше человек хочет получить от жизни, тем он более зависим, может быть, она даже некий диспут о свободе и зависимости, нелегкие размышления о нравственном несовершенстве homo sapiens во все времена, о вечной необузданности его страстей, о том, что страсти мощные, но максимально переступающие нравственное, становятся саваном для того, кто позволил им подчинить себя.

А что же герои?.. Что же Дон Жуан?.. Герой наш поссорился с действительностью, но не смог противопоставить ей ни воли, ни выдержки, убеждения его оказались зыбки, и от встречи с несчастной глупостью страсти к женщине он… проиграл. Героиня не ссорилась, но хотела от жизни слишком многого, и… тоже проиграла.

Спектакль завораживает атмосферой трагического и отличной игрой исполнителей главных ролей: Олег Треповский -- Дон Жуан, Ольга Кульчицкая -- Долорес, Роман Трифонов -- неожиданный Командор, в котором мальчик и тиран соседствуют почти одновременно.

В спектакле немало иных действующих лиц -- и, прежде всего, замечательно трагичная, хотя ранее ее играли характерной героиней, Донна Соль -- Александра Ена, и вплетенные в действие гости, портреты былых времен, помогающие воспринять эту давнюю сказку эмоционально и неоднозначно.

Спектакль подводит и к иной мысли, может быть, нынче не менее важной -- о непреходящем значении великой литературы, о нужности ее, если мы хотим увидеть и узнать что-то новое о человеке, о его душе. Хотите -- внимательно читайте Лесю Украинку, хотите, как в кривом зеркале, увидеть «божевiлля» многих знакомых незнакомцев в прошлом и настоящем, -- читайте «Каменного властелина» и сходите на спектакль Русской драмы, и вы убедитесь, как прекрасен и ужасен может быть человек, «то вместе, то поврозь, а то попеременно… »

В спектакле много истинных порывов любовной страсти, поданных без китча, без пошлости и натуги, но достаточно обнаженно, убедительно и эмоционально. Есть пьесы, в которых «трюки» не проходят. «Каменный властелин» из их числа, и хорошо, что создатели спектакля это уразумели.

В спектакле много серьезных размышлений о жизни, и поданы они не декларативно, а через диалоги, в которых мысли понятны, а это не всегда на театре случается.

В спектакле предельная достоверность чувств соседствует с предельной условностью иных компонентов, внутренняя жизнь героев неравна тексту -- она и глубже, и тайнее. Может быть, это самое серьезное достижение спектакля.

В спектакле есть и иные мотивы: чеховское «нам только кажется, что мы существуем» и толстовское «не так живи, как хочется». Театр касается этих тем достаточно серьезно, пытается дать им свое звучание, и в лучших его моментах, действительно, сталкиваются вечные темы: любовь и нелюбовь, свобода и неволя, жизнь и смерть.

Безусловно, работа коллектива не исчерпывает проблем и мыслей пьесы. Но даже то, что сыграно артистами, страстно и убедительно, как бы про себя и через себя, то, что режиссура приоткрыла для зрителей еще одну грань великой драмы Леси Украинки, вызывает уважение и заслуживает серьезного профессионального разговора.

P. S. Премьера спектакля «В пылу страстей» состоялась 26 октября во время гастролей Национального театра русской драмы в Москве в рамках Года Украины в России.