Харьковчанин николай овчаренко, потерявший в афганистане ногу, в память о боевых товарищах создал единственную в снг десятиметровую диораму об афганской войне

Когда смотришь на внушительных размеров диораму, глаза невольно выхватывают то один, то другой фрагмент запечатленного на холсте боя. На горном серпантине застряла колонна автомашин. Чтобы спасти положение, экипаж советского танка бросает машину на горящую цистерну, пытаясь столкнуть ее в пропасть. В центре диорамы -- душманское логово, куда уже врываются советские десантники. Кто-то отчаянно бросается вперед с пулеметом, кто-то уже успел получить вражескую пулю в сердце и опрокидывается назад… А в самом логове израненный пленный солдатик пытается нащупать опору и выбраться из этого пекла к своим. На заднем плане кипит рукопашная схватка -- десантник бросается на двух «духов» со штык-ножом…

«Холст для диорамы достал бывший афганец, которого я выносил раненным с поля боя»

-- Прежде всего нам нужно было раздобыть холст очень большого размера, -- рассказывает 42-летний Николай Овчаренко. Глядя на этого подтянутого, спортивного телосложения мужчину, никогда не скажешь, что он передвигается на протезе. -- Но выяснилось, что подобных теперь не делают в Украине. Куда бы мы ни обращались, везде лишь пожимали плечами и удивленно спрашивали, зачем, мол, сейчас такие холсты -- не партийных же лидеров писать. Стали через знакомых искать в России. В общем, с большими трудностями из запасников нам выделили холст нужного размера. В этом помог москвич Юрий Субботин, с которым мы вместе воевали в Афганистане. Его, раненного, я выносил с поля боя.

-- Вы говорили, что на диораме запечатлены реальные люди, воссозданы реальные события…

-- В этом и заключается ее уникальность -- подобных масштабных диорам об афганской войне не существует ни в одной из стран СНГ. Поэтому хотелось вспомнить многих -- и погибших в Афганистане, и оставшихся в живых. К примеру, колонна на серпантине -- эпизод, относящийся к 1983 году, одному из самых кровопролитных в истории афганского конфликта. Обратите внимание на танк, объятый пламенем, который сбрасывает горящую цистерну в пропасть. Этот подвиг совершил нынешний президент Ингушетии Руслан Аушев -- в то время капитан, командир мотострелковой группы. Когда его отряд, сопровождавший колонну, оказался в той ситуации, он приказал сбросить горящую цистерну в пропасть, чтобы дать остальной колонне выйти из-под обстрела. Первый танк ринулся вперед в самое пекло, где горело 20 тонн горючего, врезался в бензовоз и тут же загорелся. Его оттащили, и сам Аушев, сев во второй танк, расстрелял цистерну практически в упор с двадцати метров, а горящие остатки сбросил в пропасть. Во время выполнения операции Руслан Аушев был ранен в грудь, но продолжал руководить боем до тех пор, пока не потерял сознание. За проявленное мужество он получил звание Героя Советского Союза.

А изображенный на картине боец с пулеметом, который врывается в логово душманов, -- это глава нашего украинского Комитета ветеранов войн Сергей Червонописский. Он потерял на афганской войне обе ноги -- его БМД (боевая машина десанта. -- Авт. ) подорвалась на мине. Как раз в это время он сидел сверху на броне, а ноги свесил в люк, в машину. Когда взорвалась мина, днище боевой машины разорвало на куски, а ноги Сергею Васильевичу срезало, будто бритвой. Как говорили ребята, которые любили своего смелого командира, в первые минуты он в отчаянии хотел свести счеты с жизнью… Но изобразить этого мужественного человека я решил с ногами. Пусть его запомнят таким.

Глядя на диораму, многие посетители обращают внимание на солдатика с выколотыми глазами, который пытается выбраться из душманского логова. Это тоже реальный человек. Он живет сейчас в России, работает в Госдуме. Судьба этого человека уникальна. Он был ранен, попал в плен к моджахедам, прошел через жуткие пытки -- душманы выкололи ему глаза, -- и все-таки вырвался из плена.

А вот еще один трагический эпизод той войны. На диораме пока прорисована лишь часть фрагмента -- рукопашная схватка. Это случилось в 1986 году. Специальная группа из девяти подготовленных бойцов ушла на задание -- уничтожение каравана. И вот, выполнив задачу, десантники возвращались домой. Но в этот момент навстречу им двигался отряд моджахедов из двухсот человек. Для обеих сторон встреча была неожиданностью. Десантники заняли оборону, и завязался бой. Тогда никто еще не знал, что сражение продлится почти трое суток и станет для наших ребят последним. В том бою они уничтожили более семидесяти духов. Оставшиеся в живых солдаты, расстреляв боезапас, бросались в рукопашную и потом подрывали себя последней гранатой, чтобы не попасть в плен. Последним был украинец старший лейтенант Олег Онищук, который и запечатлен на картине. Когда бой закончился, моджахеды были поражены: в течение трех суток они не могли справиться с девятью бойцами! Только этим можно объяснить тот факт, как жестоко они надругались над телами десантников. Я разговаривал с ребятами, прилетавшими позже на место боя: обезображенные тела бойцов собирали буквально по кусочкам. Такова была месть моджахедов -- расправиться хотя бы над мертвыми советскими воинами.

«Вместе с сыном мы за городом копали глину, перемешивали с травой и отливали в формах кирпичи»

-- Я понимаю, что все средства на музей вам приходится добывать в прямом смысле слова. Одному справиться с этим непросто.

-- По мере своих сил я пытаюсь сохранить в памяти потомков историю десятилетней афганской войны. Считаю это своим долгом. А что касается денег, то, конечно, приходится изворачиваться.

Вернувшись домой, я научился ходить на протезе. Со временем поступил в институт, овладел профессией юриста. На семью денег хватало, кое-что даже удавалось выкраивать и на музей. Правда, жена Светлана первое время ворчала немного, мол, нет чтобы лишнюю копейку в семью принести, так ты все для музея откладываешь. Иногда выручали мои же клиенты, ведь люди ко мне обращались, в основном, обеспеченные. Однажды, когда нужны были деньги на краски и прочие материалы для холста, я обратился к одному из своих клиентов. Человек молча вынул из кошелька пять тысяч гривен. Ни расписки, ни каких-то обязательств с меня не взял. Еще один пример: я долго искал хорошего художника для выполнения диорамы. Нашел, но объяснил, что пока денег за работу заплатить не смогу. Но если музей откроется, я костьми лягу, до президента дойду, но выбью для тебя звание заслуженного художника Украины. Эта работа достойна такого звания, а люди, пропадавшие здесь днями и ночами, заслуживают награды.

-- Но здесь ведь многое сделано и вашими руками? Чего только стоят миниатюры боевой техники!

-- Конечно, без помощи опытных художников я не смог обойтись, но многое сделано и моими руками. Вот, к примеру, кирпичи для макета дувала -- глиняного афганского забора -- делали вместе с сыном. Поехали за город, накопали глины, потом ногами перемешали ее с травой. Сделали формы, высушили на солнце, получились почти настоящие глиняные кирпичи… А как-то школьники в лесу нашли тарелку от миномета времен Второй мировой. Притащили ее сюда, отчистили, покрасили. Теперь это часть диорамы. Вот так, по крупицам, и собрали.

А что касается миниатюр военной техники, то этим я увлекся после того, как побывал на выставке в Днепропетровске. Познакомился с моделистами, освоил технику изготовления. За несколько лет сделал более полусотни копий в масштабе 1 к 35 -- практически все модели боевой техники, воевавшей в Афгане, включая и бронемашины, и авиацию, и некоторую обслуживающую технику. Они тоже будут включены в диораму. Планирую еще подготовить большой стенд, где будет рассказываться об афганской войне в снимках, дневниковых записях, газетных публикациях. А в качестве иллюстрация боев думаю сделать несколько маленьких диорам с миниатюрами боевой техники, которые будут изображать ту или иную боевую ситуацию. Коллекции моделей техники афганской войны нет ни в одном музее.

«Когда сообщили, что пробы на допинг показали отрицательный результат, я не смог сдержать слез»

-- Талантливый человек обычно талантлив во многих областях. Вот и вы, кроме всего прочего, являетесь еще и профессиональным спортсменом?

-- После возвращения домой нужно было заняться реабилитацией, и я увлекся спортом. Сначала это была тяжелая атлетика, конечно, в той форме, которую могут осилить инвалиды. Но со временем врачи запретили мне заниматься этим видом спорта: из-за серьезных нагрузок повышалось внутричерепное давление, и я стал терять зрение. Ведь при ранении потерял не только ногу, но и получил множественные ранения, в том числе и в голову. Тем не менее спорт оставлять не хотелось. Я занялся лыжами и биатлоном. Начал усиленно тренироваться, выступать на соревнованиях, показывать хорошие результаты. Когда формировали паралимпийскую сборную на олимпиаду 1998 года в Японии, пригласили и меня. Правда, тогда я еще не представлял, что инвалидный профессиональный спорт такой же жестокий, как и обычный. Из-за того, что вторая нога у меня при ранении тоже была поражена, я был уверен, что классификационная комиссия учтет этот факт. Однако этого не произошло, и мне пришлось выступать в другой, более сильной категории. Поэтому и результаты показал не очень высокие -- занял седьмое место.

Уже позже, узнав нюансы этого вида спорта, я перешел в другую категорию и стал завоевывать призовые места. В промежутке между олимпиадами стал чемпионом мира по биатлону в Норвегии, завоевал серебряную медаль на Еврокубке в Германии. Были и другие победы. Я стал серьезно готовиться к олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. На меня возлагали большие надежды, да я и сам верил в свои силы. Изучив своих конкурентов, я был уверен, что в одной из категорий возьму золоту, а в двух других -- серебро. Знаете, в тот момент спорт для меня стал не только моментом реабилитации, но и средством достижения какого-то материального благополучия. Что здесь греха таить, ведь за каждую медаль полагается материальное вознаграждение. А в моей ситуации это было немаловажным фактором. Последние три года перед олимпиадой я оставил работу и целиком посвятил себя спорту, отдавая этому все свои силы. Приходилось очень трудно -- и мне, и семье, но я знал, что цель, к которой стремлюсь, компенсирует все пережитые трудности. Уже начал строить грандиозные планы, но тут мне позвонили из комитета и сообщили, что последний тест на допинг-контроль дал положительный результат. Я был просто в ужасе, понимая, что это провокация -- никакого допинга никогда не принимал. Рушились все мои планы на будущее.

-- И все-таки вы поехали на олимпиаду?

-- Президент украинского паралимпийского комитета Валерий Сушкевич так же, как и я, считал, что все это было сделано, чтобы устранить конкурента. Поэтому мы подали протест в Германию на решение допингового комитета. Я выехал в США, но аккредитацию на проживание и участие не получил и даже тренироваться мне приходилось тайком. Это были тяжелейшие четыре недели в моей жизни. Я просто извелся, ожидая результатов теста. Возможно, на это и рассчитывали те, кто спровоцировал ситуацию. Не буду описывать все перипетии происходившего, скажу лишь, что за три дня до стартов у меня взяли еще один тест на допинг, а за 36 часов до стартов Международный допинговый комитет отменил предыдущее решение и суд разрешил мне участвовать в соревнованиях. Но сил уже практически не осталось -- я сгорел. В результате завоевал только бронзу. Свои переживания в тот момент могу сравнить только с тем днем, когда в Афгане потерял ногу…

В том своем последнем походе, который был очень длинным, мы уже возвращались с задания. Должны были пройти через минное поле. Я не очень верил в предчувствия, но вечером, накануне трагедии, как будто все во мне противилось вылазке в горы. Я настолько это чувствовал, что утром даже попросил разрешения у ротного не идти со всеми, а подождать группу внизу, ведь операция не подразумевала каких-то серьезных боевых действий. Но ротный не разрешил. Сначала на мине подорвался один солдат и ротный. Солдату оторвало ногу, и я бросился к нему. Перевязал, сделал укол обезболивающего и сказал, мол, потерпи, браток, -- ротный тоже ранен. И когда пополз к офицеру, видно, немного отклонился от маршрута и наступил на мину… Меня подобрала вертушка. А через пару минут с вертолета передали, что на борту умер какой-то сержант. На земле знали, что на борту находится только один сержант -- я, Николай Овчаренко. Но все-таки я выжил. И теперь в память о том, что пережил, о своих боевых товарищах создаю музей афганцев. Сегодня это мое новое поле боя.

P. S. Николай Овчаренко продолжает упорно тренироваться, ведет работу в комитете и верит в то, что обязательно найдутся люди, которые захотят помочь в создании музея.