Скучая по родине, бежавший из ссср дмитрий перьков просил выслать ему в америку зимнюю шапку и соленое сало
История побега из СССР в 1975 году молодого перспективного 27-летнего ворошиловградского художника и комсомольского активиста Дмитрия Перькова вызвала в свое время в Донбассе такой резонанс и породила столько слухов и разговоров, что ее помнят по сей день. С особым содроганием о ней говорят те, кто вращался в ту пору среди комсомольских лидеров Ворошиловградской (ныне Луганской) области и был вхож в богемные круга местной творческой интеллигенции. Бегство Перькова стало полной неожиданностью даже для его семьи и ближайших друзей. Однако найти за границей счастье ему так и не удалось. Рожденный и воспитанный в СССР, он не был востребован и сам не понял Америку. Через три года после бегства из США пришло сообщение: Дмитрий Перьков покончил жизнь самоубийством.
С той поры прошло 25 лет. Нет уже всесильной спецслужбы, нет и государства, измену которому она расследовала. И только сейчас Служба безопасности Украины решила предать гласности материалы уголовного дела «изменника родины» Дмитрия Перькова.
Комсомольские лидеры стали «механизаторами», а сотрудники институтов -- «доярками»
-- Свидетельства родных и близких так и не помогли выяснить до конца мотивы побега Дмитрия из СССР, -- рассказывает сотрудник УСБУ в Луганской области Юлия Еременко. — Казалось бы, карьера художника Перькова складывалась вполне удачно: он сотрудничал со столичными журналами, в частности с «Крокодилом», его картины экспонировались на различных вернисажах, в том числе и международной выставке «Сатира в борьбе за мир», по итогам которой художник был награжден медалью. В 25 лет Перьков стал членом Союза художников (вступление в который для многих людей искусства даже под старость оставалось иногда несбыточной мечтой). Его творчество было востребовано, он не оставался без заработка (смог же позволить себе далеко не дешевую поездку во Францию!) Но, работая в жанре карикатуры и политического плаката, Дмитрий мечтал о кино и мультипликации. А в Союзе, вероятнее всего, у него не было шансов вырваться из тематических рамок «Пьянству -- бой!» и «Позор милитаристской гидре империализма!».
Перьков не был бунтарем. О том, что он хотел бы покинуть Советский Союз, и речи никогда не шло. Правда, за год до своего исчезновения в Ницце он пришел в туристическое агентство «Спутник» и сказал, что хочет посетить Италию. Опешив от такой «наглости» молодого человека и записав его данные, в агентстве пообещали сообщить о своем решении. А через год… предложили путевку не в Италию, а во Францию.
В силу идеологических соображений эти отъезжавшие во Францию туристы именовались молодыми работниками сельского хозяйства. Под видом аграриев отправлялись проректор одного из ворошиловградских вузов, старший техник научно-исследовательского института, вторые секретари обкома и горкома комсомола, старший лаборант кафедры иностранных языков пединститута, бухгалтер райкома комсомола и член Союза художников Дмитрий Перьков. Комсомольские лидеры стали «механизаторами», а сотрудники институтов -- «доярками». Единственным, кто имел хоть какое-то отношение в сельскому хозяйству, был водитель директора одного из совхозов Ворошиловградской области.
«Нас предупредили: нельзя удивляться или восхищаться увиденным во Франции»
Отъезду предшествовала специальная подготовка, о которой Дмитрий Перьков впоследствии рассказывал французскому журналисту:
-- Первый инструктаж с нами проводили в Ворошиловграде в течение нескольких дней. «Между СССР и Францией сложились очень хорошие отношения, -- говорил нам лектор. -- И если вы выберете «свободу», то уже через три часа вас передадут в руки советских властей. Победа коммунистов во Франции -- дело ближайшего времени. Однако пока в разговорах надо быть осторожными даже с представителями французской компартии. Надо помнить, что в гостиничных номерах установлены микрофоны и даже кинокамеры. Никогда не запирайте свои чемоданы, потому что французские спецслужбы разрежут крышку чемодана. Как можно меньше фотографируйте и храните свои фотопленки в карманах -- полицейские могут сломать аппарат и засветить пленку».
В дорогу мы не должны были брать ничего, кроме паспорта, не разговаривать с иностранцами вне официальных встреч и не удивляться или восхищаться увиденным. Прогулки -- группами по пять человек, под руководством старшего. Разговоры должны быть сведены до минимума, а возникшие конфликты разрешаться руководителем группы на улице, где нет микрофонов. Мы в своей группе договорились, что если кто-то начнет недозволенный разговор, остальные станут напевать: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым».
По прибытии в Москву инструктаж повторился. После чего нам предложили освободить карманы и личные вещи от всех бумаг, документов и записных книжек, выдали 150 франков и позволили взять по 30 рублей на обратную дорогу.
Основным условием посещения капстраны были регулярные встречи с местными «левыми». Одна из первых встреч «аграриев» состоялась в Ницце. В газете молодых французских коммунистов «Марсельеза» об этом приеме говорилось: «В пятницу вечером движение молодых коммунистов Франции принимало группу молодых советских туристов, занимающихся сельским хозяйством. Братская встреча прошла под знаком дружбы между народами».
В отчете нашего генконсульства все выглядело совсем иначе: прием закончился скандалом и дракой, пришлось даже вызывать полицию. Оказывается, накануне «аграрии» посетили в Ницце винодельческий кооператив, владелец которого был членом французской компартии. Вот здесь встреча могла быть действительно теплой и дружественной, а уже свои эмоции «селяне» могли излить вечером на приеме. Советские представители усмотрели в конфликте… «зловещую руку мирового сионизма».
«Анри! Тайна! Конспирация! Париж, американское посольство, политическое убежище!»
-- Воплотить свой план побега я сразу не смог, -- вспоминал впоследствии Перьков. -- По прибытии в Марсель консул СССР в этом городе взял нас под опеку. Нам дали гида -- молодую француженку-коммунистку Надин. Как-то мы проходили мимо витрин магазинов, и она сказала, что это выставочные экземпляры, которые «оскорбляют французских пролетариев, ведь купить что-нибудь они не могут из-за своей низкой покупательной способности».
Накануне Дмитрий передал записку с просьбой о помощи французу -- водителю туристического автобуса: «Анри! Тайна! Конспирация! Париж, американское посольство, политическое убежище». Но тот не придал бумажке особого значения, а когда вспомнил о ней, то Перьков уже сутки как исчез.
Наши сограждане решили немного посамовольничать и посетить «очаг капиталистического разврата» -- казино в Монте-Карло. Подбил их на поездку местный гид из русских эмигрантов Реутский. Вот тогда-то Перьков, воспользовавшись опозданием экскурсионного автобуса, и завернул прогулочным шагом за угол. Подбежав к таксисту, сказал заученную заранее фразу: «Центральная полиция», а уже в комиссариате: «Политический беженец».
Советские полпреды вначале отрабатывали версии похищения туриста, по дипломатическим каналам направляли многочисленные запросы французской стороне. Когда же выяснилось, что дело имеет политическую подоплеку, все стали вспоминать «странности» в поведении Перькова: в 1967 году он не обменял комсомольский билет и вновь вступил в ВЛКСМ лишь в 73-м, дважды за последние два года попадал в вытрезвитель. А ударившись в бега, забрал дорогой фотоаппарат одного из членов группы, взамен оставив свой -- более дешевый. КГБ валило вину за побег Перькова на дипломатов, дипломаты -- на КГБ.
Брат Дмитрия был изгнан из всех творческих союзов, а отец умер от переживаний
Управлением КГБ при Совете Министров УССР по Ворошиловградской области было возбуждено уголовное дело против Перькова Дмитрия Ивановича по статье «Измена родине».
-- По воспоминаниям одного из ветеранов КГБ, все управление несколько месяцев стояло «на ушах», -- рассказывает Юлия Еременко. -- Провели обыск в квартире Перькова, но не нашли ничего особенного, кроме его рисунков в духе соц-арта да самоучителей английского, французского и итальянского языков.
Самым удобным для спецслужб было доказать, что Дмитрий был психически нездоровым человеком. Запросы, как свидетельствуют материалы уголовного дела, направлялись во все концы Союза, где только бывали члены семьи Перькова, даже… в красноярскую краевую психиатрическую больницу. Однако ответы приходили отрицательные.
-- После побега Димы очень досталось его родным. Проблемы в вузе начались у его младшей сестры, которая была еще студенткой, -- вспоминает Николай Северин, в прошлом журналист ворошиловградской газеты «Молодогвардеец». -- Его брат-близнец Василий -- кстати, тоже художник -- был исключен из всех творческих организаций и более двух лет не мог найти работу. Отец скончался от переживаний.
В начале 1976 года родные получили первые известия от Дмитрия. В открытке из Парижа было всего несколько строк: «Здравствуйте, родные, отец, мать, брат, сестра! Я нахожусь в Париже! У меня все о'кей. Сыт, одет. Жду визы для выезда в США». Перьков, как и большинство политических беженцев, был поручен организации, которая брала на себя заботу о русских эмигрантах, выбравших жизнь на Западе. Газета «Русская мысль» стала публиковать его рисунки.
«Нога русского не должна ступать на эту землю»
В конце 1976 года Дмитрий, как и планировал, перебрался в Америку и устроился учеником на фирму по производству мультфильмов. Казалось, его мечты сбываются. Но спустя несколько месяцев он лишился этой работы. Устроился чернорабочим в нефтяную компанию, потом помощником бармена. Однако письма родным оставались восторженными.
В последние месяцы перед смертью бывший художник жил в приюте и работал уборщиком в одной из протестантских церквей. Восторги сменились полным неприятием мира, в который он попал: «Нога русского не должна ступать на эту землю. От любви к Америке у меня ничего не осталось».
Шло время, подступила давящая ностальгия. Дошло до того, что Дмитрий попросил брата выслать ему в Америку зимнюю шапку и соленое сало. Мать Дмитрия, чувствуя, что с сыном творится что-то неладное, стала писать письма во все инстанции с просьбой простить его и вернуть на родину. Но о возвращении и речи не могло быть. Дмитрий и сам понимал, что мосты сожжены. Он был уже лишен гражданства СССР, исключен из комсомола и Союза художников. Кроме того, дома его ждало уголовное дело по «расстрельной» статье.
В одном из последних писем брату Дмитрий сообщил, что перед отъездом подготовил два тайника: в парке имени Горького в Ворошиловграде и под железнодорожным полотном на станции Кондрашеская. Он просил брата передать их содержимое в КГБ. Тайники были вскрыты. В них оказалось более трехсот карикатур -- злая и проницательная сатира на советский строй: храмы, в которых службы правит коррумпированная и лицемерная номенклатура, серпы и молоты вместо крестов на куполах, лики вождей вместо икон. Все это опоясывает отделяющая от остального мира колючая проволока. Конечно, многие из этих рисунков выглядят сейчас наивно. Но почему Дмитрий просил передать их в КГБ? Наверное, надеясь на то, что его рисунки, приобщенные к уголовному делу, сохранятся на долгие годы. Так и получилось.
В середине 1978 года пришло последнее письмо от Перькова, а спустя несколько месяцев -- в ноябре -- стало известно, что Дмитрий покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна многоэтажного дома. В заключении американской полиции было сказано: «Убийство исключено. Человек ушел из жизни добровольно».
В 1995 году в соответствии с Законом Украины «О реабилитации жертв политических репрессий в Украине» дело художника Перькова было пересмотрено прокуратурой. Признано, что возбуждено оно обоснованно, и реабилитации Дмитрий не подлежит. И по сей день за свое желание жить свободно Дмитрий так и остался для уже не существующей страны предателем.
1665Читайте нас у Facebook
