Французская актриса Маша Мериль: «Мы с Андроном занимались любовью, когда другие просматривали фестивальные фильмы. Из зала убегали босиком, чтобы шагов не было слышно… »
Только что в Москве закончился очередной международный кинофестиваль, на который каждый год съезжаются самые именитые режиссеры и актеры мира. Нередко между коллегами по цеху возникают страстные чувства. Ровно 43 года назад Андрон Кончаловский встретил на кинофестивале женщину своей мечты, с которой пережил один из самых напряженных и интенсивных романов в своей жизни.
Актриса Маша Мериль — француженка русского происхождения — хорошо знакома ценителям европейского кинематографа. Ее личная жизнь не менее интересна, чем роли в кино. Например, горячим, сумасшедшим, противоречивым романом с известным российским режиссером Андроном Кончаловским, который в конце 60-х ради Маши оставил молодую жену Наталью Аринбасарову с маленьким сыном Егором. И ушел в никуда — чувство оказалось невыносимо острым, но роман был обречен. «Бывают такие отношения с женщиной, когда уже не владеешь собой от невыносимости чувства. Боишься не только прикоснуться — боишься находиться рядом», — спустя много лет напишет Андрон о француженке в своей книге «Низкие истины». А недавно во Франции были изданы и воспоминания Маши Мериль. Отрывки мемуаров бывших любовников «ФАКТЫ» предлагают своим читателям.
«Я испытывал такой силы чувство, что… не чувствовал себя мужчиной»
- Летом 1967 года происходил очередной международный кинофестиваль в Москве, — пишет в «Низких истинах» Андрон Кончаловский. — Приехала большая французская делегация, и в ее составе — молодая девушка, скуластая, с вздернутым носом, с раскосыми татарскими, совершенно голубыми глазами, с темно-русыми волосами, с чудным овалом лица — казалось, что я уже давно ее знаю. Звали ее Маша Мериль. Когда я увидел ее, у меня внутри все остановилось. Остановилось, потому что я был женат, у меня родился ребенок, очень дорогое мне существо. Наташа была с ним на даче… Когда я узнал, что Маша — русская дворянка, княжна Гагарина, мое падение в бездну еще более ускорилось. Было ощущение абсолютной обреченности… В последний день фестиваля я показал ей свою картину. Пригласил к себе домой.
Она пришла с удовольствием, мы съели «табака», мне ничего не лезло в горло. Меня трясло. Я испытывал точно то же, что мой герой в «Возлюбленных Марии» — такой силы чувство, которое оставляло лишь возможность платонических отношений. Мы поцеловались, она ушла в ванную, через десять минут вернулась в комнату, умытая, свежая, распахнувшая мне объятия, улыбающаяся, девственно нагая. У меня был шок, я не чувствовал себя мужчиной. Она заснула. Я просидел рядом всю ночь, глядя на нее и, как сумасшедший, куря. Лето. Июль. Рассветает рано… Потом она уехала.
В следующий раз они встретились в Праге.
- Маша была такая же прекрасная, загоревшая, обветренная, солнечная… Меня опять трясло, я ничего не соображал. Я чувствовал, что она так далека от меня! Мы так не подходим друг другу! Что я делаю здесь? От этих мыслей тянуло пить…
Многое она говорила по-французски. Я не все понимал, но кивал головой. Мне было грустно. Я чувствовал рядом с ней свою несостоятельность. Мне она казалась настолько недостижимой!
Мы гуляли по Праге. Я купил шесть открыток с репродукциями Ван Гога, дал ей. Сказал: «Каждый месяц 5-го числа (это было 5 сентября) посылай мне, пожалуйста, одну открытку… Если открытки придут, я буду знать, что ты все еще меня любишь, и я скажу жене о наших отношениях». Мы разъехались. Первая открытка была как гром среди ясного неба. После нее я уже жил только тем, что ждал следующую.
Вторая открытка. Третья, четвертая… После четвертой открытки я не выдержал. Наташа возвращалась от родителей из Казахстана, везла с собой моего дорогого мальчика. Я встретил ее, мы ехали на машине. На коленях у нее сидел маленький Егор. Я сказал, что люблю другую. «Лучше бы ты сказал, что у меня умерла мама»… (Позже Аринбасарова скажет, что никогда такого не говорила. — Авт. ) Чувствовал себя ужасно. Но иначе поступить уже не мог. Через месяц пришла пятая открытка. В ней было написано: «Дорогой Андрон! У меня все хорошо. Я выхожу замуж. Он итальянский продюсер, чудный человек, очень интересный… Уверена, что он тебе понравится… »
Года два спустя, уже женившись на Вивиан, я уехал в Рим, думая только об одном — о том, что встречусь с Машей… Мы с ней стали друзьями. Прошло еще несколько лет… Появилась «Чайка», где она играла Аркадину. Отношения у нас неизменно оставались чудными, но всегда оставалась тень недоговоренности. Что-то между нами случилось. Что-то драматическое. Что?
… Вспышка раздражения была неожиданной и острой, Маша была зла и резка. Когда мы уходили, я остановил ее на лестнице. Сказал: «Маша, надо быть добрее. Надо уметь прощать». Она посмотрела на меня, словно ее ударило током или ошпарило кипятком. Вся побледнела. «Прощать? И это ты мне говоришь? Какое право ты имеешь говорить мне это?» И побежала вниз. Я ничего не понял. В первый раз за двадцатилетней давности отношения. Мы дождались конца репетиции, я пришел к ней в уборную.
- Маша, объясни мне, в чем дело?
- Разве ты не знаешь, что между нами произошло?
- Я точно знаю, что между нами произошло. Ты меня бросила.
- Я тебя бросила? Ты меня бросил, дорогой мой.
У меня все перевернулось внутри.
- Я получил от тебя открытку. Ты вышла замуж за другого. Я развелся из-за тебя с женой. Я ждал твои открытки как манны небесной! У меня все в жизни из-за тебя перемешалось.
- Я же все сказала тебе в Праге.
- Что ты мне сказала?
- Что я беременна… Полтора месяца уже как беременна. От тебя.
У меня все поплыло перед глазами…
- Не может быть!
- Я тебе это сказала. Ты никак не отреагировал. Я ждала от тебя хоть какого-то знака. Думала, ты хочешь ребенка. Что мы его сохраним. Ты ничего не ответил. Ничего не сказал. Просто напился. И никак не отреагировал в течение двух месяцев. Я ждала очень долго. В конце концов, я поняла, что ребенок тебе не нужен. Вот так. Я тебя хотела забыть. Я вышла замуж.
Стефан Цвейг! Все двадцать лет наших отношений, моих представлений об этих отношениях полетели в тартарары. Никакие розы, которые я эти годы слал ей домой и в ее уборную, не могли ни объяснить, ни извинить этого драматического непонимания. Не могу освободиться от чувства вины, хотя вина вроде всего лишь в том, что плохо знал французский.
«Кончаловский любил, будто сражался. С риском для моей жизни. Я не смела просить о пощаде… »
Сама Маша в своем романе «Биография одной вагины» описывает ту же встречу с Андроном Кончаловским по-другому. Итак, Москва, международный кинофестиваль, 1967 год.
- Я была очарована не только фильмом, но и самим Андроном — типом мужчины, столь отличным от европейских самцов, от моих французских приятелей, — пишет в романе Маша Мериль.
… Андрон естественно брал меня за руку и мужественно увлекал за собой. Мы купили в «Березке» бутылку водки и по кругу выпили ее из горлышка, распевая песни и провозглашая тосты за дружбу, за женщин и за искусство. Слезы эмоций появлялись иногда в углах его глаз, которым бы доверилась без оговорок.
Вдруг на площади у Большого театра он взял меня на руки, поднял над собой, как трофей чемпионата мира. «Я счастлив, — говорил он. — Я люблю тебя». Вид у него был искренний и потрясенный. Он начал меня кружить, кружить. Он целовал мои руки, мои глаза, мои волосы. У меня самой уже кружилась голова. Алкоголь и любовь врывались в мою плоть, как июльский ветер, пахнущий степью и тундрой. Я превратилась в вариацию страсти. Я была русской, и только русский был способен разбудить мою истинную сущность…
… Последовала неистовая идиллия. Мы больше не расставались ни на миг, мы занимались любовью, когда другие просматривали фильмы. Мы исчезали через запасной выход, как только в зале гас свет. Мы убегали босиком, чтобы шагов не было слышно. Восемь суток я спала не более получаса в день. Мои лодыжки утроились в объеме, моя печень готова была разорваться из-за водки… Столько алкоголя я не поглотила за всю свою жизнь. Но мы были молоды и способны выдерживать все это…
Но не моя вагина. Андрон обладал энергией, граничащей с насилием. Его пенис, размером поболее, чем средний, буквально перепахивал меня. Он делал мне больно. И чем более мой партнер неистовствовал, тем более цепенела моя вагина. Она не любит чрезмерности. Не стоило доводить ее до предела и терять сознание в изнеможении, в объятиях любовника, который скорее противник тебе, чем союзник.
Мой прекрасный татарин любил, как будто сражался. С риском для моей жизни. Я не смела просить о пощаде. «Любовь, — думала я. — Может, вот именно вот это. До сих пор все было розовой водичкой. Теперь, наконец, я подошла ко взрослым дозам.
… Сегодня я думаю, это мальчик, без сомнения крепкий и яростный, подсознательно мстил мне за все то, чего у него не было в его стране. Он наказывал меня за мою свободу, за мое настроение, за мои солнечные очки Ray Ban, за мой паспорт, с которым я беспрепятственно уеду, тогда как он останется в Москве, замурованный, заключенный. Его ярость невозможно объяснить иначе, поскольку он был искренне влюблен…
Позже в интервью российским «Экспресс-газете» и телеканалу «Культура» Маша признается:
- Да, я знаю, что Андрон Кончаловский в своей книге написал обо мне. Он рассказал свою версию того, что было. Я не со всем могу согласиться, но я считаю, что таковы все любовные истории. Каждый переживает это по- своему… Я считаю, что Андрон проживает великую историю любви с самим собой. Я думаю, что он не тот, кто стремится отдавать. Это человек очень занятый своими чувствами, своими эмоциями, быть может, он прав. Без этого он не стал бы большим режиссером. Я, наверное, была гораздо щедрее, я всецело погружаюсь в отношения с мужчинами. Я всякий раз рисковала кардинально изменить свою жизнь. Андрон нет. Он не менялся ради женщин. Он никогда ничего не менял в своей жизни. Он такой человек! Для него всё мало. Ему нужны все женщины, все страны, это завоеватель, это монгол, это татарин. Он татарин. Это монгол!
… Он сам говорит: «Если я люблю одну женщину, это совсем не значит, что я не могу влюбиться в другую женщину».
Но это тот тип мужчины, с которым женщина не может жить. Он разрушил жизни всех женщин, которых знал! И детей наплодил повсюду! У него теперь еще и новые дети, с новой женой! Я уже тогда увидела, что это человек, который думает только о своей выгоде, только о себе самом. Он берет и уничтожает людей без малейших угрызений. Он их потребляет. Он заставил страдать всех женщин, которых знал. Все они были счастливы, безумно счастливы в определенный момент. Но если бы они были умней, они бы понимали, что надо брать этот момент и не ждать ничего большего.
С французом я могу спать спокойно, я его понимаю, я знаю, что он хочет в жизни, я могу рассчитывать на него. И если он меня бросит, то предупредит, что бросает. Тогда как русский даже забудет мне об этом сказать.
… И я думаю, что это из-за истории с Андроном у меня потом не было детей. В то время я была настолько наивна и молода, что сделала аборт слишком поздно. На сроке более трех месяцев.
Не то важно, что именно от него я делала аборт. История Андрона для меня — это история открытия России. Русские мужчины невозможны для жизни, но очень соблазнительны. Андрон — один из самых соблазнительных мужчин, которых я встречала в своей жизни. Именно это важно — открытие самца в России.
6600Читайте нас у Facebook
