«я очень боялся, как бы с алиной не случилось беды во время ее ночных похождений. Это и подстегнуло меня принять жестокие меры к дочери»
В июле прошлого года «ФАКТЫ» уже писали о трагедии, разыгравшейся в городке Золотоноша (Черкасская область): исполняющий обязанности директора местного ПТУ Леонид Супрун наказал 16-летнюю дочь, которая не явилась ночевать домой. Связав по рукам и ногам девушку, отец оставил ее «раскаиваться» в багажнике автомобиля в раскаленном от зноя гараже. Алина умерла от теплового удара. Потрясенные жестокостью наказания, горожане тогда разделились на два лагеря: одни сочувствовали матери девочки, другие хотели совершить самосуд над женщиной, вставшей на защиту мужа и не предпринявшей попытки спасти дочь.
И сегодня страсти не утихают. Уже состоялось три заседания суда, однако приговор Леониду Супруну еще не вынесен ввиду неординарности дела. Местная же пресса тем не менее определила меру наказания обоим родителям (несмотря на то, что Лидия Васильевна, мать Алины, проходит в деле как потерпевшая): лишить их родительских прав на младшего трехлетнего сынишку. Мол, таким людям нельзя больше доверять воспитание детей. Несколько раз в доме у матери Алины раздавались телефонные звонки: мол, ты еще до сих пор жива? Твое место на кладбище -- рядом с Алиной!
«Бывало, ночью объезжали с мужем все бары, рестораны -- искали дочку»
В Золотоношу на третье заседание суда мы с фотокорреспондентом прибыли в полной уверенности, что оно будет заключительным. В зале городского суда собралось столько народу, что негде было яблоку упасть. Подсудимого -- отца Алины -- под конвоем привезли из Черкасского СИЗО. Молодой стройный мужчина слабо ассоциировался с отцом 16-летней девушки. Лицо Леонида Супруна, увидевшего жену, на миг озарилось улыбкой. «Имеет ли право человек, которого обвиняют в смерти дочери, на улыбку?» -- вдруг мелькнула у меня мысль. Ведь уже практически никого не интересует, что творится у него в душе. Наверное, именно поэтому и отец погибшей по его вине дочери, и ее мать от показаний на суде отказались. Опрашивали свидетелей -- сослуживцев и друзей обвиняемого. Они говорили о том, каким подсудимый был семьянином и отцом, вспоминали годы, когда семья жила в общежитии. Отец забирал Алинку и младшую Вику из детсада, шел на больничный, когда детишки болели, учил своих малышек играть в теннис
Но в последние годы, как рассказывают родители, Алина стала неуправляемой. Ее тянуло ко взрослым парням, она начала курить, выпивала, ходила по барам. Хотя при этом успевала очень хорошо учиться. Однажды после школы, не предупредив родителей, поехала с подругами автостопом в какое-то село на дискотеку. Родители в поисках ее сбились с ног, а она вдруг звонит под утро: «Па, я у бабы. Приедь, забери. Меня чуть не изнасиловали. Но все обошлось».
-- Верите ли, сил не было с ней справиться, -- рассказала мне почерневшая от горя мать. -- Иной раз Алина будто бы испытывала терпение отца, очень переживавшего после смерти младшей дочери (она утонула в пятилетнем возрасте), чтобы и со старшей ничего не случилось. Часто бывало, как стемнеет, у меня сердце не на месте. Стою на балконе, вглядываюсь в сумерки А бывало, что ночью объезжали с мужем все бары, рестораны -- искали дочку. Отец, который не пил и не курил, строго наказывал дочь.
-- Знаете, я долгое время скрывала от всех, какие у нас проблемы с Алиной, -- утирает слезу Лидия Васильевна. -- Да и от мужа скрывала, что увидела ее с сигаретой впервые в 11 лет. Думала, обойдется, перерастет Теперь виню себя: не нужно было этого делать. Впрочем, как и в том виню, что не защитила дочку в тот день, когда случилось несчастье.
«Запомни: твой отец не убийца!»
К себе домой Лидия Васильевна нас не приглашает. Я понимаю безутешную мать. Ее туда саму не тянет. Сына, Витальку, она отвезла на время к маме, и в доме гнетущая пустота, напоминающая об Алине и муже. Я расспрашиваю ее о сыне. Малыш еще, к счастью, слишком мал, чтобы понимать случившееся. Но
-- Недавно Леониду разрешили первый раз за все время увидеть сына, -- говорит моя собеседница. -- У него слезы подкатили к глазам. А Виталька вдруг спрашивает: «Папа, а где наша Алина? Я по ней скучаю». Я объясняла малышу, что Алина уехала далеко-далеко и никогда больше не вернется. Но, видимо, поскольку сестра и отец исчезли из жизни Виталика одновременно, он решил у Леонида узнать о ней. Что мог ответить отец?
«Но не вы, так кто-то другой расскажет ребенку » -- осторожно говорю я. Лидия Васильевна молча что-то достает из сумочки. Это общая тетрадка, от корки до корки исписанная ровным почерком мужа. В ней то, что он написал в следственном изоляторе для сына. Когда малыш подрастет и захочет узнать правду о своей семье, прочтет.
Из записей в тетради: «Кто бы тебе что ни говорил, запомни: твой отец не убийца! Да, я хотел Алину наказать за ее поведение, чтоб она больше не делала так. Все, больше никакого зла ей причинить не хотел. Руки и ноги ей связал для того, чтоб она ничего себе не сделала, а тихо сидела днем в гараже. Вечером планировал забрать ее домой. После всего у нее надолго должно было отпасть желание шататься по ночам. С работы я дважды наведывался в гараж, чтобы посмотреть, как она себя чувствует. Все было нормально
Алина погибла в металлическом гараже от теплового удара. А я своей глупой головой и беспечностью не смог предвидеть, что человек может погибнуть не только от холода, но и от жары
Последний раз зайдя в гараж, я спросил Алину о ее самочувствии, на что она ничего не ответила, только что-то пробормотала. Я спросил: «Тебе что, плохо?», а она снова что-то ответила невнятно. Я подумал, что она притворяется (частенько она любила меня водить за нос), но все же решил повезти ее на свежий воздух. Она громко дышала, ей было плохо, а я -- глупец -- думал, что она притворяется, чтобы вызвать к себе жалость
За городом открыл багажник и увидел, что глаза у Алины полуоткрыты и она тяжело дышит. Я попытался к ней говорить -- она ничего не отвечала. Похлопал по щекам -- реакции никакой, побрызгал лицо водой -- то же самое. Только тогда до меня дошло, что Алина без сознания. Я быстренько втянул ее в автомобиль (из багажника. -- Авт. ) на заднее сиденье. Приоткрыл двери для лучшего доступа воздуха. В голову ударила страшная мысль, что я могу потерять своего ребенка! Остановил проезжавшую мимо легковушку и попросил водителя срочно вызвать «скорую» Алинка лежала на траве, ее голову я держал на руке и умолял дышать! Но дыхание угасало Я начал делать искусственное дыхание. А через несколько минут подъехала «скорая», врач которой, взяв дочь за руку, констатировал ее смерть.
В душе рвался крик и плач На моих руках умер мой ребенок, моя кровинка! Потеряно второе дитя. Потеряно самое дорогое в жизни -- дети! Дети, которых я вынянчил, вырастил, водил в детский сад, вязал им банты, старался жить для них Нет ни Вики, ни Алины. Для кого теперь жить?..
Своими дочерьми я гордился всегда, хоть и были у Алины те «заскоки», с которыми я и Лида боролись как могли, пытались ее перевоспитать. И я тебя, сын, прошу, пойми меня, что я как отец имел право добиваться, чтобы все вредное и ненужное она обходила десятой дорогой, потому что к добру оно еще никого не привело. Я очень боялся и не хотел, чтобы с Алиной что-то случилось во время ночных ее похождений -- достаточно горя с Викой. Это, собственно, и подстегнуло меня принять жестокие меры к Алине за то, что она самовольно, без разрешения и без здравого рассудка убегала в ночную жизнь, наполненную опасностями».
«Неужели кому-то радостно от чужого горя?»
Судьи отправились в совещательную комнату и долго не возвращались. В маленьком зале судебных заседаний было душно. Две пожилые женщины в пуховых платках периодически жаловались друг другу на самочувствие. Меня поражала их самоотверженность -- надо же, как родственницы болеют за семью, в которой случилось такое страшное горе! После суда поделилась этими мыслями с Лидией Васильевной.
-- Это не родственницы, -- после долгой паузы поникшим голосом она сказала она. -- Женщины пришли в суд, чтобы потом рассказать любопытствующим, как судили Леонида Супруна. Знаете, очень больно, когда идешь на рынок за продуктами и вдруг слышишь: «Налетай, новые факты о Супруне в местной прессе!» Неужели кому-то так радостно от чужого горя?
Приговор не был вынесен и на третьем заседании суда, так как адвокат обвиняемого потребовала проведения судебно-психологической экспертизы. В отличие от психиатрической, призванной установить психическую адекватность подсудимого, эта экспертиза должна пояснить мотивацию его поступков. Прокурор был против и утверждал, что в деле и так все ясно. Не буду кривить душой, я разделяла его точку зрения: какие новые мотивы подсудимого могут «выплыть»? Но судья принял ходатайство защиты.
Возвращаясь из командировки, в машине листаю толстую тетрадь, которую мне вручила мать Алины. И вдруг начинаю понимать глубинные причины трагедии. В воспоминаниях Леонид Супрун описывает свое детство, семью. Все это, не случись беды, наверное, отец рассказал бы сыну, усадив его рядом. Каким же он сам был мальчишкой?
Из записей в дневнике подсудимого: «На каникулах после окончания 2-го класса я впервые попробовал курить. Но запах табачного дыма мне никогда не нравился, и я так и не смог его вдохнуть Как-то отец поймал меня на том, что я покуриваю. Случилось это так. Денег у нас не было, и мы с Толиком сдавали бутылки, а на вырученные деньги покупали сигареты с фильтром «Днепровские» -- по 18 копеек за пачку. Курили втихаря. Но однажды, когда у меня дома никого не было, закурили в моей комнате и стали прожигать в газете сигаретой отверстия (как иногда делал мой отец). Газету эту я и забыл выбросить. Отец ее увидел и стал спрашивать, кто приходил. Мать ответила, что никого не было, и подозрение, понятно, упало на меня. Я был вынужден признаться во всем. Чтобы наказать, отец вечером привязал меня к сливе (рядом с домом). Уже смеркалось, в темноте среди деревьев одному было страшно, я плакал. Пожалев, меня отвязала сестра. Этот случай навсегда отбил у меня желание курить».
«Наказания, по моим расчетам, должны были внушить дочке страх »
Видимо, наказывая старшую дочь, строгий отец ждал от нее такой же реакции -- осознания своего проступка, и надеялся, что ей будет неповадно ослушаться родителей. Увы, прием не сработал. Алина оказалась другой. Похоже, наказания будили в ней еще больший протест против «правил», заведенных родителями.
На суде всем свидетелям задавали один и тот же вопрос: как супруги Супрун воспитывали своих детей? Мол, не у них одних дочка гуляла, так что ж, лишать за это ребенка жизни?! Почему же отец так жестоко наказывал дочь? И на этот вопрос я нашла ответ в его жизнеописании.
Из записей в дневнике подсудимого: «В 1974 году я закончил 6 классов и перешел в 7-ой. В этом же году у меня закончилось счастливое детство, так как в нашу семью пришло большое горе -- наша мать, которую я всегда любил и уважал за ее мягкое, доброе отношение к нам, за ее любовь, трудолюбие и много других материнских качеств начала злоупотреблять спиртным. Эта беда была одной из первых, а точнее -- первой в моей жизни (сохранено авторское выделение слова).
Все способы и методы, в том числе ее лечение, никакого результата не дали. Запои периодически повторялись Для нас это было неописуемым позором. Что толкнуло мать к алкоголизму, для нас остается непонятным и по сей день »
Быть может, поэтому Леонид Супрун так панически боялся выпивок дочери?
Судья местного суда Золотоноши Владимир Мышенко позволил мне задать подсудимому несколько вопросов. Что передумал он за эти месяцы? Отыскал ли в жизни тот момент, когда упустил дочь? Можно ли было наставить Алину на путь праведный без физических наказаний?
-- Сегодня я понимаю, что мне следовало обратиться с нашей проблемой к квалифицированному психологу, -- говорит Леонид Супрун. -- А мы обращались за помощью к знахаркам, гадалкам Это не давало результата, как и наказания, которые должны были, по моим расчетам, внушить Алине страх. Я патологически боялся того, что с ней может случиться фактически то, что случилось.
По мнению Леонида, упустил он Алину тогда, когда погибла младшая Вика. В то время, стараясь забыться от горя, он с головой ушел в работу, перепоручив воспитание дочери жене. А девчонке именно тогда, видимо, нужна была отцовская твердая рука
921Читайте нас у Facebook