Когда 55 лет назад сталин устроил гонения на жукова, маршал бронетанковых войск рыбалко оказался чуть ли не единственным, кто встал на защиту опального полководца
Недавно исполнилось 105 лет со дня рождения дважды Героя Советского Союза маршала бронетанковых войск Павла Рыбалко. В годы войны 3-я гвардейская танковая армия, которой командовал этот невысокий тучноватый генерал, кстати, выходец из Сумской области, прославилась смелыми боевыми операциями под Тулой, Курском, во время освобождения Украины, Польши, при штурме Берлина, взятии Праги, в других сражениях, которые продолжались до 22 мая 45-го. Первую «Золотую Звезду» Павел Семенович получил за Киев. Одна из столичных улиц названа его именем. А возле киевской станции метро Шулявская стоит памятник бесстрашному командиру и его товарищам -- «тридцатьчетверка» из армии Рыбалко. Кстати, нынче уже мало кто знает, что эту старую боевую машину, участвовавшую в боях за Киев, через много лет, перед тем как сделать памятником, отремонтировали, нашли оставшихся в живых членов экипажа, и в день открытия на пологий пьедестал она въехала своим ходом! Рыбалко умер рано, в 1948-м, пребывая в должности командующего бронетанковыми войсками страны. Но дело его продолжили взращенные им полководцы -- тоже дважды Герои Иван Якубовский, ставший впоследствии маршалом Советского Союза, первым заместителем министра обороны СССР, генерал армии Давид Драгунский, генерал-полковник танковых войск Василий Архипов, десятки других генералов и офицеров, тысячи бесстрашных солдат.
Один из таких воинов -- Муса Гайсинович Гайсин -- сражался бок о бок с генералом Рыбалко, в мирное время ставший профессиональным военным, был командиром первого в СССР танкового полка Воздушно-десантных войск (это когда «тридцатьчетверки» десантировали на парашютах с самолетов Ту-95).
Сегодня Муса Абай (так на Востоке уважительно обращаются к старшим. -- Авт. ) рассказывает корреспонденту «ФАКТОВ» о маршале Рыбалко.
«Перед форсированием Днепра генерал приказал ротному научить новобранцев плавать»
-- Первый раз Павла Семеновича я увидел в конце сентября 1943 года на берегу Днепра в районе Переяслава-Хмельницкого, -- вспоминает Муса Гайсинович. -- Мы, 117 17-летних необстрелянных новобранцев, только прибыли на фронт. Нас пытались направить форсировать Днепр, но оказалось, что многие не умеют плавать. Вдруг видим -- низенький плотный генерал отчитывает командира роты: «Вы собираетесь утопить этих красивых мальчиков? Немедленно отправляйтесь во второй эшелон и обучайте плавать!»
К счастью, я умел плавать. Посему мне не пришлось погружаться в холодный водоем. Зато спустя месяц, когда уже служил во взводе охраны Военного совета Первого Украинского фронта, накупался в Днепре на всю жизнь. 29 октября, за неделю до освобождения Киева, мне и старшему наряда ефрейтору Сидоренко приказали сопровождать из села Требухов Броварского района, где размещался штаб фронта, в село Лютеж офицера -- порученца командующего фронтом генерала Н. Ф. Ватутина. Офицер вез в полевой сумке секретные документы. Возвращаясь с переднего края, когда мы въезжали на понтонный мост через Днепр, началась бомбежка. Вдруг впереди, как в замедленной съемке, возник столб воды и огня. И все мы оказались в воде. Мы с водителем вытащили майора и ефрейтора. «Сумка! -- закричал, придя в себя, офицер. -- Без нее возвращаться не имеем права!» Водитель наглотался воды, был никакой. Сидоренко вовсе плавать не умел. Пришлось мне нырять. Сколько раз -- я не считал. Потом кто-то сказал, что одиннадцать раз. Я после этого трое суток в медсанбате отлеживался.
«Сын командарма сгорел в танке»
-- Мне не нравилось служить в охране, даже в такой престижной. Ведь мы каждый день видели генералов Ватутина, Хрущева, даже Жукова! Я рвался на передовую. Наконец в начале 1944 года меня направили в 3-ю гвардейскую танковую армию десантником на броне. И я был приятно удивлен, узнав однажды, что тот, внешне вовсе не похожий на героя генерал, фамилия которого приводила фашистов в ужас, -- наш командарм. Танкисты рассказали, что Рыбалко воевал еще в гражданскую. Командовал полком, был лихим кавалеристом. Однажды во время боя за железнодорожную станцию его конь на скаку споткнулся о рельс. Всадник упал на колею, ударился, получил сильный ушиб печени. С тех пор она у него болела. Иногда из-за этого генерал вынужден был ходить с палкой. Но мужественный командир не сдавался, сумел сделать блестящую военную карьеру. Перед войной служил военным атташе посольства СССР в Польше, а затем в Китае. В начале войны Павла Семеновича назначили начальником кафедры Академии Генштаба. Он, конечно, хотел на фронт. Но в армии принято служить там, где приказывают.
Его желание осуществилось лишь в мае 1942 года. Павла Семеновича назначили заместителем командующего 3-й танковой армией, которая, кстати, формировалась неподалеку от Ясной Поляны -- усадьбы Льва Толстого. А в сентябре Рыбалко возглавил армию.
Вскоре после прибытия на фронт жена сообщила ему страшную весть: весной во время боев за Харьков в танке сгорел их единственный сын лейтенант Вилен Рыбалко. Это горе, безусловно, тоже крепко подкосило здоровье генерала. Но он виду не подавал. Наоборот, старался подбадривать всех, подшучивал над собой и другими. Как-то во время чаепития пригласил меня к столу, посадил. И вскоре начал распекать за то, что я насыпал ему в стакан слишком много сахара: «Что ты делаешь, я уже и так в люк не влезаю… »
«Чтобы воевать на передовой, мне пришлось обмануть генерала»
-- Как вам, в то время рядовому танкисту, удалось сблизиться с командармом? Не панибратство ли это с его стороны?
-- Нет, Рыбалко никогда не гонялся за дешевым авторитетом. Его и так все уважали -- и подчиненные, и начальники, и даже Сталин. Кстати, самый первый во время войны орудийный салют в Москве, который начали производить с июля 1943 года по приказу Верховного Главнокомандующего в честь особо отличившихся фронтовых соединений, был дан в честь нашей танковой армии после Курской битвы и освобождения Орла и Белгорода. Павла Семеновича тогда наградили орденом Кутузова I степени.
А я… Не сочтите за хвастовство. Очевидно, после того, как я подбил шесть немецких «тигров» и мой боевой счет продолжал расти, генералу доложили о моих успехах. Генерал, точнее, его помощники формировали экипаж для «персонального» танка командарма. Подобрали лучших механика-водителя, стрелка-радиста, заряжающего. Мне предложили занять место командира башни (так еще называли должность башенного стрелка). Я отказался, хотя сам Рыбалко несколько раз уговаривал. Танк командарма в бой редко ходит. А мне страшно нравилось воевать.
Однажды после очередного ранения я попал в госпиталь. Подлечился, чувствовал, что могу встать в строй. Но меня не отпускали. Дескать, заживут раны -- тогда выпишем.
Что делать? Я пустился на хитрость. Попросил товарищей передать Павлу Семеновичу, что согласен служить в его экипаже, если он сейчас же заберет меня из госпиталя. Рыбалко собственной персоной приехал в медсанбат и долго беседовал возле моей койки с начальником госпиталя. И уговорил подполковника медслужбы. В повязках и наклейках под обмундированием меня отпустили. Шесть дней я служил в экипаже командарма. На седьмой начались бои. А мы только слушали по рации, как переговариваются наши товарищи, идущие в атаку. Нет, такое было не по мне. Я удрал в свою бригаду. За такое могли пришить и попытку дезертирства (а вдруг поступит приказ включиться в бой!). Но я пришел прямо к командиру бригады -- Герою Советского Союза полковнику В. С. Архипову, доложил, что хочу воевать. Он выругался и дал команду посадить меня в танк. После боя комбриг поехал к Рыбалко упрашивать его, чтобы тот меня не наказывал. Командарм, конечно, был не в восторге от моей выходки. Но, рассказывал мне потом Архипов, тяжело вздохнул: «Эх сынок-сынок, за такое драть надо» -- и несколько раз постучал палкой о пол. В нас, молодых ребятах, он, возможно, видел своего погибшего сына. Я чувствовал, что он относится ко мне не как генерал к солдату. И теперь думаю, что он хотел таким образом уберечь меня. Ведь век танкиста недолог. Уже после войны, во время учебы в училище и военной академии имени Фрунзе, я познакомился с интересными статистическими данными: в 1942 году советские танки выдерживали (переживали) в среднем три-пять атак. А скольких боевых товарищей довелось мне похоронить -- и не сосчитать. Сам был ранен не раз и горел.
«В танковые атаки командующий армией ходил на… виллисе»
-- Муса Абай, уж не говорит ли тот факт, что танк командующего редко ходил в бой, о том, что генерал, как говорил Суворов, «в бою был застенчив», т. е. праздновал труса?
-- Да вы что! Рыбалко ходил в танковые атаки на «виллисе». Причем, как правило, стоя во весь рост в сером комбинезоне. Из открытой кабины вездехода лучше видно поле боя. А в машине стояла радиостанция, вот он и руководил действиями экипажей. Зрение у него было отличное. Однажды во время атаки слышу: кто-то стучит по башне снаружи. Высовываюсь из люка -- батюшки, рядом с нашей «тридцатьчетверкой» несется «виллис», а Павел Семенович, держась одной рукой за лобовое стекло, в другой сжимает свою суковатую палку и показывает ею левее. Я мигом поворачиваю пушку туда, гляжу в прицел и обомлеваю: на меня смотрит ствол замаскированного под копну «тигра». Благо я выстрелил первым. Иначе мы с вами сейчас не разговаривали бы.
После боя Рыбалко отчитывал меня: «Муса, будь внимательнее, активнее крути перископ!»
Да и самого генерала начальство тоже нередко ругало, что он не бережет себя, рискует. Ведь даже броня не всегда спасает танкистов. Бывало, врежет болванка, пробить не пробьет, но экипаж поражают отлетающие изнутри осколки брони. А на открытом воздухе…
Была у меня любимая девушка. Медсестра. Идем как-то в атаку с десантом. Обычно пять десантников положено по боевому расписанию. Я высунулся из башни, посмотрел все ли на месте. Смотрю, а автоматчиков шесть! Одна из них -- Рая. «Ты почему здесь! -- кричу. -- Вон отсюда!» -- «А я спрячусь за башней… »
Вдруг вскрикнул и свалился на землю раненый десантник. Рая спрыгнула за ним, давай перевязывать. И тут рядом с нами -- разрыв снаряда. Аж танк качнуло. Вижу -- Рая лежит. Экипажу кричу: «Вперед!», а сам бросаюсь в Рае, пытаюсь определить, откуда хлещет кровь. Разрезал на девушке брюки -- господи, там, откуда дети берутся, огромный, как селедка, осколок торчит. Начал я ее переворачивать, чтобы положить удобнее -- осколок выпал. Значит, кости не задеты. Чуть ли не все бинты и вату из Раиной сумки израсходовал на перевязку. Кровь все сочилась.
Но надо было поскорее раненых отправить к медикам. А на поле -- тишина, только вдали громыхали раскаты, все танки ушли на запад. Раненых-то двое, сам дотащить их не мог. У меня был трофейный пистолет, и я начал стрелять в воздух, чтобы привлечь к себе внимание. Затем вытащил из голенища ракетницу, выпустил две ракеты, которые нашел в карманах. И тут подбежали двое солдат с носилками и обрадованно закричали: «Живые?» «Да, -- отвечаю, -- девушку сначала заберите, у нее тяжелое… » -- «Нет, не возьмем. Мы из похоронной команды… » -- «Я приказываю вам спасать раненых!» -- ору на них благим матом и от отчаянья хочу пригрозить пистолетом, бабахнуть падлюкам под ноги. А патроны в обойме кончились.
Похоронщики ретировались. Но вскоре появился молоденький лейтенант медицинской службы с санитарами. Увидев обнаженную, в одних бинтах Раю, смутился. А она стонала: «Не смотрите… » Лейтенант велел принести брезент, чтобы прикрыть девушку. Уложили ее на носилки.
Через пару дней в том же медсанбате из-за ранения оказался и я. «О, это же Раин спаситель!» -- узнал меня знакомый уже лейтенант медслужбы. Услышали об этом в приемном отделении и распорядились с целью экономии места положить меня в двухместную… женскую палату, где лежала Рая. И в шутку сказали: ты ее спас -- она теперь твоя невеста.
Кстати, лейтенантом, смутившимся при виде необычного ранения женщины, был Ромоданов. Да-да, тот самый, который впоследствии стал академиком, известным нейрохирургом, долгие годы возглавлявшим Киевский институт нейрохирургии, который нынче носит его имя. А Рая Саввина стала профессором-педиатром и сейчас еще работает в Самаре.
«В Польше я отдал свои танки Войцеху Ярузельскому»
-- Везло же вам на знакомства.
-- Пожалуй. В нашей бригаде, когда мы вступили на территорию Польши, воевал польский батальон танкового десанта. Им командовал надпоручик (по-нашему капитан) Войцех Ярузельский, будущий президент. Когда поляки обратились к Рыбалко с просьбой помочь сформировать собственное танковое подразделение, я отдал Ярузельскому свои танки. А нам дали новые. Поляки воевали неплохо.
Однажды, уже в Германии, наши регулировщики движения установили дорожный указатель-стрелку с надписью «До Берлина -- 160 км». А какой-то шутник внизу дописал: «Ни х… дойдем!» Заметив эту хохму, Рыбалко нахмурился. Бывший военный дипломат и просто культурный человек, он употреблял крепкие словечки крайне редко. Но, увидев, что на многих солдат сей призыв действует ободряюще, почище речей замполитов, махнул рукой. Его другие заботы одолевали.
Между тем этот указатель сфотографировал какой-то фотокорреспондент, снимки попали на стол к Сталину. Вообще-то нашим газетам были нужны снимки оптимистичного содержания. Сталин вызвал Молотова. Члены Политбюро, да и другие партийные функционеры часто любили разнообразить свой убогий лексикон семиэтажными конструкциями. Посовещавшись, вожди дали добро на публикацию. Их умилил грубый, но исполненный патриотического пафоса солдатский юмор. И снимок вышел в «Правде!»
«В фильме о походе на Прагу меня играл Вячеслав Тихонов, стрелка-радиста -- Леонид Быков. А роль Рыбалко сценарист выбросил»
-- А 1 мая 45-го, когда боевые действия в Берлине уже практически завершились, в трехстах метрах от рейхстага я чуть не сгорел -- наш танк сожгли фаустники. И снова из госпиталя меня вытащил командарм Рыбалко! Он назначил меня командиром танковой разведгруппы и послал на помощь восставшей Праге, обратившейся к нам с призывом «Руда армада, спаси!» (»Красная Армия, помоги!»). Мы двигались впереди передового отряда в составе танкового корпуса И. И. Якубовского. Я расписался на стене рейхстага (во внутренней подарке окна второго этажа, больше нигде места не осталось) и поехал на Прагу. В мой танк сел генерал Якубовский. Под Дрезденом немцы встретили нас очень негостеприимно -- огнем пушек и пулеметов. Докладываю по радио обстановку Павлу Семеновичу. Он приказал в бой не вступать, опасные места обходить: «Ваша цель -- Прага! Пытаясь лучше осмотреть местность, я высунулся из люка и тут же получил в лоб пулю от немецкого снайпера. Она застряла в кости, войдя почти на треть. Вытащили ее -- пошла кровь. Дырку заткнули ватой, заклеили изолентой, и мы поехали дальше. Рано утром 9 мая были в Праге. Какой красивый город! Столько золотых куполов я видел только в Киеве. Воистину Злата Прага!
Этот город и события, связанные с его освобождением, так запали мне в душу, что после войны я написал повесть «Поход на Прагу». Прочел ее Константин Симонов и сказал: «Фильм надо снимать!» И в 1959 году режиссер Станислав Ростоцкий снял кинокартину «Майские звезды». Меня, т. е. роль командира роты, играл Вячеслав Тихонов. Моего стрелка-радиста -- юный Леонид Быков, двух старшин -- технаря и хозяйственника-прохиндея-юмориста -- Николай Крючков и Михаил Пуговкин. Мне как автору повести (сценарий писал другой человек) заплатили за право экранизации 20 тысяч рублей.
-- А кто исполнял роль Рыбалко? Ведь в повести был его образ.
-- Видите ли, я как человек в этом деле тогда еще малоопытный, даже не мог, предложить, что сценарист может обойтись с первичным литературным материалом по своему усмотрению. Без моего ведома в сценарии не оказалось образа генерала, прототипом которого был Рыбалко. Вместо него в фильме я увидел собирательный образ командующего корпусом, воплотивший в себе лучшие черты многих наших генералов, в том числе и Рыбалко. Его тоже блестяще сыграл народный артист СССР Александр Ханов.
-- А вот в фильме «Освобождение» в роли генерала Рыбалко снялся известный украинский артист Дмитрий Франько…
-- Да, это тоже был хороший актер. Свою художественную задачу он выполнил мастерски, хотя внешне был похож на Рыбалко разве что плотным телосложением, невысоким ростом и лысой, как колено головой. И все. Но это уже не вина артиста.
После Берлина наши с Рыбалко боевые дороги разошлись. 24 июня 1945 года я участвовал в Параде Победы на Красной площади, затем уехал на Дальний Восток воевать с японцами. Маршала Рыбалко назначили командующим бронетанковыми войсками Советской Армии. Снова мы с ним встретились в 1946 году в Москве. В то время Сталин устроил гонения на маршала Жукова. Он завидовал популярности полководца, выигравшего войну и, наверное, боялся. Смотрите: после войны командующий американскими войсками в Европе Д. Эйзенхауэр стал президентом США. Генерал Ш. де Голль -- президентом Франции. Маршал И. броз Тито -- президентом Югославии… Словом, собрал Сталин всех маршалов и крупных генералов и с их помощью начал разбирать Жукова по косточкам. Особенно много грязи на Георгия Константиновича лили маршалы Конев и Голиков. Остальные молчали. В защиту же Жукова выступил, к неудовольствию Сталина, маршал Рыбалко. Коневу и Голикову он сказал, что во время войны у них ошибок и упущений в командовании войсками было куда больше, чем у Жукова. Маршала Рыбалко в оценке деятельности Жукова поддержал начальник Генштаба Штеменко. Из-за этого он, генерал армии, так и не стал маршалом Советского Союза. Жукова Сталин снял со всех должностей и отправил командовать Одесским военным округом. На Западе, кстати, из-за этого начался переполох: Жуков на юге -- значит, скоро снова пойдет.
А Павла Семеновича Сталин не стал снимать за строптивость. Но и приближать к себе перестал. Впрочем, боевой маршал и не нуждался в высочайшей милости. Ни звания, ни должности не вознесли его. Он остался таким же простым, человечным, доступным и верным фронтовой дружбе, ценил людей не по умению угождать, а по делам, и старался, как мог, всем помогать. Мне, например, вместе с маршалом Баграмяном Рыбалко помог поступить в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Когда я приезжал в Москву, присылал за мной, лейтенантом, свою машину. Кстати, его водитель Кирилл Иванович Сойкин очень толковый был. Да, это тот, с которым Рыбалко на «виллисе» в танковые атаки ходил.
А когда 28 августа 1948 года старая тяжелая болезнь все-таки доконала Павла Семеновича, Сойкина забрал к себе водителем командующий авиацией Московского военного округа генерал-лейтенант Василий Сталин.
… Завтра Мусе Гайсиновичу Гайсину исполняется 75 лет. Здоровья, счастья и творческого вдохновения Вам, дорогой наш солдат!
Читайте нас у Facebook
