Никита михалков: «к концу моего дня рождения оказалось, что я в одиночку приговорил два с половиной литра виски»

«ФАКТЫ» уже писали о том, что в Каннах завершился 54-й Международный кинофестиваль. Российский режиссер Никита Михалков заявил в столице мирового кино, что намерен снять «Утомленные солнцем-2». Это будет грандиозная картина о Великой Отечественной войне с Олегом Меньшиковым в главной роли. Оказывается, этот проект родился у Никиты Сергеевича давно. «ФАКТЫ» предлагают своим читателям интервью с Михалковым известного журналиста Андрея Ванденко. В нем режиссер рассказал о своей жизни, пристрастиях, планах на будущее. Автор материала встретился с мэтром кино в Боткинской больнице. Беседа состоялась, как только Никиту Сергеевича после операции по удалению желчного пузыря перевели из реанимации в палату.

«Семнадцать камешков из желчного пузыря вытащили»

-- Что случилось, Никита Сергеевич?

-- Ничего страшного. Своевременная операция на желчном пузыре.

-- Неужели желчи в вас много накопилось?

-- Ну-у-у… да. Я ведь веду активный образ жизни, постоянно двигаюсь, занимаюсь спортом, поэтому желчь до поры до времени прокачивалась. Если бы в креслах сидел да на диванах валялся, прихватило бы еще раньше. А так до пятидесяти пяти лет продержался.

Но меня, кстати, и тряхануло сразу после дня рождения.

-- Наверное, немало приняли на грудь в честь юбилея?

-- В тот день я почти ничего не ел, а только пил. Было полно народу, со всеми нужно было пообщаться, рюмку поднять, и к вечеру оказалось, что я в одиночку приговорил два с половиной литра виски.

-- Однако, Никита Сергеевич! Это ведь смертельная доза.

-- Верно. Но, как говорится, что немцу смерть, то русскому хорошо.

-- Поскольку вы определенно не немец, выжили и вам было хорошо?

-- Мало выжил -- ночью приехал на Николину гору и там отпраздновал с рабочими, которые дачу достраивают. А на следующий день с утра продолжал принимать гостей.

-- В общем, торжества затянулись.

-- В понедельник я уже был в форме. По обыкновению пробежал десять километров, тренировался, все шло нормально. Во вторник играл в теннис, в среду вечером пошел в ресторан «Изуми» и, видимо, съел или выпил то, от чего мне резко поплохело. Так и попал сюда. Видишь, семнадцать камешков из желчного пузыря вытащили. Вот они.

-- Хороша коллекция.

-- Стоило хотя бы одному «экспонату» двинуться, закупорив проток, и мои дела были бы совсем плохи. Поэтому врачи советовали не тянуть с операцией. Оказалось -- вовремя лег: когда распанахали мне брюхо, увидели воспаление, гнойный перитонит.

-- Могли опоздать?

-- Ничего, с Божьей помощью обошлось. Шрамы, надеюсь, затянутся, а камни останутся.

-- На память сохраните?

-- Ограню. Или на аукцион выставлю… Все это, конечно, шутки, но хихикать можно сейчас, а неделю назад настроение было другое. Операция все-таки достаточно серьезная, два часа под общим наркозом. Мне ведь заодно и пупочную грыжу удалили, чтобы не мешала спортом заниматься.

-- А больше ничего не отрезали?

-- На бис? К счастью, обошлось. Правда, анестезиологи ввели какой-то препарат, от которого у меня разыгралась аллергия. Лекарство, что называется, не пошло. Я очнулся от страшного колотуна, от стука собственных зубов. Ды-ды-ды-ды-ды! Меня в буквальном смысле слова трясло, и три бедные медсестры держали мои руки и ноги, чтобы я с кровати не свалился. Потом вкололи что-то, и я -- ш-ш-ш-ш! -- опять уплыл в небытие. Через четыре дня из реанимации перевели в палату.

-- Стройку на даче когда завершите?

-- Это процесс перманентный, какое-то время он еще продлится, но главное уже сделано, дом вполне жилой. Я настолько привык к Николиной горе, что даже неделя, проведенная в больнице, кажется вечностью. За последние двенадцать лет всего пару раз ночевал в московской квартире. Готов ехать на Николину в любом состоянии и в любое время суток.

«На протяжении последних тридцати лет практически ежедневно я выпивал не менее полулитра»

-- По случаю выздоровления врачи разрешат чарку выпить, как думаете?

-- Надеюсь. Хотя, должен сказать, сейчас получаю удовольствие от того, что не употребляю алкоголь. Никто и никогда не видел меня пьяным, но при этом на протяжении последних тридцати лет практически ежедневно я выпивал не менее полулитра.

-- Так вы пьяница, Никита Сергеевич?

-- Повторяю, я ни разу не показывался на людях в нетрезвом состоянии, всегда крепко стоял и стою на ногах. Помнишь, однажды мы вместе летели и всю дорогу крепко употребляли?

-- Я и не только это помню.

-- Ну вот! Организм у меня такой, не дает опьянеть, поэтому пьяницей меня никак нельзя называть. Вопрос в другом: никогда не думал, что ритуал, связанный с выпивкой, отнимал в моей жизни столько времени. Каждый день заканчивался за рюмкой. Утром -- сок, в обед -- чай, вечером -- ужин со спиртным. Еще раз подчеркиваю: это не было банальной пьянкой, я весь день работал и за ужином продолжал общаться с друзьями, коллегами, партнерами, но разговор перемещался из кабинета или съемочной площадки в ресторан.

-- А что вы употребляете?

-- Водку, виски. Когда в Монголии снимали «Ургу», с водкой были проблемы, поскольку местную гадость, которую гнали из риса, я пить не мог. Но ты меня не сбивай, я о другом рассказываю. Чтобы рюмку опрокинуть, времени много не требуется, однако я даже не представлял, насколько громоздким окажется ритуал. Подготовка к ужину порой начиналась чуть ли не с обеда: куда пойдем, кого возьмем, что закажем. Прекрасное эпикурейское состояние, которое ежедневно сжирало у меня несколько часов. Я по-настоящему ощутил это только здесь, в больнице, когда вдруг образовалось свободное время. Ничего подобного со мной давно уже не случалось, и я от души наслаждаюсь новым ощущением свободы.

-- От алкогольной зависимости?

-- От ритуала!

-- Недолго вам осталось кайфовать, Никита Сергеевич. Выпишитесь из больницы, и опять закрутят пьянки-гулянки.

-- Если бы я только гулял, то не сделал бы в жизни того, что сделал. Нужно напоминать?

-- Спасибо, не забыл.

-- Тем более. Я постоянно работал и в отличие от многих никогда не имел дармовых денег, не кормился от золота, нефти и газа.

-- Вот этого, Никита Сергеевич, вам говорить не следовало.

-- Почему?

-- Потому что теперь мой черед напоминать.

-- О чем?

«Идиотов хватает. Говорят, что я голубой, а Меньшиков -- мой любовник»

-- О Викторе Черномырдине и его движении «Наш дом -- Россия», любовь к которым у вас была, скажем так, не вполне бескорыстна. Сколько вам тогда Виктор Степанович отстегнул на «Сибирского цирюльника» за присягу НДР?

-- Во-первых, не за присягу. Мне деньги давали на картину, поскольку посчитали, что она нужна России.

-- А во-вторых?

-- Во-вторых, я давно уже очумел от всех этих разговоров! Человек приходит и предлагает: «Хотите, вырою вам котлован и построю дом?» Отвечают: «Хотим». -- «Ну так дайте мне лопату!» Тут же начинают головами качать: «А-а-а, ты какой, лопата тебе нужна!»

Впечатление, будто деньги, которое выделило мне правительство, я на себя потратил, а не на фильм, который собрал столько зрителей, сколько за последние десять лет в России не собирала ни одна картина. Ни одна, включая «Титаник», «Армагеддон» и прочие голливудские блокбастеры. На втором месте по сборам в прокате с большим отставанием от нас идет балабановский «Брат-2». «Цирюльник» два года не сходит с экранов, на последнем кинорынке еще девять российских регионов приобрели лицензию на фильм (купили, к слову, уже по третьему и четвертому разу!), а меня продолжают полоскать за деньги, полученные у Черномырдина. Бред! Вот если бы я приобрел себе за те миллионы яхту или построил виллу на Багамах, тогда был бы предмет для разговора.

-- Наверное, кто-то и думает, что приобрели и построили.

-- Пусть думают! Идиотов хватает. Есть и такие, которые уверяют, будто я гомосексуалист, а Меньшиков -- мой любовник. Прикажешь и с ними спорить, опровергать?

Понимаешь, это все рецидив удивительного свойства русского человека, привыкшего рассуждать так: «Скажи мне, где ты работаешь, и я отвечу, что ты воруешь». Люди не могут поверить, что для меня намного интереснее, получив деньги, вложить их в дело и заработать по результату, чем тупо украсть. Поэтому зубами и щелкают от злости. Сколько комиссий к нам присылали -- и из налоговой, и из Счетной палаты, и из Госдумы. Ничего не находят, но продолжают в чем-то меня подозревать, хотя я не устаю повторять: творческому человеку гораздо интереснее делать, чем воровать, а потом сидеть и дрожать, ожидая, пока кто-нибудь настрочит донос или спросит, откуда бриллианты у твоей жены и шубка у дочери.

Каждая копейка, которую мы получили, подотчетна. Каждая! Можно пересчитать массовку, посмотреть, сколько для нее пошито костюмов, построено декораций для фильма. Мы ведь даже отреставрировали колокольню Ивана Великого в Кремле, хотя это должна была на свои деньги сделать Москва, готовясь к 850-летию!

Сергей Бондарчук снял в 70-е «Войну и мир». Великая картина великого режиссера! Но справедливости ради признаем: Сергею Федоровичу помогала вся страна. Армия строила под Мукачево декорации, копала рвы, сооружала брустверы. В массовке бесплатно снимались полки, ибо съемки были подняты на государственный уровень! И «Цирюльник» оценен Госпремией, стало быть, признан произведением национального масштаба, однако мы за все заплатили сполна, ничего не получив даром. И налоги, к слову, все внесли.

-- Но вы тоже, наверное, работали не бесплатно? О своем гонораре не забыли? Заплатили себе?

-- Я, дорогой, был нанят французской стороной.

-- А вы дорого стоите?

-- Да, полжизни работаешь на имя, а потом имя работает на тебя. Если у меня вдруг возникнет намек на материальную проблему, только глазом поведу, и тут же появится контракт на цикл лекций по актерскому мастерству, за которые в любой европейской стране мне заплатят очень приличные деньги.

-- Какие?

-- Большие!

-- Сумму назовите.

-- Это тебя не касается!.. А вообще есть много честных способов заработать.

-- Например, сняться в рекламе, как это сделал ваш брат?

-- Почему бы и нет?

-- Спрашивали Андрона, зачем он взялся прославлять какие-то таблетки?

-- Я и так знаю, что он ответит. Брат прекрасно представлял, какой резонанс вызовет его появление в рекламе, но раз пошел на это, значит, все просчитал.

-- Но ведь не бедный же человек, не на хлеб с маслом зарабатывает!

-- Выходит, предложили столько, что и не бедный согласился.

-- Получается, это лишь вопрос цены?

-- Давай не будем гадать за другого. Ты не в курсе обстоятельств жизни Андрона, и я не все знаю. Если посчитать его расходы, вполне может оказаться, что деньги сейчас очень кстати брату. Он должен изрядную сумму бывшей супруге, строит по бракоразводному контракту ей дачу, у Андрона молодая жена, которая родила одного ребенка и ждет второго.

Конечно, можно и в шинельке бегать и ею же укрываться по ночам, но тогда нужно твердо знать, во имя чего жертвы. Каждый человек внутри имеет планку, ниже которой он не должен опускаться. Вот и все.

-- А если вас позовут лицом торговать?

-- Пока не вижу в этом необходимости. Хотя, с другой стороны, и не зарекаюсь. Как любила повторять моя мама, никогда не говори «никогда». Кто знает?

(Тут в разговоре пришлось сделать паузу. К Михалкову пожаловала медсестра, чтобы поставить капельницу. Никита Сергеевич с явным удовольствием комментировал действия сестрицы: «Видишь, из руки крантик торчит? С ним теперь живу. Круглые сутки через него в меня что-то вкачивают». Потом Михалков запел: «Болять мои раны, болять мои раны глыбоке… Одна заживаеть, друга нарываеть, третья открылась на боке… Болять мои раны, болять… » Медсестра ушла, песня закончилась, и мы продолжили).

«Цирюльника» я снимал, как песню пел»

-- Отвлечемся от медицины, ладно? Одна из наших прежних бесед называлась «Перфекционист Никита Михалков». Вы тогда долго и подробно рассказывали мне, что любите доводить все до логического конца. Интересно, удовлетворен ли перфекционист Михалков эффектом от «Сибирского цирюльника»?

-- Не то слово: я им потрясен!

-- Правда?

-- Не веришь? Объясню. Меня спас зритель. Вспомни, сколько дерьма вылили на меня со всех сторон. Одни нашли у Михалкова президентские амбиции и рассматривали картину как рекламный ролик, другие обвиняли в русофильстве, третьи подозревали в заигрывании с иностранщиной. Коллега Мотыль упрекал, будто я украл чужое название, кто-то говорил, что сценарный ход придуман не мною. Чего только не плели! Если все это умножилось бы на пустые залы, тогда перфекционисту Михалкову в пору было бы стреляться. Но я с маниакальной убежденностью полагал, что люди должны услышать меня и поверить, что в «Цирюльнике» нет конъюнктуры и трехслойной политической игры.

-- А почему, собственно, вам должны верить, Никита Сергеевич?

-- Потому что я не вчера на свет появился, и народ видел мои прежние фильмы, знал мои взгляды. А еще потому, что «Цирюльника» я снимал, как песню пел. Мы наслаждались совместной работой. Все, вся группа! Поэтому был убежден: зрители примут картину. Неужели же я разучился чувствовать своего зрителя и не в силах сделать так, чтобы всколыхнулась его душа? И ведь всколыхнулась!

-- Не спорю. Но, Никита Сергеевич, вы ведь человек честолюбивый, амбициозный. Помимо зрительского признания, вам наверняка нужна была и некая общественная оценка в виде «Пальмовой ветви» или «Серебряного медведя». Я ведь помню, как вы хлопнули дверью в Каннах, когда там «Утомленных солнцем» прокатили.

-- Даю слово: никогда перед началом работы над картиной не думал о том, на какие награды она может претендовать.

-- А после окончания?

-- «Цирюльник» дался нам так дорого, что я не мог им рисковать, ставить все в зависимость от политической, вкусовой или иной конъюнктуры. Меня ведь звали в Каннский конкурс, но я не поехал. Мне это не-ин-те-рес-но! Наступает момент, когда нервное, потное ожидание решения жюри становится безразличным. Оценка критики или коллег не в состоянии ничего изменить в моем отношении к фильму. Дадут или не дадут -- какое это теперь имеет для меня значение? Я ведь побывал в роли председателя жюри и на Берлинском кинофестивале, и на Сан-Себастьянском и хорошо знаю закулисную кухню. У меня нет морального права подставлять «Цирюльника», к примеру, из-за какой-нибудь Катрин Денев, которой не нравится Михалков. Картина -- не мое личное дело, это коллективный труд, а вокруг фестивальных призов и наград слишком много случайностей и политики. Повторяю, я выиграл главное: на съемках царила уди-ви-тель-ная атмосфера братства, о которой можно только мечтать. И второе: картину принял зритель. Чего еще желать?

«Роман с Голливудом у меня пока не сложился»

-- Парочки «Оскаров».

-- Да не думал я об этом! Но роман с Голливудом и правда пока не сложился. Практически законченный фильм я показал Кевину Костнеру и его команде. После просмотра были аплодисменты, комплименты, но я попросил откровенно высказать замечания. В итоге получил пять страниц компьютерной распечатки. Чего там только не было! Советское Госкино с его цензурой времен Баскакова -- малые милые дети по сравнению с Костнером и другими свободными людьми самой демократической страны мира. К примеру, американцы попросили, чтобы сержант в моей картине был не таким грубым и все же знал, кто такой Моцарт. Это в Оклахоме-то в 1885 году! Да там и сегодня не каждый морпех имеет представление о Вольфганге-Амадее!

Еще одна рекомендация: сделать Джейн англичанкой, а не американкой, поскольку в прошлом она была проституткой, и эта параллель может оскорбить чувства добропорядочных граждан США.

Словом, такая самоцензура, которая нам и не снилась. Поразительно, но власти Штатов сумели так вымуштровать своих художников, что они добровольно ставят себе рамки.

-- А у нас разве иначе было?

-- Конечно! Нас душили, а мы боролись, изворачивались, прорывались. В США нет нужды закрывать картины, класть их на полку. Там действуют иными методами. Вспомните, большим ли успехом пользовался в Штатах блестящий памфлет «Хвост виляет собакой»? Отличный фильм с прекрасными актерами попросту замолчали. Самоцензура! Даже разгромные статьи в «Правде» и исключения из рядов КПСС не нужны, американцы пошли дальше, придумав термин политкорректность. Им любую пошлость оправдать можно. И оправдывают! Как говорится, спасение утопающих -- дело рук самих утопающих. Следующий тезис, который весь мир усвоил лучше таблицы умножения. Америку трогать не моги. Она вправе мочить кого заблагорассудится, бухой русский космонавт может в ушанке летать в «Армагеддоне», а ее сержанта из Оклахомы цеплять ни-ни! То есть американцы про себя снимают, как хотят, и про других -- тоже, как хотят, но вот другим о них так же -- нельзя! Что я могу сказать на все это?

-- Что?

-- Уважаю и снимаю шляпу. Американцы сумели создать о себе ту иллюзию, в которую все поверили. Мы знаем Штаты такими, какими они хотят, чтобы их знали. Сколько русских было в США? Ноль целых пять десятых процента? А остальные судят по той картинке, которую предлагают Голливуд да телевидение. Более того, американцы и сами теперь следуют той же иллюзии, стремясь соответствовать экранному образу. Это ведь мечта любой власти!

И последнее, чтобы закончить разговор об Америке и их кинематографе. В Штатах создана самодостаточная система, там никого не волнует, будут ли их фильмы смотреть в Европе или в Азии. Главные сборы от проката делаются внутри США, на своем зрителе. Там никто не зависит от того, купят ли картину во Франции или Англии. По американской логике, европейцы и весь остальной мир должны целовать янки в задницу и благодарить за то, что получили возможность приобщиться к вершинам голливудского искусства. А американцам приобщаться не к чему. Какие там Феллини, Антониони, Бергманы и Тарковские? Знать они их не желают!

-- Неужели, Никита Сергеевич, и вы сдались на милость американского победителя?

-- Я верю, что фильм увидят в Штатах. Не сейчас, так позже.

-- А вы часом не устали от «Цирюльника»?

-- Абсолютно нет. В картине есть свежесть и кислород, которые нам всем так сегодня необходимы. Иначе люди не смотрели бы фильм по 5--6 раз.

-- Вы хотели смонтировать телеверсию картины. До этого дело не дошло?

-- Почему? Я все сделал, но не могу пока получить письменного согласия Джулии Ормонд и Ричарда Харрисона (таковы условия их контрактов) на показ трех серий по российскому телевидению. Но телеверсия будет, никуда она не денется. Другое дело, что ничего не нужно торопить, искусственно подгонять. Всему свое время. Как говорится, кто верит в случайность, не верит в Бога. Я не знаю, что было бы с картиной, появись она, когда мы ее задумали и написали сценарий.

-- Это в 88-м?

-- Ну да. Тогда ведь Россия еще только входила в смутное время, не пережила всей глубины падения и не ощущала тяжести предстоящего опустошения. «Цирюльник» потому и сработал, что появился вовремя. И это не моя заслуга, вот, дескать, какой провидец. Нет, это Господь управил. А такой фильм в самом деле ждали. Поэтому он и через два года продолжает собирать полные залы. Скажем, в Питере в кинотеатре «Аврора» картина выдержала тысячу сеансов, администрация хотела снять ее с проката, а люди не дали.

«Хочу, чтобы Стивен Спилберг стал продюсером моей будущей картины о войне»

-- А чего, как думаете, сегодня ждут от вас?

-- Хочу сделать картину о Великой Отечественной. Полнометражную, большую, со всеми возможными спецэффектами.

-- Новая эпопея «Освобождение» а-ля Юрий Озеров?

-- Нет, «Утомленные солнцем-2». Четырнадцатилетняя девочка и война.

-- Надю снимать будете?

-- Обязательно.

-- И комдив Котов в картине появится?

-- Надеюсь. В штрафбате… Но о деталях рано пока говорить. Даже сценария еще нет.

-- А что есть?

-- Есть тяжелое погружение в материал. Чем глубже я ухожу, тем сложнее вопросы, тем сильнее моя растерянность. Не понимаю, почему мы выиграли эту войну. То есть понимаю, что мы положили за победу двадцать восемь миллионов своих против семи миллионов немцев, но… Полтора десятка километров до Москвы -- и ни одного нашего солдата! Гитлеровцы на мотоциклах доезжали до Сокола и разворачивались обратно, не в силах поверить, что Москву никто не охраняет. Одна винтовка на пятерых, а в атаку бежали все и ждали, пока убьют того, у кого оружие в руках. Как это могло быть?

-- Ответы на трудные вопросы ищите у Виктора Астафьева? Вижу его книгу возле вашей койки.

-- У Астафьева, у других. Я много сейчас читаю, много думаю. Благо время позволяет. Чем больше размышляю, тем крепче убеждение, что пришло время рассказать о войне так, как я ее понимаю. Рассказ будет очень тяжелым: Хочу, чтобы те, кому сегодня пятнадцать и кто не видел «Звезду» и «Двух бойцов», знали, что не только рядовой Райан спасал мир от фашизма.

-- Когда начнете рассказывать?

-- Хочу встретиться со Стивеном Спилбергом, предложу ему стать продюсером картины. Осенью рассчитываю начать съемки на натуре. Времени на раскачку нет -- Надя очень быстро растет.

-- Судя по всему, вы, Никита Сергеевич, выздоравливаете, раз такие наполеоновские планы строите.

-- Надеюсь, выздоравливаю. С дыркой в боку. Но, Бог даст, еще повоюем!

669

Читайте нас в Facebook