Одно из самых таинственных киевских убийств, вошедшее в историю как «дело бейлиса», до сих пор остается нераскрытым
В тот день, 28 октября 1913 года, Софиевская площадь Киева стала в некотором смысле «невралгической точкой» в истории трех народов -- еврейского, русского и украинского. За развитием событий в большом зале киевского городского суда, затаив дыхание, следил буквально весь мир. Сюда прибывали корреспонденты ведущих европейских изданий. В ложе прессы, возвышающейся над местом, где решалась судьба не только Менделя Бейлиса, но и всех киевских евреев, работали писатели Владимир Короленко, Владимир Бонч-Бруевич, журналисты «Юманите» и «Таймс». Для получения самой оперативной информации о процессе в Киев приезжал сам царь Николай II.
Ситуация в городе была накалена до предела. У здания суда волновались две толпы, мерцали факелы, развевались хоругви, кто-то прятал под полой шинели длинный нож, кто-то грел в кармане кастет. Ожидал сигнала, чтобы пронестись по брусчатке Софиевской площади, отряд казаков -- Киев был готов к погрому. Внезапно вечерний воздух прорезал возглас репортера, первым выбежавшего из судебного зала: «Оправдан!» Это слово переходило из уст в уста, радость, вызванная принятым присяжными заседателями решением, охватила киевлян, люди обнимались. В веселье смешались евреи, русские, украинцы. Город Золотых Ворот все-таки избежал позора Варфоломеевской ночи.
Обвинение еврея Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве Андрея Ющинского, построенное на патологических фантазиях черносотенных «архитекторов», рассыпалось, как карточный домик. Погромы, на которые так рассчитывали мыслители и патриоты «Двуглавого орла», не состоялись, хоть убийц мальчика так и не нашли. Впрочем, их и не искали. Жестокие кровавые убийства детей на киевских склонах нередки и сегодня, но убийц находят нечасто. Благо, сейчас эти дела не расследуются как «ритуальные» -- как это было с «делом Бейлиса».
На склонах Днепра нашли тело мальчика с 45-ю колотыми ранами
В 1911 году накануне еврейской Пасхи в Киеве убили 12-летнего ученика Киево-Софиевского духовного училища Андрея Ющинского. Его тело нашли в пещере, вырытой кладоискателями на песчаном берегу Днепра. В разделе криминальной хроники газеты «Киевлянин» от 21 марта 1911 года сообщалось следующее: «Вчера, 20 марта, приблизительно в час дня двое гимназистов, играя в лесочке около кирпичного завода, случайно нашли в небольшой пещере труп мальчика 10-12 лет На голове убитого видно рану Вчера же установлена личность убитого. Им оказался ученик Киево-Софиевского училища По словам матери, утром 12 марта сын ушел в училище и больше не вернулся »
Первое вскрытие тела Ющинского, проведенное 22 марта Т. Карпинским, не удовлетворяет запросы следствия, и 26 марта повторную экспертизу проводят декан медицинского факультета Киевского университета Н. Оболонский и прозектор кафедры судебной медицины Н. Туфанов. Выводы, сделанные в ходе экспертизы, позволяли полиции развить сразу несколько версий. Ребенку было нанесено в общей сложности 45 колотых ран: 13 из них -- поверхностные (в области правого виска), были также зафиксированы проникающие уколы в левый висок, в темя, в район яремной вены на шее, сквозные проколы почек, печени и легких со стороны груди и спины. Смертельным, по мнению медиков, стало ранение сердца, оно же, по результатам вскрытия, могло быть последним или одним из последних. Убитый Андрей Ющинский потерял две трети крови (через два с половиной года на суде прозвучит уточнение -- «пять стаканов крови»). Поскольку в пещере, где обнаружили тело, следов такого большого количества крови не нашли, эксперты предположили, что убийство происходило в ином месте. Также было установлено, что участниками убийства могли быть двое и больше человек, но версии о причастности к преступлению группы личностей со схожими психическими расстройствами или сексуальными отклонениями следствию представлялись слишком невероятными.
В реакционной прессе появляются версии о ритуальном убийстве
Через два дня на похоронах Андрея Ющинского (кстати, тогда результаты экспертизы еще не были подшиты к делу) распространяются антисемитские листовки. Их авторы, как оказалось, были уже прекрасно ознакомлены с заключением экспертов, а 9 апреля 1911 года петербургская реакционная газета «Земщина» объявляет погибшего Андрея Ющинского жертвой евреев, которым перед Пасхой для приготовления мацы якобы понадобилась кровь христианского младенца.
Можно считать, что эти два события, как сегодня модно говорить, PR-акции, и стали первыми камнями в фундаменте сценария «дела Бейлиса». Теперь «борцам с иноверцами» оставалось только вывести следствие на подходящую кандидатуру, которая стала бы в постановке черносотенцев кровопийцей. Для нее как нельзя лучше подходил стереотип «вечного жида», веками таившийся в глубинах народного сознания. Чернобородый и хромой, хитрый, наделенный сверхъестественной силой иудей, крадущий детей и пускающий им кровь, на которой замешивается пасхальная маца, -- этот плод средневековых суеверий, по замыслу российских реакционеров, должен был сыграть свою роль.
Киевлянин Мендель Бейлис, приказчик кирпичного завода, рядом с еврейской хирургической больницей (клиника была недалеко от пещеры, где убийцы спрятали Андрея Ющинского), не раз гонял местных детишек, прибегавших на территорию завода поиграть. У него и была именно та страшная черная борода. А самое главное, Андрюша Ющинский вместе со своим другом Женей Черебряком частенько лазил через дырку в заборе, чтобы покружиться, словно на каруселях, на заводских мялах, за которыми присматривал Бейлис. Но имя Менахема Менделя Бейлиса всплывет не сразу, а лишь через месяц. Столько времени понадобится, чтобы «верно скоординировать следствие», развить версию о ритуальном убийстве, поднять антисемитскую шумиху в Государственной думе и газетах.
С этого времени дело об убийстве Андрея Ющинского контролируется лично министром юстиции Российской Империи, лидером организации черносотенцев Щегловицким. 1 мая 1911 года он командирует в Киев вице-директора уголовного департамента А. Лядова, который по прибытии размышляет с архимандритом Киево-Печерской лавры Амвросием об особенностях ритуальных жертвоприношений и знакомит приставленного к расследуемому делу прокурора Киевской судебной палаты Георгия Чаплинского с сыном профессора Киево-Могилянской духовной академии, секретарем «Двуглавого орла» Владимиром Голубевым.
Именно Голубев подсказывает следствию мысль о том, что убийство Андрея Ющинского состоялось не в пещере, а недалеко от нее -- в помещении с хорошей звукоизоляцией, где не были бы слышны крики мальчика и возня убийц. Наиболее вероятным местом убийства секретарь «Двуглавого орла» назвал усадьбу помещика Зайцева вместе с больницей и кирпичным заводом при ней. Более того, обвинительная формулировка Голубева основывалась на ничем не обоснованном умозаключении: «все проживающие в усадьбе Зайцева не могут быть не причастны к убийству». Вскоре будет указано и само место «ритуала» -- печь для обжига кирпичей.
Версия о том, что мальчика убили киевские воры, была невыгодной следствию
Усиленная по указанию министра юстиции следственная группа во главе со следователем по особо важным делам киевского окружного суда Василием Фененко и начальником сыскной полиции Евгением Мищуком начинает проверять родственников и близких Андрея Ющинского. Перед этим уже провалились версии о том, что мальчик мог быть похищен цыганами или убит отчимом, переплетчиком Лукой Приходько. Отец Ющинского, пропавший на русско-японской войне, якобы оставил сыну на счету одного из киевских банков круглую сумму, на которую и мог позариться Приходько. Кроме того, в ходе оперативных отработок в начале следствия в кошельке у Луки нашли страницу из анатомического справочника с изображением тех частей черепа, куда мальчику были нанесены уколы. Но при детальной проверке оказалось, что денег в банке Ющинскому никто не оставлял, а «страничка-улика» вывалилась из того самого справочника, над которым Лука Приходько работал и которую он хотел вернуть в типографию. Последним, с кем видели Андрюшу Ющинского, был Женя Черебряк. В день убийства они вместе шли в направлении усадьбы Зайцева по Верхнеюрковской улице, где проживала семья Черебряк.
Теперь важно подробно рассказать о людях, которых многие исследователи «дела Бейлиса» считают действительно виновными в смерти Андрея Ющинского. Вера Черебряк, киевлянка дворянского происхождения, мать Жени, была знакома киевской полиции как хозяйка воровского притона. Спустя два месяца после убийства Андрея Ющинского ее арестовывают, но вскоре отпускают. Как ни странно, для того, чтобы снова взять под стражу. Это была женщина крутого нрава: известен факт, когда Черебряк в споре плеснула своему любовнику в лицо серную кислоту, после чего тот остался слепым. Ее муж Василий Черебряк был активистом «Двуглавого орла», а двоюродный брат, уголовник Петр Сингаевский, приводил к ней на квартиру известных киевских «авторитетов» Ваньку Рыжего и Кольку Матросика. Тут же они разрабатывали планы своих ограблений. В один из воровских замыслов входил и план ограбления Софиевского собора. Для его осуществления бандитам понадобился мальчик, который смог бы пролезть в узкое окно церкви. Поэтому одно время следствие даже учитывало возможность того, что Андрея Ющинского готовили для этой цели. Мальчик мог быть посвящен в сговор и мог участвовать в одной из воровских сходок. Но реальных тому доказательств у служителей киевского правосудия не оказалось. Ссора между Женей Черебряком и Андреем Ющинским накануне его смерти стала ключевой во всей этой истории.
Играя рядом с роковой пещерой, мальчики вырезали себе по прутику. Прутик Ющинского очень понравился Черебряку. Женя стал требовать отдать игрушку ему: «Не отдашь, я расскажу твоей тетке о том, что ты не пошел в училище, а гуляешь здесь с нами». На что Ющинский сразу же ответил: «А я напишу в сыскное отделение бумагу, что у твоей мамы постоянно скрываются воры, которые приносят ей краденые вещи » Тогда Женя прибежал к маме и, разумеется, все рассказал. Та же, в свою очередь, передала слова сына своим дружкам. Выходит, веские причины для убийства Андрея Ющинского у воров были.
Сотрудник сыскной полиции Николай Красовский отметил, что во время допросов Вера и Женя Черебряк были крайне взволнованы и вели себя так, будто пытались что-то скрыть. При разговоре полицейского с сыном мать из другой комнаты подавала ему условные знаки, прикладывала к губам палец. Когда киевский прокурор Брандорф втайне от прокурора Чаплинского вторично арестовал Веру Черебряк (к этому аресту мы вернемся чуть позже), ее дети с тяжелым отравлением попали в больницу. Только перед самой смертью сына Жени и дочери Валентины Веру Черебряк освободили из-под стражи. Приставленный к ней агент Адам Полищук потом докладывал о последних днях жизни Жени: «Он все время бредил и только несколько раз на очень короткое время приходил в себя и все время произносил имя Андрюши. В бреду он кричал: «Андрюша, Андрюша, не кричи!» Когда же покойный Женя приходил в сознание, Вера Черебряк брала его на руки и говорила ему, указывая на меня и Выгранова (напарник Полищука. -- Авт. ): «Скажи им, дорогой сыночек, пусть они тебя и твою маму не трогают, так как мы оба ничего не знаем по делу Андрюши Ющинского». На что Женя отвечал: «Оставь, мама, мне тяжело об этом вспоминать». Женя несколько раз приходил в сознание, и мать его все усилия прилагала к тому, чтобы он не сказал чего-нибудь лишнего».
Отрабатывая следственную линию семьи Черебряк, Николай Красовский вышел на подружек Веры Черебряк. Из разговоров с сестрами Ксенией и Екатериной Дьяконовыми он узнал, что 12 марта, как раз в день убийства Ющинского, Вера попросила Екатерину остаться с ней переночевать. По их словам, хозяйка притона была не в себе, говорила, что ей страшно одной. В углу ее комнаты находился большой тюк. Когда Дьяконова спросила, что там, та сказала, мол, принесли краденые вещи. Екатерине оказалось достаточно одного только взгляда, чтобы понять: в свертке находился достаточно большой и плотный предмет. Казалось бы, в этом деле можно ставить точку И все же версия, что мальчика замучили на квартире Веры Черебряк, руководству следствия показалась или слишком неправдоподобной или же очень невыгодной.
Основанием для обвинения Бейлиса стало свидетельство пьяницы
Красовский был уверен, что установил мотивы убийства и вычислил его участников, но его неожиданно отстранили от расследования дела. Ведь чуть раньше уже были «подготовлены» свидетельства пьяницы-фонарщика Казимира Шаховского, фактически заявившего о причастности к убийству Менделя Бейлиса. Следствие начало выстраивать обвинение именно на этих показаниях. Шаховского допрашивали всего три раза, и каждый раз он дополнял показания весьма важными деталями. 12 марта в 8 часов утра Шаховский видел Ющинского без пальто и книг с тетрадями на Юрковской улице возле дома Жени Черебряка. Куда шли мальчики в морозное утро, Шаховский не сказал. После этого Ющинского он уже не видел, но через три дня, встретив Женю, спросил его, как они с приятелем погуляли. Женя ему якобы ответил: «Нас спугнул на заводе Зайцева недалеко от печки какой-то мужчина с черной бородой, а именно Мендель Бейлис, приказчик заводской усадьбы». Кроме того, Шаховский считал, что Бейлис был знаком с Верой Черебряк, бывал у нее дома. Мнение фонарщика сводилось к тому, что Женя просто заманил Ющинского на завод, где его уже схватил Бейлис и потащил в печь.
В общем, полученный «фактаж» легко можно было подогнать под глупое, но авторитетное толкование Владимира Даля хасидского ритуала сбора крови: для приготовления пасхальной мацы христианского младенца покупали за 30 серебряников (намек на библейский гонорар Иуды). Так, Вера Черебряк якобы выступает в роли продавца жертвы (Ющинского), ее сын Женя усыпляет внимание «христианского младенца», а Бейлис является покупателем и истязателем в одном лице. Николай Красовский тогда еще успел обследовать предполагаемое место «ритуала». В печь свободно входила маленькая вагонетка, толстые стены не пропускали звук, а огонь мог уничтожить все улики преступления.
Прокурора Георгия Чаплинского показания пьяницы устраивали как никогда, и он потребовал немедленно арестовать Бейлиса. Следователь Фененко отказался делать это, ссылаясь на недостаточное количество обвинительного материала, имевшегося у следствия. Тогда Чаплинский письменно обязал его произвести арест приказчика, чем, по сути, афишировал свою причастность к режиссуре «дела Бейлиса». В ночь с 21 на 22 июля Менделя Бейлиса и его 9-летнего сына Давида 15 жандармов доставили в Лукьяновскую тюрьму.
Теперь сопоставим эти события: между арестом Бейлиса и вторым арестом Веры Черебряк проходит всего несколько часов. Дети Черебряк внезапно заболевают острой формой дизентерии, после чего они, единственные свидетели, способные подтвердить или опровергнуть показания Казимира Шаховского, отправляются на тот свет. После их смерти монархическая пресса взрывается серией статей, отстаивающих версию умышленного отравления детей купоросом Снова во всех бедах России виноваты евреи, в Государственной думе начинается юдофобская истерика, усиливаются антисемитские настроения в народе. Патриотам, не устающим бороться с «революционной гидрой» и «жидомасонским заговором», такая ситуация в обществе выгодна как никогда. Все еще помнят еврейские погромы 1905 года Осенью 1911 года расследование «дела Бейлиса» приостанавливается в связи с убийством в Киеве премьер-министра Российской Империи Столыпина. Вплоть до суда версия «воровского» убийства Ющинского оставалась рабочей. На полученные от соседей Черебряк свидетельства о ее причастности к смерти мальчика следствие закрывает глаза, упорно развивая «ритуальную» линию обвинения.
В защиту Менделя Бейлиса выступают известные писатели и политики
В защиту арестованного Менделя Бейлиса выступает прогрессивная часть российской интеллигенции, среди которых писатели Владимир Короленко, Янка Купала, Максим Горький, Дмитрий Мережковский, Александр Блок, отец Владимира Набокова политик Владимир Дмитриевич Набоков, академик Владимир Вернадский. Акции международного протеста в поддержку Бейлиса проходят в Англии, Франции и США. Комитет защиты Бейлиса, организованный киевскими и петербургскими промышленниками и банкирами, инициирует независимое журналистское расследование, в котором, кстати, принимает участие и детектив Николай Красовский, неоправданно отстраненный от расследования убийства Ющинского.
Но попытки мировой и русской общественности остановить назревающее судилище тщетны. Мендель Менахем Бейлис пробудет в камере Лукьяновской тюрьмы 27 месяцев. За это время невиновный человек перенесет издевательства охранников, горечь одиночества, болезни и галлюцинации. Оттуда он выйдет только 23 октября 1913 года. Два жандарма, сделав на память фотографию со своим, к тому времени уже известным на весь мир, конвоируемым, доставят его в зал киевского городского суда. «Судом на Лысой горе» назовет Владимир Короленко пять дней слушаний -- эту жуткую, средневековую по колориту постановку черносотенцев.
Этот процесс лучше всего демонстрировал раскол в обществе умирающей империи, прежде всего на него сделали ставку политики, привыкшие решать все государственные проблемы кровью. Их расчет был прост до глупости: народ и присяжные заседатели поверят в сказку о еврее-кровопийце, если в суде прозвучат соответствующие заключения «мастеров» психиатрической, анатомической и теологической экспертиз. Интересно, что в жюри присяжных почему-то попадают исключительно представители мещанского сословия и крестьяне, что, кстати, парадоксально для университетского города. Для обличения еврейских ритуалов кровоизъятия в Киев прибывает скандально известный католический пастор-авантюрист Пранайтис. За анатомическую экспертизу «несет ответственность» патологоанатом Косоротов, за психиатрическую -- известный киевский психиатр Иван Сикорский. Заведующий кафедры судебной медицины и основ права Киевского мединститута Анатолий Лесовой, долгое время изучавший «экспертную» сторону «дела Бейлиса», поделился с «ФАКТАМИ» своим мнением о знаменитом процессе:
-- Обвинительной стороне нужны были научно обоснованные доказательства ритуальной версии убийства мальчика и причастности к преступлению Менделя Бейлиса. Отстаивая эту версию, пострадал основатель кафедры психиатрии Киевского университета Иван Сикорский, отец известного авиаконструктора Игоря Сикорского. Его вывод как ученого-психиатра, основанный на данных предварительного следствия и осмотра М. Бейлиса, сводился к такой мысли: «по состоянию психики Бейлис мог быть склонным к религиозному фанатизму. А если мог, то и был. Увидев малышей и помня о необходимости христианской крови для приготовления пасхальной мацы, он мог погнаться за детьми, чтобы поймать кого-то из них. А если мог, то погнался. А если погнался, то догнал. А догнав, затянул в ту злополучную печь, там убил и кровь выпустил». Заключительным выводом было: если мог он это сделать, то и сделал. И в суде, и после процесса Сикорский настаивал на своих «если». Но за эту ошибку ученый был «забыт» научной общественностью. Имя его не реабилитировано до сих пор
Чтобы закончить рассказ о проведении экспертиз, следует отметить, что вместе с профессором Косоротовым в решении вопросов судебно-медицинского характера в процессе принимал участие и лейб-медик Иван Павлов. Если на вопрос суда «Сопровождались ли повреждения обескровливанием организма мальчика и входило ли это в план-замысел преступников?», Косоротов ответил положительно, чем дал возможность обвинению научно обосновать ритуальное убийство, то Павлов это категорически отверг. Кроме того, Павлов, исходя из результатов вскрытия тела Ющинского, не исключал вероятности, что мальчик умер не от потери крови, а от удушения.
И хотя выводы экспертизы Косоротова, Сикорского и священника Пранайтиса звучали очень убедительно, присяжные им не поверили. Тот простой люд, на положительное решение которого так надеялись черносотенцы, после полуторачасового совещания признал Менделя Бейлиса невиновным в ритуальном убийстве Андрея Ющинского. Несмотря на безумный разгул реакции во время процесса, они нашли в себе смелость сказать: «Бейлис в преступлении невиновен». Следует отметить, что среди 12 присяжных только двое были евреями
P. S. Тогда еврейские погромы в Киеве не состоялись. Кирпичный завод, где служил Мендель и где якобы произошло убийство, сгорел во время следствия. Возле той самой пещеры, в которой было найдено тело Андрея Ющинского, в 41-м году фашисты расстреливали киевских евреев «Дело Бейлиса» осталось нераскрытым по сей день. И даже сейчас российские национал-патриоты используют заключения пастора Пранайтиса и фальсифицированные результаты анатомирования Ющинского для разжигания межнациональной вражды.
«Facty i kommentarii «. 27-Октябрь-2000. Право.
5924Читайте нас в Facebook