Командир «руслана» артем куликов: «несущиеся на нас ослепительной красоты огромные шары мы в какое-то мгновение приняли за нло… »
На днях три украинских самолета вернулись в Киев из охваченной гражданской войной африканской страны Сьерра-Леоне, куда из Индии и Бангладеш доставляли, порой рискуя, гуманитарную помощь по линии ООН. А полгода назад с одним из этих воздушных грузовиков -- самолетом-гигантом Ан-124 Киевского АНТК имени О. К. Антонова в небе Северной Африки произошел уникальный случай, о котором «ФАКТЫ» коротко сообщили 23 декабря 1999 г. в публикации «Украинский «Руслан», пораженный двумя шаровыми молниями, преодолел почти четыре тысячи километров на трех двигателях и благополучно приземлился в Белоруссии».
Хотелось, конечно, поскорее поведать вам, уважаемый читатель, о подробностях происшедшего из уст самих его участников. Но очень долго шло расследование. А потом экипаж снова улетел в длительную командировку…
И вот, наконец, старший командир «Руслана», 45-летний летчик-испытатель первого класса Артем Куликов рассказывает, как это было.
«С земли казалось, что самолет объят синим пламенем… »
-- В ночь на 21 декабря мы загружались на аэродроме алжирского города Боусфер, -- вспоминает командир экипажа. -- В Северной Африке стояла теплая весенняя погода, возле аэродрома -- трава зеленая. Температура воздуха -- плюс 22-23. Пока техники проверяли бортовые системы и руководили погрузкой машин советского производства, которые мы должны были везти на ремонт в Белоруссию, экипаж отдыхал в самолете. Благо, помещения в «Руслане» просторные, летчики, шутя, называют его «Отель-Руслан». Я тоже неплохо отдохнул. Даже сны снились. Будто нахожусь посреди огромного необозримого поля. Над головой -- чистейшее, но почему-то черное, словно ночью, небо. На нем -- огромные знаки Зодиака, причем у каждого -- свой цвет. А между ними -- очень красивые (симметричные, правильной геометрической формы) светящиеся, тоже разноцветные, узоры из миллионов переливающихся огней. Мерцающие галактики. И на разных высотах плавно кружат какие-то непонятные космические аппараты. Ну, примерно как в фильмах о звездных войнах. Очень красиво! И почему-то тревожно… Потом другой сон увидел. Я -- во дворе частного дома, огороженного аккуратным штакетником. Вижу, к нам красивые молодые парни идут, трое или четверо. Хочу калитку открыть гостям. Только попытался, а калитка упала в руках, словно с навесов сорвалась. Надо, думаю, будет навесы нормальные привинтить, неловко перед гостями. Что подумают о хозяине? Гляжу, а навесов-то на калитке и вовсе нет. Прикрепил ее временно проволокой. Затем поднял голову -- а гостей нет.
Оказалось, ночью прошумела гроза с ливнем. К утру распогодилось. В просветах облаков появились звезды. Грозовой фронт ушел на восток, в сторону Туниса. Метеорологическая обстановка нормализовалась. И в шестом часу утра я решил взлетать. Четыре минуты, как положено, бортинженер грел двигатели. Экран бортового локатора показывал впереди по маршруту остатки облачности, уходящей вслед за грозой. Такая размытая облачность для летчиков -- сущая ерунда. Она может вызвать моросящий дождь, слабенькую болтаночку, не более. Взлетаем на запад, вскоре начинаем правый разворот в сторону города Алжир. Высота -- 250 метров, скорость 500 километров в час. И вдруг вижу: впереди чуть левее по курсу на нас надвигается огненный шар диаметром около двух метров, окутанный заревом какого-то неземного космического бирюзового цвета с желтовато-голубым оттенком. Нежные и одновременно яркие тона, таких я даже во снах не встречал.
Самолет на миг словно замер, уткнулся, будто проткнул какую-то мягкую, как медуза, пружинящую невидимую преграду. На считанные доли секунды скорость снизилась на 10-15 километров в час. И рядом что-то взорвалось в кабине. Запахло озоном или чем-то похожим. А я, ослепнув на несколько минут от яркой вспышки, говорю второму пилоту Володе Безматерных: «Подержи штурвал! Ничего не вижу!.. Слышу в наушниках голос бортинженера Саши Пименова: «Командир, помпаж второго двигателя! Выключаем?» «Да!» -- кричу.
Саша выключил двигатель. Полет продолжаем на трех.
Потом техники рассказали, что из пассажирского отсека через иллюминаторы они видели, что пламя, прошедшее сквозь двигатель, вырвалось через сопло ярким шлейфом, похожим на хвост кометы.
На земле тоже заметили эту вспышку. Весь самолет был охвачен ярким голубым пламенем. На фоне черного неба он светился, словно привидение.
«В полуметре от меня по стеклу фонаря кабины растекались брызги расплавленного металла… »
-- Что делать? Садиться? -- продолжает рассказ летчик Артем Куликов. -- Но в месте захода на посадочную глиссаду -- гроза. Это риск.
К нам вбежали второй командир Виталий Горовенко и испуганный менеджер по перевозкам Саша Гриценко. На бортинженерском пульте управления приборы зафиксировали отказ многих систем. Саша Пименов бросился в технический отсек, где находятся выключатели и АЗСы (автоматы защиты сети). Оказывается, с десяток АЗСов выбило (как пробки на счетчике). Саша снова их включил. «Все в порядке», -- докладывает. Через 2-3 минуты выходим на трассу. И тут -- мощные вспышка и удар в нос самолета -- взрыв, куда страшнее предыдущего! Я снова ослеп. «Пожар!» -- закричал Виталик Горовенко. Ко мне снова вернулось зрение. Кстати, потом в течение двух дней в глазах мерцали «зайчики», как от электросварки. По левому лобовому стеклу снизу, от кока (носовой обтекатель. -- Авт. ) стекают похожие на бенгальские огни ручейки расплавленного металла. Со стороны второго пилота -- нет. Это начала плавиться и стекать под напором воздуха вверх металлическая полоса бортового громоотвода. А ведь чтобы расплавить этот жаропрочный сплав, нужна температура не менее 2000 градусов! Капельки металла оставили после себя на стекле черные брызги. Их следы и сейчас сохранились. Хорошо, что фонарь выдержал эти адские нагрузки! Потом на земле мы смотрели -- около метра полосы выгорело. Горовенко взволнованно говорит: «Надо срочно садиться, горим!» «Нет, куда? В грозу лезть? -- кричу я. -- Уходим в сторону моря! Там чистое небо».
Автоматы защиты сети снова выбило. Я вам скажу, на таком огромном самолете, как Ан-124 «Руслан», очень сложное и мощное энергохозяйство. Его генераторы могли бы обеспечивать электричеством Бровары или Борисполь… Пименов тут же включил АЗС -- снова заработали все приборы. Кроме верхнего бортового локатора. А он показывает состояние погоды на маршруте: где какая облачность, грозовые фронты. Мы остались без глаз. Но могли ориентироваться и по штурманскому локатору.
«Мы не позволили террористам взять в заложники участников ралли Париж -- Дакар»
-- Я принял решение продолжать полет на минимальной скорости, -- вспоминает Артем Николаевич. -- Надо было уменьшить нагрузки на самолет. Ведь мы из кабины не видели последствий взрывов. Уходим в сторону моря. Сначала думали сесть там же, в Северной Африке. Но вокруг Боусфера -- горы, опасно. А в Алжире полыхала настоящая гроза.
Выход один -- идти на Европу. Забираемся повыше, уходим от облачности. Три двигателя работают нормально. Автопилот не стали включать -- боялись потери управления. Пилотируем при помощи штурвалов. Главное -- перемахнуть через Средиземное море. Вот прошли Мальту… Я приказал бортрадисту Жене Нагорному и штурману Жене Макара следить за метеообстановкой в районе ближайших аэродромов. Чуть что -- колом падаем, садимся.
Конечно, очень не хотелось садиться в чужих странах. Нет, нас украинских и российских летчиков, летающих на «Русланах», за рубежом всегда принимают очень гостеприимно. И специалисты, и простые граждане продолжают восторгаться исполинскими размерами и мощью рожденной в Украине 400-тонной машины. Ведь «Руслан» до сих пор остается самым большим серийным самолетом в мире.
Но, слава Богу, подлетаем к берегам Италии. Вскоре проходим Грецию. На душе полегчало. А то, пока летели над морем, -- не очень приятные ощущения испытывали.
-- У вас были парашюты?
-- Нет, с парашютами летаем только на испытаниях.
Кстати, потом, где-то через месяц, в этом же месте, где в нас попали шаровые молнии, у другого нашего «Руслана» неожиданно отказал двигатель. Но все обошлось. Новый «Бермудский треугольник», что ли?..
-- А вам приходилось снова летать туда?
-- Да нет пока. Мы ведь летаем не по расписанию, а туда, где есть работа. Австралия, Индонезия… Однажды организаторы авторалли Париж -- Дакар узнали, что в Сахаре террористы хотят захватить участников автогонок в заложники. Обратились к нам. И мы за три часа перебросили одним рейсом из Ниамея (Нигер) 20 автомобилей и кучу народа на расстояние две тысячи верст в ливийский город Сиебха. В прошлом году возили оборудование спасателей и контейнеры с гуманитарной помощью из Канады в пострадавшую от землетрясения Турцию.
«Нас спасла катастрофа «Руслана», случившаяся в 1992 году»
-- Раньше вы или ваши коллеги встречались с шаровыми молниями?
-- Я -- нет. В обычные грозы попадал. Очень неприятная вещь. Простая мощная молния может и хвост отрубить или же обесточить самолет. 21 июня сего года, как сообщили информационные агентства, в провинции Хубей заходил на посадку в грозу пассажирский самолет китайского производства ЮН-7, аналог советского Ан-24. От удара молнии машина потеряла управление и врезалась в землю. Погибли все 44 пассажира и члены экипажа, а также находившиеся на земле в месте падения самолета семеро граждан.
А шаровые… Когда я был еще курсантом Краснокутского летного училища гражданской авиации, нам рассказывали, что однажды шаровая молния размером с футбольный мяч (и как она, плутовка, проникла в герметичный самолет!) появилась в салоне летящего Ил-62. Прошла по рядам пассажиров, в хвосте недовольно так потрещала, словно взорваться хотела, и исчезла, не причинив ни людям, ни машине никаких повреждений.
-- Итак, подлетаете вы к Украине… Связи с родной базой в Гостомеле у вас не было?
-- Не было. Радиус действия самолетной радиостанции километров триста. Мы вышли на связь с другим нашим самолетом, находящимся в воздухе примерно между нами и Гостомелем. Через него связались с начальником нашей летно-испытательной базы Анатолием Буланенко, доложили ему обстановку, спросили, куда лететь -- то ли домой, то ли сначала доставить груз в пункт назначения. Он сказал, что необходимую техническую помощь база обеспечит нам и в Белоруссии. Погода позволяла.
Вскоре (а в общей сложности полет длился шесть часов вместо запланированных трех), преодолев три с половиной тысячи километров, мы успешно приземлились в Барановичах.
Не успели зарулить на стоянку, видим, со всего аэродрома люди бегут к нам. И все с удивлением смотрят на нос самолета. А у нас с Володей сил нет подняться из-за штурвалов. Снимаю с головы шлем -- волосы мокрые. Чувствую, что нательная футболка под комбинезоном -- тоже влажная, холодит. Но идем смотреть. Батюшки! В носовом обтекателе -- огромная круглая вмятина диаметром метр двадцать, металл прогнулся аж до первого шпангоута (ребристая балка каркаса фюзеляжа. -- Авт. )! А во вмятине, на других частях носа и на брюхе -- дырочки, как от точечной электросварки. Электростатики (такие болтающиеся хвостики на концах крыльев и хвостового оперения, по ним статическое электричество стекает в атмосферу) наполовину сгорели.
Во многих местах повыбивало краску и даже шпаклевку. Вышедший из строя локатор заклинило в правом положении. Вся его электронная начинка сгорела, оплавилась, обуглилась.
«Ну, вы, ребята, даете! Герои!» -- обнимают нас местные авиаторы. Я мысленно благодарю моего коллегу -- командира «Руслана» Сережу Горбика, погибшего с экипажем 13 октября 1992 года во время испытаний из-за того, что носовой обтекатель оказался недостаточно прочным, встречный поток воздуха его разорвал, обломки попали в двигатели.
А ведь не случись эта катастрофа, мы летали бы с обтекателем старой, менее прочной конструкции -- одной вмятиной там не обошлось бы. И остались бы моя Наташа и жены ребят вдовами. А дети сиротами.
«На двух лопатках турбин пораженного молнией двигателя были трещины… »
-- В тот же день к нам в Барановичи прилетели специалисты из нашего АНТК. Тоже удивлялись, увидев повреждения. Починили локатор. Вмятину залепили специальным металлическим скотчем. Попробовали запустить пораженный молнией двигатель -- он работал вроде бы нормально. После пережитого очень хотелось домой. Руководство разрешило лететь в ясную погоду. Взлетели, чтобы не рисковать, на трех двигателях (благо, летели уже порожняком) и через час сели в Гостомеле.
Прямо с утра началось расследование.
-- А дома знали о случившемся?
-- Понимаете, буквально в тот же день, когда мы встретились с молниями, произошло еще одно ЧП. У меня дома. Помните мой второй сон об идущих к моему дому со сломанной калиткой, а затем внезапно исчезнувших трех парнях? Он тоже оказался вещим. Только мы прилетели в Гостомель, звоню домой. И узнаю, что в день встречи с шаровыми молниями в нашу квартиру проникли грабители. Но самое страшное -- избили и связали младшего сына-третьеклассника. А жена попала в больницу…
-- Бандитов поймали?
-- Нет. Милиция из Ватутинского райуправления ведет расследование вяло. Обидно, конечно: наживаешь все необходимое нелегким трудом, порой с риском для жизни, и вдруг какие-то…
Но вернемся к расследованию. Оно велось как-то странно. Меня пытались отстранить от полетов. Члены комиссии задавали нам уйму каверзных вопросов. Зачем, например, выключили исправный двигатель? А это инструкцией предусмотрено в случае помпажа, чтобы окончательно не вывести из строя! Начали проверять сам движок, а там на двух лопатках турбин -- трещины. Вращающаяся на бешеных оборотах, такая лопатка может разлететься, разрушить двигатель, вызвать пожар, взрыв…
Но самое обидное то, что комиссия, как мне кажется, расследование пыталась свести не к поиску истинных причин происшествия, а к поиску виновных. У меня иногда создавалось впечатление, что для членов комиссии было бы лучше, если бы мы погибли. Списали бы вину на погибших, ведь они не спорят на допросах. Кое-кто пытался заставить нас признаться, что мы полезли сами в обычную грозу, и это элементарное грубое нарушение правил полетов. Дескать, сознаетесь -- простим. Встречи с шаровыми молниями -- явление весьма редкое, непредсказуемое, никакими инструкциями не предусмотренное. Но мы не сломались. Говорю тем, кто выдвинул версию насчет обычной грозы: «Мужики, подумайте: как я мог нарушать правила безопасности полетов, если у меня жена, трое детей, старая мать и сестра--инвалид, 28 лет летного стажа. Во время испытаний не раз попадал и не в такие передряги и не хуже вас знаю, что в авиации все правила кровью писаны! Моя первая жена погибла в авиакатастрофе! Уж я-то…
-- Простите, как это случилось?
-- Мы жили тогда в Ташкенте. Я родился там, и этот город дал мне путевку в испытатели. Мой отец, член Союза писателей СССР и директор Дома литераторов Узбекистана, был хорошо знаком с командующим ВВС Туркестанского военного округа, известным летчиком генерал-лейтенантом авиации Алексеем Микояном -- сыном Анастаса Ивановича, известного партийного и государственного деятеля, и братом конструктора Артема Анастасовича, творца истребителей МиГ. Кстати, «мой» Микоян являлся еще и родным дедушкой известного музыканта Стаса Намина. Стас -- сокращенное имя от Анастас, в честь прадеда назвали. При помощи Алексея Анастасовича я попал после окончания ленинградской Академии гражданской авиации в школу летчиков-испытателей. А окончив ее, испытывал в Ташкентском авиационном производственном объединении имени Чкалова тяжелые транспортные самолеты Ил-76 и воздушные топливозаправщики Ил-78.
В январе 1987 года меня послали в Ахтубинск (близ Болгограда) испытывать советский «АВАКС» -- построенный на базе Ил-76 самолет стратегической электронной разведки.
И вот 17 января меня неожиданно вызывают на командно-диспетчерский пункт и осторожно так спрашивают: «Слушай, твоя жена -- стюардесса?» По их растерянным взглядам я сразу все понял… И опять-таки приснившийся мне сон в час, когда Як-40 разбился в Ташкенте на взлете, вспомнил. Будто смотрю в ванной в зеркало. Рядом Таня стоит. А зеркало разбито. Спрашиваю: «Зачем разбила?» Она отвечает: «Что с тобой, оно же цело!» «Нет, говорю, ты разбила… »
Мы с женой виделись нечасто. Она все время в полетах, и я. А тогда, незадолго до ее гибели, мы договорились, что побудем дома вместе. Чтобы в день моего прилета взять выходной, Таня попросилась поработать не в свою смену. Ей и предложили этот Як-40. Нашей дочке Яночке тогда было два с половиной годика. Я благодарен Наташе, с которой познакомился несколько лет спустя, за то, что стала мамой моей дочери. Сам же стараюсь быть настоящим отцом Назару -- сыну Наташи от первого брака. Наши старшие дети -- одногодки. В школе сидели за одной партой. У нас разницы нет -- где чей ребенок. Все они наши.
-- А ваши корни, вообще, откуда?
-- С Украины. Мой дед был бригадиром одесских портовых рабочих. Сильный, крепкий человек, большой поборник справедливости. Дважды чуть ли не пешком ходил из Одессы в Питер к Ленину. Тянулся к грамоте. Обожал «Дон-Кихота». Отец в Одессе родился, тогда в моду вошла новая традиция не крестить, а «октябрить». И дед чуть было не дал отцу имя Сервантес. Словно чувствовал, что тот станет писателем. Потом, в 30-е, дедушка уехал строить знаменитый Турксиб.
А с Наташей мы познакомились во время моей командировки в Киев. Кстати, на праздник Дня Киева. Встретились взглядами, и я сразу понял, что это Она, та самая женщина. Мой надежный, крепкий тыл.
-- Что же это такое -- шаровая молния, которая, как любовь, может «нечаянно нагрянуть»?
-- Думаю, что это своеобразный эскорт, часовые грозы. Но, в отличие от грозового фронта, который обычно отчетливо виден на радаре, «шарики» невидимы и непредсказуемы. Они могут появляться даже в чистом небе. Вот что рассказывает в своей книге «Полет среди молний» наш земляк-киевлянин, опытнейший летчик-испытатель, Герой Советского Союза Алексей Николаевич Грацианский (ныне покойный): «Мне приходилось наблюдать самолеты, пораженные ударами молний. На одном из них был разрушен руль поворота и оплавлена кромка элерона. В моей практике был случай, когда на двухкилометровой высоте к нам пожаловала шаровая молния диаметром сантиметров пять-семь. Залила ярким светом кабину, вывела на время из строя электрические приборы, нарушила радиосвязь, нагнала на нас страху… Исчезла так же внезапно, как и появилась… »
-- И тут тоже все обошлось испугом…
-- Да. А вот летчик-испытатель первого класса кандидат технических наук Марина Лаврентьевна Попович в своих мемуарах «Автограф в небе» описала случай посерьезней. О нем ей поведал известный летчик-испытатель Владимир Елисеев. Как-то он испытывал над Баренцевым морем тяжелый бомбардировщик. В результате скользящего попадания шаровой молнии на самолете возник пожар. Был поврежден руль высоты, летчику пришлось управлять машиной при помощи триммера (вспомогательное устройство, позволяющее удерживать самолет в нужном положении. -- Авт. ), которого тяжелый самолет плохо слушается. Обстановку усложняли густая облачность и болтанка. С большим трудом экипаж дотянул до берега и посадил машину…
Думаю, что все-таки эта чертовщина связана с атмосферным электричеством. Магнитное поле Земли. Оно может изменяться во время ливней, сильных ветров, движения больших масс облаков -- возникают, видимо, индукционные процессы. А там, где движение, трение, всегда возникает статическое электричество. Встретились «плюс» с «минусом» -- и разряд. Даже когда свитер снимаешь, и он потрескивает -- это тоже маленькие молнии. Может, шаровые молнии -- это последствия каких-то завихрений потоков энергии, приближающихся к состоянию плазмы…
-- К вам после случившегося ученые не обращались?
-- К сожалению, нет.
1106Читайте нас в Facebook
