Профессор Андрей Слюсарчук: «Консилиум психиатров принял решение отправить меня в заведение для душевнобольных детей»
Недавно «ФАКТЫ» рассказали о том, что врач-нейрохирург и ученый из Львова Андрей Слюсарчук, обладающий феноменальной памятью, обыграл шахматную компьютерную программу «Rybka-4», которую не удалось победить ни одному шахматисту на планете. Причем восемь месяцев назад, когда профессор Слюсарчук задумал сразиться с чемпионкой мира среди шахматных программ, он не знал, как ходит конь или ладья.
— В каком возрасте у вас стали проявляться феноменальные способности?
— Сколько себя помню, никогда ничего не забывал, — отвечает 40-летний профессор Андрей Слюсарчук. — И это, кстати, серьезная проблема. Ведь давние психологические травмы, обиды, душевная боль со временем не притупляются. Я переживаю их столь же остро, как будто раны мне нанесли сейчас. Методика, которую предложу человечеству, будет включать не только умение много и быстро запоминать, но и выборочно забывать. Из-за того что я практически лишен такой способности, приходится намеренно не сосредотачиваться без особой на то нужды. Поэтому вид у меня, как у рассеянного человека.
— В каком возрасте вы научились читать?
— Задолго до того, как пошел в первый класс. Будучи маленьким мальчиком (кстати, жил в детстве в Виннице), мог поглощать знания в огромных объемах. Но из-за необычных способностей возникала масса неприятностей в детских коллективах. Приходилось терпеть издевательства, побои. Я был меньше остальных (да и сейчас не гигант — рост 169 сантиметров), дать сдачи не мог.
Учебники проглатывал один за другим и в девять лет сумел экстерном окончить среднюю школу, причем с золотой медалью. И как раз в этот год случилась самая страшная в моей жизни беда — родители погибли в автокатастрофе. Я оказался в детском доме. Взаимопонимания не было не только с детьми, но и с воспитателями. Меня называли неуправляемым, угрожали, что упекут в психушку. Это было платой за мою непохожесть. Думаю, каждый «не такой» сталкивается с проблемой выжить, если у него нет сильного защитника. Грибоедов был прав — горе, действительно, может быть от ума.
Из детдома я сбегал в больницы. Сбегал не в буквальном смысле — часто болел, и меня госпитализировали. В клинике было спокойно, никто не обижал. Врачи, медсестры, родители других детей любили меня, восхищались моей памятью, эрудицией, угощали сладостями. Больница открывала мне возможность нормального общения с людьми. Я слышал там слова ласки и сочувствия.
— Ваши родители были медиками?
— Да, папа кардиохирургом, мама — педиатром. Я хотел стать врачом и никем другим. Случалось, мне перепадало немного денег. На пирожные и конфеты их не тратил. Копил, чтобы купить медицинскую книжку. Мне нравилось играть в доктора, и я раздобыл градусник, фонендоскоп, лекарства. Помню, какое огромное воздействие произвел на меня фильм «Знахарь», укрепив в выборе будущей профессии. В своих детских фантазиях представлял себя врачом. Это пугало взрослых и становилось поводом к новым порциям издевательств.
В 1980-е годы в СССР широко использовалась карательная психиатрия. Ее жертвами становились не только взрослые, но и дети. Я тому наглядный пример. Мне заламывали руки и везли в психлечебницу. Привязывали к кровати, пичкали психотропными препаратами, кололи сульфазин — так называемую «серу». Насколько это варварский укол, могут в полной мере оценить те, кому довелось его пережить. «Серу» колют, чтобы наказать и запугать. Цель достигается за счет того, что человеку становится после укола очень и очень плохо. Температура тела подымается до 40 градусов и выше, происходит интоксикация, ты и без веревок прикован к кровати. Я это испытал, будучи ребенком! Стремился мыслить, двигаться, познавать окружающий мир, но не мог, находясь под угнетающим действием препаратов, которыми меня пичкали.
Я едва пережил свое детство. Особенно страшный период выпал на мою долю, когда созвали консилиум психиатров для решения вопроса о том, что со мной делать. Они задавали разные вопросы. Например: что я читаю? «Медицинскую литературу, работы академика Павлова, Ленина», — честно отвечал я. Консилиум принял убийственное решение: отправить в заведение для хронических душевнобольных детей. Представляете, что я пережил, как мучился, что передумал, узнав этот приговор. Проплакал всю ночь. Сверлила мысль, что со мной будет, неужели на мне поставили крест. И разве люди созданы по образу и подобию Божию, если они такое творят? С другой стороны, не пройди я стольких испытаний, не перестрадай так много и тяжко, то, может, вырос бы заурядным человеком и не раскрылись бы во мне стремления к познаванию мира в той мере, что сейчас.
— В одном из телевизионных интервью вы рассказывали, что сбежали из детдома и подались в Москву.
— А что мне оставалось делать — не пропадать же в спецклинике, — говорит Андрей Слюсарчук. — Сбежал, приходилось воровать. Попал к цыганам. Приняли они меня хорошо, у них я научился азам гипноза (профессор неоднократно демонстрировал перед телекамерами мастерство гипнотизера. — Авт.). Мне повезло, что в Белокаменной судьба свела с преподавателем мединститута. Я рассказал ему о себе, о том, что уже имею среднее образование и мечтаю быть врачом. Он показал меня как мальчика-уникума известному кардиологу, возглавлявшему четвертое Главное управление при Минздраве СССР, академику Чазову. Академика впечатлила моя история, благодаря его помощи я в 12 лет стал студентом Московского медицинского института имени Пирогова.
— Как в столь юном возрасте вы переносили занятия в анатомическом театре?
— С моей памятью, впечатлительностью, фантазией эти занятия становились испытанием. Но окружающие поддерживали и любили меня. При таком отношении я мог выдержать что угодно. Среди студентов были умудренные жизнью люди, парни, прошедшие Афганистан. Они опекали меня, как младшего брата. Я учился на «отлично», вот только почерк, как все отмечали, был детским. Впрочем, конспектов практически не вел — и так все запоминал. Студенты дали мне прозвище Синельников. Синельников — это автор трехтомного иллюстрированного атласа по анатомии. Я знал это справочное издание на память. Но мне нравилось носить трехтомник с собой на пары — гордился, что у меня есть такие замечательные книги. Стоили они очень дорого, да и попробуй их купить, даже если были деньги, — мы жили в стране тотального дефицита. Атлас Синельникова мне подарил институт. Студенты одалживали его у меня и благодарили конфетами. В те годы стал получать то, чего был лишен в детстве, — я вызывал у окружающих живейший интерес, перестал быть изгоем. Появилось много друзей. Много их и сейчас. Случается, что кто-то из них доставляет мне боль и даже предает. Но ничего не поделаешь — такова жизнь.
— Вы могли закончить вуз досрочно?
— Думаю, да. Но где это видано, чтобы, скажем, 15-летний подросток занимался врачебной практикой? Меня берегли от подобного, так что закончил институт в 19 лет. А потом поступил в Ленинградский госуниверситет. Вообще же у меня три высших образования.
— В конце 1980-х — начале 1990-х годов были популярны шоу с участием экстрасенсов, предсказателей, уникумов…
— Я тоже заработал на этом немного денег, но хотелось заниматься наукой. Вернувшись в 90-е в Украину, понял, что здесь это практически невозможно, и опять уехал в Москву.
— А как оказались во Львове?
— Из-за любви. В Москве я учился вместе с девушкой из Львова. У нас с ней были близкие отношения, я приехал с любимой в ее родной город.
— Сейчас кто-либо пользуется вашей методикой запоминания?
— Да, мои ученики, — отвечает профессор Слюсарчук. — Один из них, молодой ученый Александр Червоный, знает пять миллионов цифр бесконечного числа Пи (сам Слюсарчук установил мировой рекорд, запомнив 30 миллионов цифр. — Авт.). Сашин случай — это яркий пример, когда человек за короткое время может овладеть способностями гения.
— Когда вы начнете делать гениями всех желающих?
— Прежде нужно убедиться в безопасности методики. Ведь никто не знает отдаленных последствий активизации нейрогенного аппарата. Нужно быть уверенным, что это не обернется патологией лет через пять. Мои ученики идут на эксперимент сознательно. Чтобы ускорить исследования, нужно создать условия для глубокого изучения метода. Мы стремимся к хорошему образованию, а образование — это память. Я предлагаю практически готовую методику развития памяти, но меня не слышат, а в каждом моем предложении видят лишь зрелище. Я говорю, что потребуется относительно немного усилий и средств для развития реально инновационной технологии, доступной всем. И пользу от ее реализации сможет ощутить каждый. Для этого надо предпринять конкретные действия, провести совсем недорогие в масштабах страны исследования. Но мои слова остаются гласом вопиющего в пустыне. Уже больше пяти лет добиваюсь создания Института мозга.
В Украине есть институты нейрохирургии, неврологии, психиатрии, но перед ними стоят прикладные медицинские задачи. В Институте мозга станут всесторонне изучать «серое» вещество.
Когда моя технология запоминания будет окончательно готова, перед человечеством откроются невиданные доселе возможности.
— За какой срок, вооружившись ею, человек со средними способностями сможет научиться бегло говорить на иностранном языке?
— Думаю, примерно за год. Но это нужно проверять. Я знаю четыре иностранных языка. Не считаю, что должен быть полиглотом, чтобы доказывать феноменальность моей памяти. В чем мой запас знаний очень и очень большой, так это медицина. Скажем, я не пользуюсь фармакологическими справочниками. Одно из наиболее популярных изданий — «Видаль» — в течение последних десяти лет каждый год выпускает новый том, содержащий около 24 тысяч наименований препаратов. Я работаю с такой книгой два дня, затем кладу на полку и больше в руки не беру. Помню все, что напечатано во всех десяти томах. Но это для меня далеко не высший пилотаж. Скажем, знаю на память более 22 тысяч книг. Могу бегло прочесть сколько угодно страниц и через час, два или на следующий день процитировать их с любого указанного вами места. Готовясь к игре с «Rybka-4», я прочел и запомнил 2600 книг по теории и практике шахмат.
— Вы занимаетесь врачебной практикой?
— Да, у меня много операций, пациентов. Кстати, во время подготовки к матчу с «Rybka» я продолжал оперировать, на шахматы оставались вечера и ночи.
— У вас есть хобби?
— Люблю летать. Получил свидетельство пилота и, когда удается выкроить время, поднимаюсь в небо на спортивном Як-52. Находясь за штурвалом, чувствую себя счастливым человеком. А еще мне очень нравится общаться с другими пилотами-любителями. Ведь, как правило, это люди, отличающиеся душевностью, искренностью, человечностью.
— Вы не обижаетесь, когда вас называют шоуменом?
— Ученым тоже нужна реклама. Если попросить людей вспомнить имя известного деятеля науки, то многие назовут Эйнштейна. Хотя единицы смогут объяснить, что же он такое сделал, чем так знаменит. Достижения многих ученых, имена которых на слуху, в какой-то степени тоже можно считать шоу. Вспомните, сколько шума было вокруг адронного коллайдера. Хотя очень мало кто понимает, что это такое и зачем оно нужно.
Люди, которые воспринимают меня как шоумена, совсем не слышат то, что я говорю. Они привыкли к зрелищам, которыми их грузят с экранов телевизоров, газетным скандалам, мыльным операм или детективам с далекими от жизненной логики сюжетами. Добавляю сюда еще и компьютерные игры, где все происходящее противоречит и здравому смыслу, и физическим законам. Люди приучаются жить в виртуальном мире и все вокруг воспринимают как его продолжение. Все хотят зрелищ и видят в том, что я показываю, только зрелище.
1880Читайте нас в Facebook
