ПОИСК
Культура и искусство

Павел Муравский: «Должен работать. Ведь все мои дети уже пенсионеры»

6:30 16 августа 2013
Павел Муравский
Владимир БОНДАРЕНКО, специально для «ФАКТОВ»
Самому пожилому в мире дирижеру, который успешно продолжает трудиться, исполнилось 99 лет

Патриарх хорового пения, народный артист Украины Павел Муравский еще официально работает. Он советник дирижера Национальной музыкальной академии. Чуть ли не каждый день спешит на работу, перепрыгивая через ступеньку на эскалаторе в метро, что вызывает изумление попутчиков. «Движение — это жизнь! Я пешком добирался даже на дачу под Козином, — говорит музыкант. — С нетерпением жду конца лета, чтобы приступить к работе со студентами». Ученики называют Муравского украинским Конфуцием, ведь он дирижирует не только руками, но и взглядом, душой, сердцем.

«Наши оперные певцы такие же талантливые, как итальянские»

— Иногда мне намекают, мол, не пора ли вам, Павел Иванович, на заслуженный отдых, — говорит Павел Муравский. — Ведь вы уже старше, чем знаменитый дирижер Верди, проживший 92 года. Но я отшучиваюсь, что должен работать, так как являюсь единственным кормильцем в семье. Ведь все мои дети уже пенсионеры.

— Павел Иванович, наверняка вы знаете секрет долголетия?

— Отказался от вредных привычек. Могу позволить себе лишь рюмку вина в праздники. Раньше много курил. За 15-минутный перерыв во время репетиции в хоре «Трембiта» высмаливал по две сигареты. После того как сделали операцию на желудке, год не курил, потом опять начал. Но все же окончательно взял себя в руки и больше сорока лет не курю. Чашка кефира со ржаным хлебом, чай с фруктами — вот и весь мой обед. Занимаюсь физкультурой. Конечно же, надо быть добрым. Желаю всего хорошего даже тем, кто когда-то сделал мне плохо.

РЕКЛАМА

— Вы дружили и встречались со многими знаменитыми современниками, включая легендарного певца Бориса Гмырю и американского дирижера Роберта Шоу.

— С Борисом Романовичем я еще и плодотворно работал. Много репетировали, несколько раз выступали в Колонном зале Киевской филармонии, потом поехали в Москву, чтобы записать эти произведения на пластинку. Репетиция проходила под камертон. И как раз в этот момент в студию звукозаписи зашел незабвенный Козловский. Прошло где-то полчаса, Ивану Семеновичу показалось, что хор не может так долго петь без поддержки фортепиано. И вдруг он говорит мне: «Маэстро, а проверьте тональность». Я подошел к роялю, взял аккорд — тональность оказалась абсолютно точной. Тогда Борис Романович, улыбаясь, повернулся к Ивану Семеновичу, посмотрел на него с соответствующим выражением, еще и язык показал. Репетиция окончилась дружеским общением двух великих певцов. Это было в 1967 году. Тогда же проходила Всемирная выставка в Канаде, где наша пластинка имела огромный успех.

РЕКЛАМА

С Борисом Гмырей мы провели множество концертов. Вершинами художественной выразительности в его исполнении стали такие жемчужины, как «Думи мої, думи», «Взяв би я бандуру», «Чуєш, брате мій», «Дивлюсь я на небо», «Стоїть гора високая»...

А с Шоу я встретился во Львове. Роберт был у нас на гастролях, а я тогда лежал в больнице. Позвонил, чтобы сын Юра принес костюм. Надел его на пижаму, вызвал такси и уехал на концерт. Зал переполнен. Поднимаюсь на балкон, чтобы сесть, ведь первые ряды заняли работники обкома партии. Вдохновенно аплодировал вместе с композитором Кос-Анатольским, который, казалось, вот-вот выпадет с балкона от восхищения.

РЕКЛАМА

Потом, несмотря на препятствия, я нашел Роберта Шоу в отеле «Интурист». Прождал несколько часов. И вот он спускается вниз, а с ним переводчица. Я представился. А он: «Пошли, пошли». Привел меня в ресторан, где поделился несколькими профессиональными секретами. Я от переполнявших меня эмоций даже забыл о заказанных сосисках и кофе.

*«Чистое пение можно сравнить с чистой водой, воздухом», — говорит Павел Муравский и сетует, что музыкальная культура в Украине слабо развита

— В этом году вы издали книгу «Чистота пения — чистота жизни».

— Чистое пение можно сравнить с чистой водой, воздухом. Считаю, что Украина владеет уникально богатым голосовым «материалом». Наши оперные певцы такие же талантливые, как итальянские. А вот музыкальная культура у нас, к сожалению, не развита. Поэтому предлагаю осваивать ее азы. Если бы в школах внедрить хоровое пение и нотную грамоту, то уже через четыре года дети читали бы ноты, как книжку. Тогда у нас появятся талантливые солисты и хоры.

Я обратил внимание, что на международных футбольных матчах в Англии, Франции, Германии, Италии, Испании поклонники национальных команд стараются поддержать своих игроков и в какой-то момент начинают петь почти всем стадионом. Поют в унисон, будто кто-то провел с ними репетицию. А наши дети, колядуя, или солдаты во время маршей поют так нечисто, что трудно узнать даже мелодию.

«Меня откомандировали на Тихоокеанский флот со словами: «Там еще тихо. А ваша жизнь нужна людям и после войны»

— Музыкантом с детства мечтали стать?

— В детстве я просто пел. В родной Дмитрашковке на Виннитчине был пастухом. У меня была одна своя корова и двенадцать чужих. Выгоняешь их в поле и пасешь аж до вечера. Возвращаемся со старшими пастухами домой и обязательно поем. Наш концерт начинался километра за три до села.

А первым учителем и наставником в музыкальном мире стал мой дядя Сергей Могилевский, заменивший мне в детстве погибшего отца. Дядя купил и скрипку. На всю жизнь я запомнил вступительный экзамен в музыкальный техникум. Пришел со скрипкой, замотанной в рушник. Стыдился, прятался в угол, ведь был в простой одежде, которую мама пошила из собственноручно вытканной материи. Передо мной поставили ноты, я читал их с листа. Потом спросили, что могу сыграть. Я исполнил «Гопак». И так вдохновенно, что сидевшие в приемной комиссии Левко Ревуцкий, Борис Лятошинский, Григорий Веревка, Глеб Таранов с радостью меня зачислили. Основным музыкальным предметом для меня стала скрипка, а ведущими педагогами — Степан Кавун и Григорий Веревка.

— Когда вы стали дирижировать?

— На первое занятие в Киевской консерватории собрался весь хор, и Григорий Веревка вызывал студентов-выпускников по списку. Но кто-то еще не приехал, другой не принес ноты, третий не был готов. После музыкального техникума я работал в Чернобыле, и у меня в портфеле были ноты, а среди них «Щедрик» Леонтовича. «Тогда вы и дирижируйте», — обратился ко мне, первокурснику, Веревка. Так я начал вести практические занятия. Григорий Гурьевич был очень требовательный. Однажды в консерватории был объявлен конкурс среди студентов старших курсов, но Веревка сказал включить в число участников и меня, хотя я был тогда лишь на третьем курсе. Продирижировав, я ушел домой, ни на что не надеясь и не дожидаясь результатов. Как же удивился, когда следующим утром меня поздравила студентка, встретившаяся по дороге. Подумал, разыгрывает. Но когда у входа в консерваторию меня поздравила и жена Григория Веревки, прекрасный педагог и хоровой дирижер Элеонора Скрипчинская, тут уже поверил окончательно. Однокурсники зашумели: «С тебя причитается!» И я с радостью их угостил.

— Вам полагалась большая премия?

— Аж 300 рублей — большие на то время для меня деньги. Я хотел отдать их дяде, у которого жил, но он сказал, что надо купить ценную вещь на память, а не просто проесть выигрыш. И я выбрал роскошный патефон, на котором с наслаждением слушал на пластинках Федора Шаляпина, других знаменитых певцов.

— Трудно было учиться?

— Мы очень голодали. Некоторые студенты, приехавшие из сел, как и я, не выдерживали и возвращались домой. Но я удержался, поскольку параллельно с учебой работал сторожем в кинотеатре, затем устроился на водную станцию Дома ученых.

Закончил консерваторию, и через три дня началась война. Я сразу пошел в военкомат, и меня мобилизовали. К Нежину шли пешком, потом была долгая дорога на север. Стал курсантом военно-морского училища. Чтобы поднять боевой дух солдат и моряков в тяжелые месяцы отступления, командование распорядилось организовать в воинских частях, училищах художественную самодеятельность. Но я в хор не записался.

— Почему?

— Считал, что нужно уничтожать врага силой оружия, поэтому засел за математику, воинское дело. Командир, увидев в документах запись о музыкальном образовании, приказал разучивать с бойцами патриотические песни. После успешного концерта меня вызвали к полковнику Полярному. Он сказал, что любит поэзию, опубликовал две книги и добавил: «Я написал стих и хотел бы, чтобы вы спели его с хором на мотив «Раскинулось море широко». Ритм стиха и мелодия песни не совпадали. Я несколько дней мучился над этим и решил сам написать музыку на слова полкового комиссара. 2 мая 1942 года песня прозвучала.

Став лейтенантом, попросился на Черноморский флот, но в списках себя не нашел. Меня откомандировали на Тихоокеанский. Пошел к полковнику Полярному с просьбой о своем назначении, но услышал в ответ: «Это я специально сделал для вас. Там еще тихо. А ваша жизнь нужна людям и после войны». Все мои друзья с Украины, попавшие на Черноморский флот, погибли. Мне же довелось стать художественным руководителем ансамбля песни и танца Северной Тихоокеанской флотилии, давать концерты для советских и пленных японских солдат.

«Мечтаю отпраздновать 100-летие на сцене с дирижерской палочкой в руках»

— После войны командование не хотело вас демобилизовывать.

— Я по ночам грезил об Украине, серьезно заболел (язва желудка), очень похудел и добился увольнения в запас благодаря тому, что один столичный генерал во время командировки посетил наш концерт во Владивостоке. Поехал в родное село к маме, а потом — в Киев, к музыке. Дядя отдал мне сокровище — закопанные во дворе нотные тетради.

Но не успел я снять шинель, как по рекомендации Григория Веревки и Левка Ревуцкого был направлен руководить хоровой капеллой «Трембіта» во Львов. Позже возглавил в Киеве хор «Думка», затем — хор студентов консерватории. Когда в 1951 году наша капелла исполнила в Москве на декаде украинского искусства песню «Соседка» в обработке композитора Якова Яциневича, присутствовавший на концерте Сталин крикнул: «Браво!»

— С руководством страны у вас всегда были хорошие отношения?

— Когда я получал орден «За заслуги» первой степени из рук Президента Украины Леонида Кучмы, то сказал, что хочу создать хор, который мог бы записывать произведения на слова Шевченко. И Президент ответил: «Создадим». И еще пальцем показал себе на лоб: «Я записал». Прошли годы, и уже благотворительный фонд Кучмы помог мне выпустить первый аудиоальбом из трех компакт-дисков с произведениями на слова Кобзаря.

К 200-летию со дня рождения Тараса Григорьевича, который будем праздновать в следующем году, мечтаю записать все его произведения, положенные на музыку. А еще хочу в Верховной Раде разучить с депутатами украинский гимн, чтобы они действительно пели, а не просто открывали рты, когда он звучит. Эти идеи и держат меня на белом свете.

— Павел Иванович, на ваше 95-летие в доме, где вы родились, в селе Дмитрашковка открыли музей.

— Я этому очень рад. А еще мои земляки организовали Международный музыкальный фестиваль, куда приезжали известные музыканты из Европы и Азии. В этом году он пройдет в октябре в четвертый раз.

— Знаете уже, как будете отмечать 100 лет?

— Горжусь тем, что все мои четверо сыновей стали известными музыкантами, двое из них живут и преподают в Польше. Надеюсь, съедутся на мой юбилей с детьми. А еще мечтаю свое 100-летие отпраздновать на сцене с дирижерской палочкой в руках.

5752

Читайте нас в Facebook

РЕКЛАМА
Заметили ошибку? Выделите её и нажмите CTRL+Enter
    Введите вашу жалобу
Следующий материал
Новости партнеров