«Отговорив женщину от смертельного прыжка с моста, я мог бы и уйти. Но меня как будто задержали высшие силы»
«На Осташевском мосту самоубийца! — написала в соцсети жительница Умани Елена. — Женщина кричит, что не хочет жить, пытается прыгнуть вниз. Родные ее отговаривают, но она никого не слушает. Мы стоим рядом, но боимся подходить: вдруг испугается и прыгнет? Там высота, как минимум, четыре метра. Если сорвется, точно не выживет».
«Мамочка, не делай этого! — умоляла девушка. — Подумай обо мне, о папе»
— Через полчаса об этом случае знал весь город, — рассказывает 36-летний сотрудник Уманского отдела Госслужбы по чрезвычайным ситуациям Николай Мариенко. — Когда мы приехали, женщина лежала у самого края моста и вот-вот могла сорваться вниз. Рядом с ней бегали мужчина и молодая женщина. По разговорам мы поняли, что это муж самоубийцы и дочь. «Мамочка, ну что ты такое придумала! — дрожащим голосом кричала девушка. — Подумай обо мне, о папе. Прошу тебя, не делай этого!» «В самом деле, Лариса, — добавил мужчина. — Мы взрослые люди. Самоубийство — это не выход». «А что тогда выход?! — закричала в ответ женщина. — Не подходите ко мне!» Женщину трясло, она плакала. К счастью, не заметила, как мы с напарником поднялись на мост. Двое наших сотрудников тем временем спустились вниз — чтобы прыгнуть за женщиной в воду, если она все-таки упадет. А я начал думать, что ей сказать, чтобы не сделать еще хуже.
По словам Николая Мариенко, женщина продолжала кричать и плакать. Не зная, с чего начать, Николай спросил, как ее зовут.
*Здесь, на Осташевском мосту в Умани, жительница города пыталась покончить с собой (фото предоставлено Черкасским областным управлением Госслужбы по чрезвычайным ситуациям)
— От мужа узнал, что ее имя — Лариса, но специально об этом спросил — в надежде, что знакомство как-то ее отвлечет, — объясняет спасатель. — Где-то слышал: чтобы отговорить человека от самоубийства, его нужно хоть на несколько минут отвлечь от суицида какой-то другой темой. Но Лариса пропустила мой вопрос мимо ушей. Она, казалось, уже вообще ничего не понимала. Заметив меня, закричала: «Вы кто такой? Тоже пришли меня отговаривать?!» «Я…нет, — сказал первое, что пришло в голову. — Просто странно, что вы не хотите жить. У вас что-то случилось?» «Не вашего ума дело!» — огрызнулась Лариса. Но тут же добавила: —Вы просто не знаете, как это — когда вас совсем никто не понимает. Единственной дочери, которая меня любила, больше нет. Она утонула в этой реке. И я хочу к ней". «Стойте! — закричал я, увидев, что женщина в очередной раз чуть не сорвалась вниз. — Вы не одна, у вас есть родные. Вам есть ради кого жить». Женщина продолжала плакать. Ее муж молчал. «Вы даже не представляете, во что превратилась моя жизнь! — причитала Лариса. — Нет больше дочери, а этим я не нужна…» Женщина все время плакала, и ее речь была очень неразборчивой. Но я был рад, что она не молчала. Лариса явно хотела, чтобы ее кто-то выслушал.
Следующие пять минут я слушал какой-то поток слов: «И зачем я вообще живу? Да еще и эта операция…» «Вам сделали операцию? — кажется, я наконец нашел тему для разговора. — А что за операция?» «Операция на сердце, — сдавленным голом сообщила Лариса. — Это тоже, знаете ли, стресс. Столько всего навалилось…» Но я уже знал, о чем разговаривать. Начал рассказывать, что сам в свое время пережил операцию (хотя это было неправдой) и понимаю, как это больно и неприятно. «Но главное — чтобы вылечили, — говорил. — Вас же вылечили? Видите, как вам повезло. А то ведь с нашим уровнем медицины всякое бывает. У вас как, без последствий?» «Куда там! — махнула рукой женщина. — И сердце до сих пор болит, и головные боли…»
Перечисляя свои болячки, женщина действительно отвлеклась. Даже немного отползла от края моста. С ее родными мы переговаривались жестами. В какой-то момент, когда Лариса все еще рассказывала о болезнях, муж и дочь набросились на нее и буквально придавили к земле. В следующую секунду подскочил я. Лариса была спасена. Прыгнуть в реку она уже не смогла бы при всем желании.
«Пошел вон! Я сейчас себя зарежу!» — кричала женщина. У нее в руках был нож"
— Женщина даже не поняла, что произошло, — продолжает Николай Мариенко. — Только удивленно смотрела по сторонам. «Теперь уже все хорошо, — сказал я, помогая ей подняться на ноги. — Вы в безопасности. Все, что было, забудьте, как страшный сон». Женщина растерянно на меня смотрела и ничего не говорила. «Слава Богу, обошлось, — думал я, чувствуя, как сердце бьется где-то в животе. — А если бы упала… Все хорошо, что хорошо кончается». Я крепко держал Ларису за руку и подвел ее к ожидавшей нас около моста «скорой». Женщину замотали в одеяло и усадили в машину. Убедившись, что она в безопасности, я отошел в сторону. Как вдруг услышал: «Я так и знала, что ты меня не любишь! Я не хочу жить!» Лариса кричала на мужа. Не знаю, что именно он ей сказал, но женщине это явно не понравилось. «Что вы такое говорите! — я опять начал ее уговаривать. — Успокойтесь. Вам нужно хорошенько выспаться». «Отойдите! — закричала женщина, увидев врача со шприцем (медик хотел уколоть ей успокоительное). — Вы хотите меня наколоть и превратить в „овощ“. Лучше уж я умру, чем буду инвалидом!» «Да никто не делает из вас инвалида!» — я вновь попытался ее успокоить. И с ужасом понял: что бы ни говорил, женщина меня не понимает. У нее опять началась истерика. Следующие десять минут мы с мужем и дочкой безуспешно пытались ее успокоить. 
В принципе, свою работу я выполнил и уже мог бы уйти. Но… не мог этого сделать. Не спрашивайте почему. Просто не мог — и все. Как будто меня задержали высшие силы.
*"Когда увидел, что к женщине возвращается здравый рассудок, такое облегчение почувствовал, — говорит Николай Мариенко. — Вроде бы меня самого кто-то спас…"
В какой-то момент Лариса вдруг успокоилась. Перестала плакать и решительно заявила: «Ладно, лечиться так лечиться. Делайте мне укол, если нужно. Но только сначала посмотрите мою медицинскую карточку — вдруг у меня аллергия на какие-то препараты?»
Врач говорил, что уколет ей обычное успокоительное, но женщина настаивала: «Карточка лежит дома. Это рядом. Я сейчас вам ее принесу». «Подождите, — чувствуя, что здесь что-то не так, я схватил ее за руку. — Давайте ее принесут дочь или муж». «Нет, — запротестовала Лариса. — Они не знают, где она. Я должна сама». «Ладно, — согласился я. — Тогда пойду вместе с вами. Вдвоем веселее». «Глупости, — попыталась возразить женщина. — Я справлюсь сама». И все-таки я настоял. В результате мы пошли вместе.
Частный дом, в котором она жила, действительно был недалеко. По дороге женщина молчала. Крепко держа ее за руку, я все время уточнял адрес, чтобы как-то поддержать разговор. Но получал лишь сухие односложные ответы.
— Она больше не плакала?
— В том-то и дело, что нет. Абсолютно спокойный уравновешенный человек. Но меня это как раз и настораживало. Ведь еще пятнадцать минут назад эта женщина хотела броситься с моста! «Может, подождете во дворе? — спросила она. — У меня такой беспорядок». «Что я, беспорядка не видел?» — отшутился я и, поражаясь собственной наглости, без приглашения зашел в дом. «Ладно, ждите здесь, — сказала Лариса. — Документы на кухне». С этими словами она зашла в соседнюю комнату. А через несколько секунд выскочила оттуда с криком: «Пошел вон! Я сейчас себя зарежу! Клянусь тебе, зарежу!» Я застыл на месте. У нее в руках был нож.
«Если вы что-то с собой сделаете, я тоже не смогу жить. А меня дома ждут двое детей»
— Чтобы совладать с собой, мне понадобилось несколько минут, — признается спасатель. — Такого поворота событий я совсем не ожидал. Лариса окончательно сорвалась. Ее трясло, нож в руках дрожал, глаза безумные… «Не подходи ко мне! — предупредила самоубийца. — Будет только хуже. Стой, где стоял, а еще лучше — уходи». С этими словами она надавила лезвием ножа себе на кисть. «Нет! — вскрикнул я. — Послушайте меня еще минуту, а потом делайте, что хотите!» Женщина остановилась. Я знал, что сейчас должен сказать что-то важное — и с ужасом понял, что… не могу ничего придумать. Все мои аргументы были исчерпаны. Я механически начал повторять, что все будет хорошо. А когда понял, насколько неубедительно это звучит, спросил: «Я так понял, у вас проблемы с мужем. Какие? Любую проблему ведь можно решить». Следующие десять минут мы пытались об этом поговорить. Что именно случилось, я, честно говоря, так и не понял. Похоже, речь шла о разделе имущества и о том, что супруг хочет куда-то ее выселить. «Так я знаю, что нужно делать! — воскликнул я. — Сейчас вы напишите заявление в милицию. Давайте все решать законным путем. А что самоубийство? Оно никому не поможет». Следующие пять минут я повторял эту же фразу только разными словами. «Ладно, — всхлипнула Лариса. — Дайте мне ручку и бумагу». Но когда я протянул ей найденный на столе листок бумаги, женщина порвала его в клочья: «Все это глупости! Я хочу умереть!»
С этими словами она закрыла дверь комнаты, в которой находилась. С тех пор мы разговаривали через дверь. Стало очень жарко. Посмотрев на часы, я понял, что мы сидим в доме уже минут сорок. Казалось, все это происходит не со мной. Было ощущение, что это какой-то фильм, в котором я играю главную роль.
Тем временем коллеги, увидев, что нас долго нет, сами подошли к дому. Правда, услышав, что кто-то зашел (об этом тут же дали знать висевшие на двери китайские колокольчики), женщина подняла крик: «Убирайтесь! Живой я вам не сдамся». Мы опять остались наедине. Несколько минут молчали. В доме воцарилась гробовая тишина. Слышно было только учащенное дыхание Ларисы. «Вы меня слышите?» — через несколько минут спросил я. Лариса ответила что-то невразумительное. «А у вас еще есть родственники? — поинтересовался я. — Кто-нибудь, кроме дочки и мужа?» «Была одна дочь, и той уже нет», — заплакала Лариса. «Может, внуки?» — предположил я. Не успела Лариса ответить, как опять зазвонили китайские колокольчики… В дверях появилась растерянная девочка лет тринадцати с большим портфелем. «А вы кто? — удивленно спросила она. — Где бабушка?»
Первой моей мыслью было как можно быстрее вывести ребенка из дома. Все-таки у Ларисы в руках был нож. Но потом решил поступить по-другому. «Кто там пришел?» — из-за закрытой двери спросила Лариса. «Бабушка, это я, Оля, — ответила девочка. — А почему ты плачешь?» «Солнышко, я… — по голосу было слышно, что Лариса растерялась. — Просто я очень расстроена». «Почему?» — продолжала допытываться девочка. «Я… не хочу жить! — выпалила Лариса. — Оленька, бабушке очень плохо, она больше не хочет так жить. Ты же поймешь меня, правда?» «Как это, бабушка? — изумленно воскликнула Оля. — Ты должна жить! Я же тебя люблю!» Женщина расплакалась. Даже приоткрыла дверь комнаты. «Внученька, успокойся, — сказала Лариса. — Раз ты хочешь, бабушка будет жить». Нож она все равно держала в руках. «Видите, вам есть ради кого жить! — я почувствовал, что сейчас самое время для подобных слов. — У вас есть замечательная внучка, которая вас любит. Что ей скажут, если вы перережете себе вены? Что бабушка убила сама себя?» «Нет, бабушка! — заплакала Оленька. — Не умирай. Пожалуйста…»
Прошептав Оле, что все будет хорошо, я тихонько вывел ее из дома. А сам придумал еще один, как мне показалось, безапелляционный аргумент. «Кстати, своим поступком вы сделаете больно не только внучке, — сказал. — Обо мне вы подумали? Уже час я пытаюсь отговорить вас от самоубийства. Представьте, что я буду чувствовать, если вы все-таки наложите на себя руки? Да я жить не смогу». «Глупости, — помолчав несколько минут, сказала Лариса. — Вы-то здесь при чем?» — «Теперь я чувствую за вас ответственность, — продолжал я. — Если вы что-то с собой сделаете, я тоже не смогу жить. А меня дома ждут двое маленьких детей». Я и не думал, что этот аргумент так сработает. Лариса перестала плакать. И, расспросив меня о детях, тихо сказала: «Ладно, можете уходить. Ничего я с собой не сделаю, будьте спокойны».
По словам Николая, он все еще не верил, что Лариса говорит серьезно. Поэтому какое-то время продолжал с ней разговаривать.
— Я не кричал: «Ура! Слава Богу, вы передумали», — говорит спасатель. — Наоборот, старался держаться непринужденно. Чувствовал, что так будет лучше. Нужно было, чтобы женщина думала, что сама пришла к такому решению. Видя, что к Ларисе возвращается здравый рассудок, я попросил милиционера зайти в дом. Женщина уже не кричала. «Проходите, — вяло сказала она, отложив нож в сторону. — Если бы вы знали, как я устала». На этот раз она уже не боялась и врачей. Разрешила уколоть успокоительное. В дом тут же забежала внучка с криком: «Бабушка, я так тебя люблю!» А я понял, что теперь наконец могу уйти.
— С Ларисой с тех пор не виделись?
— Нет. Но знаю, что с ней все в порядке. Это главное. Когда поздно вечером я перезвонил участковому милиционеру, он успокоил: «У нас все хорошо. Лариса дома, пьет чай. Даже улыбается». Стало так хорошо, как будто меня самого кто-то спас (смеется). Кстати, зря я ушел, отказавшись от медицинской помощи. Через несколько часов мне самому уже не помешало бы успокоительное. Ноги и руки стали ватными, учащенно забилось сердце. В таком состоянии и пришлось дежурить. К счастью, дальше обошлось без приключений. «Как-то сегодня спокойно, — удивились коллеги. — Если не считать этот случай с самоубийством, вообще без приключений». Я только улыбнулся. Мне и этих приключений хватило сполна.
4866Читайте нас в Facebook
