Александр Назаренко: «На теплоходах, где я был капитаном, Высоцкий и Влади ходили в круизы в течение десяти лет»
Капитан Назаренко — тот самый человек, который брал в круизные плавания Владимира Высоцкого и Марину Влади. Об этом уже после ухода барда из жизни Влади написала в своей книге «Владимир, или Прерванный полет»…
Александр Назаренко — из так называемой золотой когорты советских капитанов, имена которых знали не только в отечестве, но и во многих странах. Правда, судьбы мореходов складывались не безоблачно, некоторым пришлось оставить родину. Четверть века назад вынужденно эмигрировал за океан и Александр Назаренко. Недавно он впервые за эти годы побывал в Одессе. Корреспонденту «ФАКТОВ» удалось побеседовать с капитаном, которому Высоцкий посвятил песню.
«Однажды Володя зашел ко мне в гости, мы немного посидели, и Высоцкий… пропустил свой концерт в Одесском политехе»
— Мы познакомились с Владимиром Высоцким в конце 1960-х, — рассказывает Александр Назаренко. — Мосфильмовцы снимали ленту «Служили два товарища» и арендовали в Черноморском пароходстве небольшое суденышко. Тогдашний главный инженер пароходства Николай Ермошкин обратился ко мне с просьбой уделить внимание Высоцкому, игравшему роль поручика Брусенцова.
Я тогда только-только стал капитаном пассажирского теплохода «Аджария» и сделал все от меня зависящее, чтобы на должном уровне принять актера. Словом, выпивка и закуска были отменными. За столом Высоцкий задавал много вопросов, интересовался различными историями касательно морского дела. Рассказывал, что впервые побывал в Одессе в 1966-м, на съемках «Вертикали», и Черное море буквально покорило его. Мы быстро нашли точки соприкосновения, подружились.
*Владимир Высоцкий и Марина Влади в каюте капитана лайнера «Шота Руставели» Александра Назаренко (слева). 1971 год
В 1968 году произошел любопытный случай. Друзья организовали выступление Высоцкого в актовом зале Одесского политехнического института. В день концерта Володя заехал ко мне. Посидели немного, и он… опьянел. Словом, на концерт не попал. Более двух часов в зале политеха, вмещающем около 600 человек, его ожидали свыше тысячи поклонников. В тот вечер там не то что сидеть, стоять негде было! Когда просочилась информация о том, что Высоцкий «задержался» у меня, отбоя от телефонных звонков не было…
— «Благодарили»?
— Да уж! Правда, местные партийно-советские руководители были в восторге. Таким образом им удалось избежать гнева вышестоящих инстанций, откровенно недолюбливавших Высоцкого и, естественно, не одобривших бы его публичное выступление.
Мне же в тот день показалось, что Володя очень утомлен. Есть такое понятие — синдром хронической усталости, когда живешь по инерции. Соответственно, и спиртное «бьет» сильнее обычного, даже в малой дозе. Именно тогда я предложил Высоцкому сходить в круизное плавание по Крымско-Кавказской линии. За рубеж в те времена его просто-напросто не выпустили бы. С тех пор в течение почти десяти лет у меня гостили — сначала на «Аджарии», а с 1970-го на «Шота Руставели» — Владимир Высоцкий и Марина Влади. Я делал все возможное, чтобы организовать им отдых и ни в коем случае не втягивать в попойки. Правда, когда с Владимиром была Марина, он никогда не злоупотреблял алкоголем. Замечу, Влади как-то странно относилась к нашему с Володей общению. Ревностно, что ли… Вела себя со мной подчеркнуто любезно, улыбалась, хотя я не отнес бы эту «европейскую» улыбку к искреннему проявлению симпатии. Во всяком случае, мне так казалось.
Я выставлял вахту у каюты Высоцкого, распоряжался никого туда не пускать. Ведь, что греха таить, каждый второй ему говорил: «Владимир, садись, поговорим, выпьем классного коньячку…»
— Именно в этих рейсах Высоцким были написаны популярные песни «морского цикла»?
— Не скажу, что все, но многие. Возможность для этого у него была — я выделял ему каюту люкс, в которой он мог трудиться с комфортом.
Мне довелось наблюдать его за работой. Приходил к нему в гости, чему Володя, к слову, был не очень-то рад. В таких случаях я говорил, мол, посижу в уголке, отдохну после вахты. А сам потихонечку «подсматривал» за литературным процессом. Трудился он много и, я бы сказал, дотошно. Писал по нескольку вариантов одной и той же песни. Затем что-то дорабатывал. Как-то я хотел «увести» у него один из черновиков. Он разнервничался, воскликнул: «Не трогай, вот закончу, отдам тебе. А это все надо сжечь». Действительно, черновики он уничтожал. Позже признался, что у него такой «почерк» — не оставлять «грязных следов». И добавил: «Скажу честно, живется-пишется на борту этих белоснежных теплоходов просто отменно!»
«Один-два раза за рейс Высоцкий выступал перед пассажирами и экипажем»
— Высоцкий перед экипажем, пассажирами выступал?
— У нас была договоренность: один-два раза за рейс (Одесса—Батуми—Одесса) он пел в музыкальном салоне. Там собирались, естественно, все желающие. Каждое такое выступление работало на престиж судна и пароходства. Ведь Высоцкого обожала вся страна! Володя был невысокого роста, однако на сцене уже после первого аккорда казался гигантом.
Не припомню рейса, чтобы моряки не интересовались друг у друга: «Что у тебя есть из Высоцкого?» Если кто-то отвечал, мол, есть «три бобины на пять часов, запись чистая», становилось понятно — свой парень!
*Владимир Высоцкий в музыкальном салоне теплохода «Аджария». 1969 год (фото из личного альбома капитана)
Позже Высоцкий говорил на концертах: «У меня немало друзей среди моряков. Это одна из самых уважаемых мною профессий. Я часто встречаю приход кораблей моих друзей в порт. И пока разгружают сухогруз или танкер, мы „загружаемся“. Я внесен в судовую роль (документ о составе экипажа судна. — Авт.). Несколько дней сидим в каюте у моих друзей. Потом они снова уходят — несколько месяцев без берега. А я остаюсь на суше». И напевал такие строки:
Капитаны мне скажут:
«Давай не скули!»
Ну, а я не скулю — волком вою:
Вы ж не просто с собой
мои песни везли
Вы везли мою душу с собою.
— В Одессе мало кто из моряков не заслушивался песнями Высоцкого. Более того, их переписывали и передавали из рук в руки.
— Точно-точно, а годы ведь какие были! Ни тебе свободы слова, ни свободы мысли… Слушая в дальних плаваниях эти песни, моряки так и говорили, что именно они научили их воспринимать жизнь по-другому. Вспомните: «Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!» Да, из Высоцкого стремились сделать диссидента, записать его в антисоветчики, но он не был ни тем, ни другим. Просто говорил, писал правду, за что и был гоним. Кто-кто, а мы, моряки, видели своими глазами ту самую «правду», которую насильно пропагандировали в СССР касательно «загнивающего Запада». Мы ведь имели возможность — одни из немногих при тогдашней «невыездной системе» — наблюдать и сопоставлять с тем, о чем пел Высоцкий.
«Песню „Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты“ Володя посвятил мне»
— Александр Николаевич, Высоцкий действительно посвятил вам песню?
— Было дело… Сорок с лишним лет назад. В августе 1971 года в Одессе Высоцкий и Влади — мы их называли Володя и Маенька — сели на «Шота Руставели». В тот рейс ходил с нами и Зиновий Высоковский. К слову, в разное время с нами ходили Жванецкий, Карцев, Ильченко, Винокур, другие деятели искусства. Все они — профессионалы, умницы — были, увы, практически нищими людьми, хотя вполне заслуживали быть обеспеченными. Мы стремились помочь организовать их отдых…
Отличительной особенностью Высоцкого была его манера внимательно слушать собеседника. Не менее настойчиво расспрашивал он моряков об увиденном в рейсе. Однажды Володя попросил пустить его на капитанский мостик. Теплоход подходил к порту Новороссийск, ветер постепенно крепчал и достиг скорости 25 метров в секунду, на море было сильное волнение.
Швартовать судно в таких условиях крайне сложно. Да и находиться на верхней палубе небезопасно. Все перебрались в закрытую ходовую рубку, кроме Высоцкого, продолжавшего стоять рядом со мной. Помнится, Володю с головы до пят обдало цементной пылью — «донеслась» с прибрежных гор. Но он буквально впитывал капитанские команды, присматривался к действиям штурманов. Тем более что заходили мы в гавань и швартовались без лоцмана. Такое разрешалось далеко не всем, исключительно под личную ответственность капитана.
После сидели в моей каюте, и Высоцкий все расспрашивал, уточнял термины. Интересовался, часто ли приходилось «водить пароход» в подобных условиях, бывало ли что-то такое необычное.
Я рассказал ему о том, как нам довелось спасать немецкую яхту, терпящую бедствие в Тихом океане. О плавании на остров Таити и по Океании. Показал слайды из своей коллекции, открытки и фотоснимки. Говорили до пяти часов утра, а на следующий день он спел новую песню — «Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты» (позже она вошла в сборник стихов «Нерв», а затем и в собрание сочинений. — Авт.). Сказал, что посвящает ее мне. У меня по сей день хранится ее рукописный вариант: Володя написал стихи прямо на фирменном бланке нашего судна, сделал памятную надпись и еще нарисовал море, кораблик и небоскребы.
— Вам понравилась песня?
— Как говорят в Одессе: или! В ней — о той самой швартовке в Новороссийске:
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!»,
«Отдать носовые!»
И — «Буксир, подработать корму!»
Есть в песне и строки о спасении яхтсменов, но самое главное, пожалуй, что впоследствии она стала своеобразным гимном теплохода «Шота Руставели». Во всяком случае, когда мы заходили на Таити, начальник судовой рации ставил запись, и из динамиков несся неповторимый Володин голос:
Пришвартуетесь вы на Таити
И покрутите запись мою,
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою!
Замечу, специалисты не находят ошибок в профессиональной терминологии в стихах и песнях Высоцкого о море. А их более трех десятков. Горжусь, что многие были написаны Володей на борту черноморских лайнеров. Только на «Аджарии» он создал «На судне бунт, над нами чайки реют…» и «Был шторм, канаты рвали кожу с рук…». С Одессой у Высоцкого связан и кинофильм «Контрабанда», в котором он вместе с Ниной Шацкой исполняет песни «Жили-были на море» и «Сначала было слово». Моряки отсняли Высоцкого на кинокамеру, и та запись пошла в народ.
В круизе на «Аджарии» были туристы из ФРГ. Им очень понравился сервис, и они в знак благодарности подарили экипажу кинокамеру. Именно с ее помощью мы отсняли Высоцкого «в полном объеме»: на борту теплохода, в портах захода, его выступления… Запись хранилась на судне, а потом внезапно исчезла. Искали — нигде не нашли. Позже выяснилось, что пленку «увел» бывший радиооператор с чересчур развитой коммерческой жилкой. Припомнили, что он же «провернул финт» с песней «Был шторм…». Когда Высоцкий спел ее экипажу, оператор записал, сделал копии, а спустя неделю песню можно было приобрести во многих одесских пунктах звукозаписи…
Что до «морского цикла», то самая первая песня Высоцкого «Суров же ты, климат Охотский…» посвящена случаю, когда четверо моряков в открытом море сумели выжить в течение 49 дней.
В 1965 году Высоцкий написал знаменитые строки:
Корабли постоят и ложатся
на курс,
Но они возвращаются
сквозь непогоды.
Не пройдет и полгода —
и я появлюсь,
Чтобы снова уйти,
Чтобы снова уйти на полгода…
9904Читайте нас в Facebook
