«Худшее, что может случиться с врачом, — это паника»
До лета 2014 года львовяне Григорий и Богдан Троцкие вели спокойную, размеренную жизнь. У одного — жена, сыновья семи и трех лет, работа неонатологом и преподавателем во Львовском медицинском университете. У второго — любимая девушка, должности в областном центре профилактики и борьбы со СПИДом и в приватной фармацевтической компании. 1 августа 2014 года в жизнь братьев ворвалась война: они получили повестки. Уже на следующее утро оба были в военкомате.
Четыре врача, шесть медсестер и три санитара. На плечи именно этих людей легла задача за 24 часа развернуть в зоне АТО госпиталь и подготовить его к приему пациентов.
«Я говорила сыновьям: «Может, откажетесь?» А они: «Нет, мама, мы под твою юбку прятаться не будем»
— Военный госпиталь существовал только на бумаге, — вспоминает Григорий. — Часть имущества была доставлена из львовского госпиталя. Это кровати, матрасы, подушки. Медицинское оборудование — еще 70—80-х годов — в основном было непригодно, так как оно морально и физически устарело. За сутки надо было задействовать все возможные каналы помощи — волонтеров, наш медицинский университет, частные компании…
— Может, даже хорошо, что врачи сами позаботились о своем обеспечении, — вступает в разговор Богдан. — У нас появилась возможность использовать качественные медикаменты, которые, в частности, передавали украинцы, работавшие в Италии.
*По словам Григория и Богдана, в зоне боевых действий собрались те, кто чувствовал, что должен там находиться, поэтому и не было конфликтов из-за «я не буду», «я не хочу» или «это не моя обязанность». Коллеги быстро нашли друг с другом общий язык
В зоне боевых действий помогали, чем могли, и местные жители.
Братья Троцкие были мобилизованы в военный госпиталь. Григория приняли на должность врача-ординатора. Богдан, как и брат, отбывал службу в госпитале в Красноармейске (теперь это Покровск), а также был в Курахове. Именно Курахово несколько месяцев было первым пунктом, куда привозили раненых в ходе военных действий в Марьинке. Днем Богдан был терапевтом, а вечером шел помогать хирургам и анестезиологам. Организовывал рентген-обследование, брал кровь на анализ, записывал информацию о пострадавших.
В один день братья начали служить и в один день вернулись домой. Все это время — год и один месяц — близкие, сотрудники и друзья ждали Богдана и Григория. Но, конечно, больше всех переживала их мама — Станислава:
— Представьте: у вас есть только два сына и они одновременно идут в военкомат. Сначала я говорила: «Ребята, может, откажетесь?» А они мне: «Нет, мама, мы под твою юбку прятаться не будем». Помню, как мы с Богданом стояли у военкомата, смотрим: идет какой-то мужчина — в форме, с папочкой. Богдан говорит: «Наверное, тоже мобилизовали». Человек подходит ближе, и оказывается, что это наш Григорий. Так его форма изменила. Некоторые мне говорили: надо, чтобы хотя бы один сын остался дома. А я отвечала: «Нет. Пусть идут оба. Так друг за другом присматривать будут». Все-таки легче, если рядом есть родной человек.
Когда пошла их провожать и увидела на платформе весь инвентарь, ужаснулась. Не думала, что придет война и мне придется отправлять на нее своих сыновей. Ничего им не говорила, но мне было очень страшно, дома плакала не раз. И, знаете, все, что с ними там происходило, чувствовала. Почти каждый день слушаю новости, и просто сердце разрывается, когда узнаю, что опять кто-то погиб. Одна моя сотрудница все сокрушается: «Что же это такое? За кого же наши девушки замуж будут выходить?»
Военный госпиталь, в котором служили сыновья Станиславы, развернули в Красноармейске. Больные и раненые поступали из Марьинки, Песков и Авдеевки. Причем не только военнослужащие.
— У нас были привезенные волонтерами препараты от диабета или, скажем, от бронхиальной астмы, которые не использовались для военных, потому что людей с такими хроническими патологиями не мобилизуют, — рассказывает Григорий. — Поэтому появилась возможность предоставлять эти медикаменты гражданскому населению. И люди увидели, что мы пришли помогать. Они могли пообщаться, получить квалифицированную консультацию. В какой-то момент поток местных жителей увеличился настолько, что мы почувствовали: из-за этого может пострадать наша основная работа — оказание помощи военным. Поэтому вынуждены были выделить определенные часы для приема местных.
Когда спрашиваю, какие там царят настроения, Григорий задумывается.
— Люди хотят жить. Чувствовалось, что многим все равно, будет Украина или Россия, лишь бы не стреляли и был кусок хлеба. Но проукраинское население там очень активное. Оно демонстрирует свою позицию.
Наивно думать, что все хотят видеть там Украину. Однако ярко выраженные патриоты есть. И поверьте: быть патриотом в Красноармейске гораздо труднее, чем быть им во Львове.
— Город Красноармейск в то время жил в обычном ритме, — вспоминает Богдан. — Работали магазины, парикмахерские. Кафе «Советское» при декоммунизации переименовали в «Светское», и оно было открыто ежедневно.
«Каждый вечер в семь часов начинались обстрелы, а в одиннадцать поступали первые раненые»
— А что вы почувствовали, когда впервые осознали, где вы и чем занимаетесь?
— Честно говоря, попав на восток, ощутил некоторое облегчение, — продолжает Григорий. — Когда находишься в зоне АТО, понимаешь, что ты в правильном месте и занимаешься нужной работой.
Григорий убежден, что коллеги, как и он, знали, куда они едут. Это был их сознательный выбор.
— В зоне боевых действий собрались те, кто чувствовал, что должен там находиться, — считает Григорий. — Поэтому у нас не было конфликтов из-за «я не буду», «я не хочу», «это не моя обязанность». Мы нашли друг с другом общий язык. В таких условиях ощущаешь, что доверие к человеку, находящемуся рядом с тобой, должно быть стопроцентным. И это человек, на которого можно положиться. Зародившиеся там отношения продолжаются до сих пор.
— Когда вам, медикам, в Красноармейске было сложнее всего?
— В феврале 2015 года, — отвечает Григорий. И Богдан с ним согласен. — Начались события, связанные с выходом наших войск из Дебальцева. На 50 коек у нас было по 100 больных и раненых в сутки. Помогали все. Независимо от должности, специальности и воинского звания. 90 процентов воинов, которые поступали в госпиталь, были с осколочными ранениями, от мин и артиллерийских снарядов. В таком напряженном режиме мы работали около недели. Затем все шло волнами: то новые поступления, то затишье. Кроме раненых, привозили также бойцов с респираторными заболеваниями, болезнями пищеварительного тракта…
— По количеству поступавших к нам людей события в Дебальцеве можно сравнить со Скниловской трагедией во Львове, — объясняет Богдан. — 27 июля 2002 года во время авиашоу самолет упал и мгновенно появилось большое количество раненых. Мы доставляли их в больницу на Топольную. Очень много людей с различными ранениями. В этом Скнилов и Дебальцево похожи. В Дебальцеве некоторые бойцы на момент попадания в госпиталь не ели несколько дней. Поскольку тогда вся территория простреливалась, помощь не могла до них добраться и воины оставались без пищи и питья. Кто был ближе к населенным пунктам, тот мог еще что-то найти в брошенных домах или подвалах, а находившиеся дальше остались вообще без ничего. Также все нуждались в психологической помощи.
В боевых условиях специализация врача отходит на задний план, объясняет Григорий.
— Если кто-то ранен или болен и ты единственный доктор, который может помочь пациенту, никто не спрашивает, терапевт ты, педиатр или хирург. Надо принять, стабилизировать, перевязать и обезболить. Бесценный опыт, который в гражданских условиях получить невозможно. Нужно до определенного этапа уметь все. Это не значит, что каждый обязан проводить сложные операции, но перевязку и обезболивание должны делать все, не только врачи, но и фельдшера или медсестры.
— После Дебальцева было уже спокойнее?
— Спокойно не было никогда, — отвечает Богдан. — Когда меня отправили в Курахово, там каждый вечер в семь часов начинались обстрелы. В одиннадцать поступали первые раненые. Ночи казались очень долгими.
— Получается, что у террористов был свой «график»?
— Да! Среда, четверг, пятница — хуже всего. Все это продолжалось в субботу и воскресенье. А уже с понедельника стреляли поменьше.
— В зоне боевых действий надо быть готовым к тому, что 24 часа в сутки, семь дней в неделю ты оказываешь помощь, — объясняет Григорий. — Это не означает, что ты все время не спишь. Просто нужно знать, что кто-то поступит, придет и, кроме тебя, некому помочь. Такое напряжение очень истощает.
Интернет, который местный провайдер провел в госпитале, служил не только для проведения досуга и связи с близкими, он реально помогал лечить людей.
Пациентами с кардиологическими проблемами я по своей специальности не занимаюсь, а там должен был лечить. Если ситуация мне была непонятна, то снимали ЭКГ и я отправлял ее своим коллегам, уточнял все моменты. Потом ставил правильный диагноз и назначал соответствующее лечение.
В студенческие годы Григорий работал медбратом в общей реанимации, поэтому большинство патологий, с которыми ему приходилось сталкиваться в зоне боевых действий, не были для него чем-то новым.
Достаточно опыта и у Богдана. После института он работал врачом и в следственном изоляторе, и в районе — как семейный врач, был также инфекционистом.
Но после пережитого в зоне АТО у братьев-медиков есть ряд вопросов к теоретикам.
— Теперь ты берешь газету или учебник и понимаешь, что человек, который пишет, не имеет никакого представления о том, что он пишет, — рассказывает Григорий. — Все надо фильтровать. И срочно исправлять ошибки.
— На ваш взгляд, какая главная ошибка, которую может допустить доктор в условиях боевых действий?
— Худшее, что может случиться с врачом, — это паника, — подумав, говорит Григорий. — С опытом появляется определенный алгоритм и ты знаешь, что именно должен сделать вместо того, чтобы предаваться волнению. У нас эмоциональное напряжение было, но оно не выходило за рамки, чтобы мешать работе.
Прослужив год и месяц, братья Троцкие вместе демобилизовались.
Долго не отдыхали. Не прошло и недели, как мужчины вернулись к своей основной работе. Их опыт в зоне боевых действий не остался без внимания.
— В университете просят, чтобы я поделился знаниями, которые у меня есть, — говорит Григорий. — Студенты хотят практических занятий. Я учу одних, они передают другим, и приходят все новые и новые люди, потому что хотят знать. Просятся ко мне на пары. Больше всего их интересует работа с пациентами, навыки, манипуляции. Ведь шесть лет в университете они преимущественно сидели за партами и учили теорию, поэтому на интернатуре главный запрос — практика.
Григорий нашел время на осуществление давней мечты о втором высшем образовании. Он является одним из пяти ветеранов АТО, которые получили стипендии и учатся на магистерской программе по публичному администрированию в Школе управления УКУ (Украинский католический университет). А Богдан после возвращения с войны женился.
Кажется, Троцкие полностью погрузились в мирную жизнь. Чем дольше длится отпуск, тем больше они понимают, что не хотят возвращаться к спартанским условиям в зоне боевых действий. Но их формы, каски, бронежилеты и специальная обувь до сих пор в шкафах. И братья говорят: если снова надо будет ехать, поедут, потому что это их врачебный и гражданский долг.
2430Читайте нас в Facebook
