«Мы не сможем победить с тем подходом к войне, который видим сейчас», — Герой Украины Василий Бурмеч

«В анкете я написал просто — „стреляю как боженька“»

— Василий, расскажите сначала немного о себе. Где вы родились, в какой семье?

— Где родился, сказать не могу ради безопасности семьи.

Наша семья многодетная — четверо братьев и сестра. Родители сейчас на пенсии. Они простые простые люди. Всю жизнь работали.

— Как вас воспитывали?

— Разницы между детьми не было, что кто лучше, кто хуже. Родители никого особо не выделяли. У нас было очень большое хозяйство, поэтому я с детства приучен к работе.

— В школе как учились?

— Неплохо, но рос очень шебутным и озорным. За приключения наказывали, пока могли справиться, потом перестали.

Помню, когда мне было лет восемь, провожали в армию старшего брата (у нас разница в десять лет). Пока все суетились, я играл со спичками. Доигрался до того, что сжег все сено и солому. Меня так отлупили, что долго не брал в руки спички.

— Спортом занимались?

— Да. Сначала самостоятельно, затем увлекся тайским боксом. Сейчас просто поддерживаю форму. На что-то посерьезнее и времени нет, и если мне за день иногда нужно пройти 15−20 километров в полной выкладке, то уже не до спорта.

— О чем мечтали в детстве?

— Я был ярым фанатом кардиохирургов Бориса Тодурова и Николая Амосова. Мечтал стать детским врачом. Однако не пришлось. После школы учился в колледже шить женскую обувь. А вообще работал в основном на строительстве, мы делали евроремонты.

Затем наступил 2014 год. Весной-летом призвали моих двух старших братьев. Я тоже начал собирать документы, чтобы пойти в добробат, но из-за ошибки в паспорте с фамилией и датой рождения (в паспортном столе перепутали цифры) пришлось все восстанавливать, на что нужно было время. До этого в армии не служил.

Сначала должен был попасть в 72-ю бригаду, но там не было мест, сказали подождать два месяца. В этот период я сломал пальцы на руке, потому что упал с коня. Пока все это заживало, набор в эту бригаду закончился. А в 58-ю начали набирать снайперов. На тот момент достаточно было заполнить анкету и указать какие-либо личные навыки по военному делу. Я написал просто — «стреляю как боженькая».

— Достаточно самоуверенно.

— Стрелять меня научил знакомый охотник. На отборе дали попробовать. Оказалось, что у меня выходит лучше, чем у них.

— Когда и куда попали на фронт?

— Это был 2016 год. Сразу в Авдеевку на так называемую промку. На первом боевом выезде нас обстреляли из АГС. Было трое «трехсотых», в том числе я. Даже помогал выносить своего побратима, потому что не чувствовал боли.

Ранение было не тяжелым, но хлопотным — нужно было извлекать мелкие алюминиевые осколки из всего тела. Это смогли сделать только в Киеве.

Затем вернулся на фронт. Наше подразделение снайперов отправляли, пожалуй, во все бригады Сухопутных войск — в 24-ю, 53-ю, 54-ю, 56-ю. То есть повоевали почти везде на Донбассе.

Читайте также: «Нельзя вернуть человеческие жизни. Территории можно вернуть военным или политическим способом, инфраструктуру — восстановить», — Элла Либанова

— Где находились вечером 23 февраля?

— Сидели в режиме ожидания в ДАПе в составе 53-й бригады, потому что предполагался вариант наступления по трассе через Киевский район Донецка. ДАП был ничьим, вокруг стояли как наши, так и вражеские подразделения.

Утро началось, как и всюду, с ракетных обстрелов. Мы не знали, чем заняться, пока командиру взвода не позвонил Залужный: «Давай собирай своих и езжайте на Киев». Мы и поехали. Немного по Ирпеню погоняли, а затем освобождали село Мощун Бучанского района.

— Сейчас вы на каком направлении воюете?

— На Харьковском.

— Говорят, что вы легендарный снайпер?

— Можно материться? П**дят. Нельзя самого себя хвалить и ставить выше других. Настоящий снайпер должен признавать свои ошибки. Но учиться на чужих. Наши ошибки могут стоить жизни всех, кто нас окружает.

— Какие ошибки допускают снайперы?

— Большинство делают одни и те же. К примеру, когда человек в первый раз получает оружие либо уезжает на полигон, начинает фотографироваться и выкладывать все в социальные сети.

Вторая ошибка — рассказывать всем подряд «да ты знаешь, кто я?» Когда приезжает домой или по телефону разговаривает через незащищенную связь, рассказывает, где и с кем был. Человек еще не стал снайпером, это просто пока отборный стрелок, но он совершенно не контролирует ни слова, ни эмоции, и пытается всем донести, что он не такой, как другие.

Вот вы говорите, что обо мне вообще никакой информации не нашли.

— Кроме указа президента, где написано стандартно, что звание Героя Украины вы получили «за личное мужество и героизм, проявленные при защите государственного суверенитета и территориальной целостности Украины, самоотверженное служение Украинскому народу», и нескольких фраз в Википедии.

— И это за столько лет пребывания на войне. Значит, всё правильно работает.

А большинство хвастается. Есть одна девушка, которая по Киеву частенько шарилась с винтовкой, в ее TikTok более ста тысяч подписчиков. Никто не слышал, как она выполняет боевые задачи, но все знают, что она снайпер.

Читайте также: «Здесь действительно мужики с железными яйцами», — главный сержант 118-й отдельной механизированной бригады, стоящей в Роботино

— Можно хотя бы схематически описать, как вы их выполняете?

— Сначала это определение сектора и приоритетной цели. Если местность незнакомая, нужно провести доразведку, выбрать высоту, обсудить позицию и т. д. Позицию и себе, и другим выбираю я. Все зависит от калибра оружия, цели и дистанции до нее.

Идем как обычная пехота — с автоматами, в бронежилетах и касках. Плюс у нас с собой дальномер и какая-то определенная метеостанция. Так называемую кикимору я ни разу не надевал. Сливаюсь, как говорится, с природой.

Приходим на место и начинаем искать сектор для поражения. Главное — быть в безопасности и отработать должным образом.

— Вас много идет?

— Обычно два человека, то есть снайперская пара. А снайперская группа — до пяти человек. Но в наше время, когда над тобой постоянно висят FPV-дроны, передвигаться такому большому количеству не желательно. А двоим и спрятаться гораздо легче, и напарника начинаешь понимать с полуслова.

На позиции он должен меня корректировать (может поменяться направление ветра, пойти дождь, снег и т. д., плюс снайпер может не видеть, что происходит справа или слева, а у корректировщика есть подзорная труба с высокой кратностью). Если я корректирую себя сам, то его задача меня защищать.

Наши диалоги очень краткие. За столько лет мы понимаем друг друга без слов.

— На какое максимальное расстояние можете работать?

— Приблизительно на два с половиной километра.

— Это правда, что на вашем счету 400 убитых врагов?

— Это только во время полномасштабки.

— А до того сколько?

— 152. А сколько неподтвержденных, промолчу. Для того, чтобы подтвердить количество уничтоженных целей, нужно сделать видеофиксацию (я приобрел специальную военную камеру, работаю всегда с ней) или радиоперехват. Если этого нет, цель не подтверждена.

«Мы работаем без эмоций. Дошли куда-то — хорошо. Закончился бой, смогли выйти — еще лучше»

— На снайперов на любой войне всегда идет охота.

— Это правда. Но до снайперских дуэлей, чтобы друг против друга, не доходило.

К примеру, мы приезжаем туда, где работал вражеский снайпер. Нам показывают направление, где он попадал по бойцам. Сначала собираем информацию, чтобы проанализировать его работу, затем выдвигаемся на место. Но не на позицию, где были «трехсотые» и «двухсотые», а где-то в сторону, вперед, назад. И уж там его ждем. Таким образом мы их немного наловили.

Москалям выдавали СВДшки (снайперская винтовка Драгунова) или ORSIS T-5000 (высокоточная снайперская винтовка), с которыми они бегают. Но дело в том, что, если тебе дали оружие, это еще не значит, что ты снайпер.

Безусловно, врага нельзя недооценивать, но их подготовка желает лучшего. Они работают на очень коротких дистанциях — до 400 метров, и обычно по нашей пехоте.

Дроны помогают нам видеть, как они передвигаются с винтовками. Но за таким снайпером легче отправить FPV-дрон, чтобы его уничтожить, чем группу. Потому что для опытной группы, работающей десять лет, какой-то бурят из тайги, который всего три дня стреляет, это нецелесообразность использования. Это то же самое, что из HIMARS стрелять по стае голубей.

Читайте также: «Если Украина проиграет эту войну, нам устроят геноцид. Причем резать будут всех», — военный аналитик Петр Черник

— Когда-то прочла книгу «Американский снайпер». Это воспоминания Криса Кайла, признанного самым успешным снайпером в военной истории США. Он много пишет, что сложнее всего в вашей работе это часами ждать, когда пошевелиться нельзя. А для вас что сложнее всего?

— Да можно и шевелиться, если правильно подготовленная позиция. Я с одной позиции в 2018 году работал девять месяцев.

— Ого!

— И никто не знал. У меня тогда было, кажется, 28 подтвержденных.

— А что такое правильно подготовленная позиция?

— Это когда ты приходишь на позицию, производишь выстрел и уходишь, и о тебе никто даже не догадывается.

Когда в окрестностях Бахмута шли бои, мы с напарником в течение четырех суток уничтожали из винтовок вражеские штурмовые группы. Я из дневной оптики произвел 96 выстрелов, а из ночной 58. Мы не позволяли им ни подойти, ни выйти, ни закрепиться. Они танками и минометами работали по соседним зданиям, засыпали их «Градами» — разнесли все вокруг, кроме нашей позиции, потому что она была правильно выбрана и подготовлена.

Поэтому ждать два-три часа по сравнению, например, с одиннадцатью сутками, это мелочи.

— Это байка, что иногда в памперсах работаете?

— Один боец нашего подразделения пробовал. Но когда ты сознательный взрослый человек, заставить себя сходить в туалет таким образом очень непросто. Потому мы не пользуемся. Все потребности заранее обдумываем и планируем.

Что касается пищи и воды. В холодное время пьем кофе, какао или горячий шоколад — то, что согревает. Чистую воду стараемся пить мало, чтобы снизить отвлечение на эти походы в туалет. Берем с собой буквально пару бутылок.

Еда вся сухая. Это мясные снеки, соленые крекеры (соль требуется, чтобы при низких температурах в организме не снижался уровень йода) и т. д. Что-то то, что можно долго жевать и что притупляет чувство голода. Еще берем мед. Но все по минималке.

— Вы курите?

— Уже нет. А до этого курил на позиции, и мне было все равно.

— А как ребята выкручиваются?

— Очень легко. Можно фильтр от сигареты положить себе за щеку. Некоторые используют снюс. Гадость еще та.

— Что делаете, чтобы не заснуть?

— Употребляем энергетические жвачки и батончики, пьем энергетические напитки.

А когда работаем, то уже все идет на адреналине. При выбросе адреналина не чувствуется ни холод, ни тепло, ни боль — ничего.

Читайте также: «У нас ощущение холодного упрямства от безысходности», — боец с позывным «Душегуб», два года воюющий на «нуле»

— В каких случаях говорите что-то вроде «вот я сегодня неплохо поработал, я молодец» или «я сегодня проворонил»?

— Вообще таких случаев не помню, чтобы мы сами себя хвалили. У нас строгая самодисциплина и холодная голова. Мы работаем без чувств. Дошли куда-то — хорошо. Закончился бой, смогли выйти — еще лучше.

— Вы полный кавалер ордена «За мужество» и Герой Украины. За какие подвиги вас наградили?

— За результат ряда выполненных миссий. Я несколько раз в разные периоды прошел Бахмут, потом были бои за Красную Гору, Пречистовку, Ягодное, освобождение Херсона (мы же туда первые заходили, меня из багги на радостях так вытаскивали, что аж курточку порвали), снова Киевщина, Новая Басань, Кременские леса.

Просто в один момент старшие командиры заинтересовались, сколько докладов я сделал за все время, сколько спланировано миссий и операций, в которых я участвовал, сколько осуществлено выходов и уничтожено целей. Кстати, все задачи были выполнены так, что даже ни одного «трехсотого» не было.

И вот они начали собирать информацию и насчитали какое-то количество уничтоженных врагов. Я их считал до полномасштабного вторжения. Потому что тогда это было интересно. Теперь не считаю.

— С каким оружием вы работаете?

— У меня четыре единицы американского оружия и одна канадская.

— Это лучшее оружие?

— Для меня самое лучше. Потому что оно мое. Отношение к оружию как к любимому человеку.

— Какой у вас позывной?

— Я очень хитрый человек. У меня его нет. Несколько случаев подтвердили, что это правильно.

Это было еще до полномасштабной войны. Знакомые побратимы передали, что там-то враги ходят просто открыто. Мы приезжали на позицию — они прекращали движение. То есть их кто предупреждал, что будет работать снайпер. Поэтому я на одной позиции представлялся: «Позывной «Рубин». На второй «Янтарь», на третьей «Алмаз».

У нас была рация, подключенная к россиянам. Мы по радиоперехвату слышали, как их предупреждали: «Всем внимание, заехал «Янтарь». И я такой — где я это говорил? Так, на той позиции. Так мы вычислили, кто из наших сдает нас.

— В отпуске бываете?

— Иногда бываю. Скажу, что нас раздражает то, что происходит в тылу. Я очень хорошо помню Киев в начале полномасштабного наступления. Когда все, видя людей в форме, были готовы нам ботинки целовать. Не могу вспомнить название ресторана, из которого нам привозили еду. Они всех пытались накормить.

А сейчас шарахаются от военных. Либо ты ТЦКшник, либо какой-то непонятный тип с ПТСР. Военный приезжает домой. Его могут ранить или застрелить, потому что он не уступил дорогу какому-то типу на крузаке. Или избить, поджечь ему автомобиль. Случаев сотни.

Например, в Харьковской области ребята, выезжая с позиций, не надевают форму. Потому что как только вблизи города видят скопления военных автомобилей, то гарантию даю, что в течение недели-двух туда прилетит ракета или «шахед».

Читайте также: «Некоторые уже воспринимают войну, как песок в постельном белье, который мешает спать и спокойно жить», — писатель Артем Чех

«На фронте сейчас все идет кувырком, несогласованно и безответственно»

— Какие картинки этой войны будете помнить всю жизнь?

— Плохие моменты не запоминаю, хотя имею фотографическую память. Научился контролировать себя в этом смысле. А хорошие моменты помню.

Это подарок, который мне сделали на тридцатилетие. Я очень люблю собак, особенно ротвейлеров. У меня к ним свои чувства. И вот получил щенка ротвейлера. Мы вместе уже пять лет. Он вырос в очень большом коллективе военных.

Это когда мы вывозили «трехсотых» из Бахмута. Мост был разрушен, поэтому мы под плотными обстрелами поехали танковой директрисой. Не думал, что моя машина, да еще и с людьми, сможет переплыть речку Бахмутку.

Это, безусловно, знакомство с любимой.

Одна из картинок это Кременный лес. После артобстрела были разнесены все наши позиции. А мы с ребятами лазили рядом по лесам. Услышали, что нужна помощь, и пошли туда. Правда, зашли немного в тыл врага, поэтому вернулись назад. И вот увидели, что на позиции сидят какие-то деды. Настолько старые, что я даже подумал: может, они тот лес и сажали. Хотя это не были местные жители, просто пожилые мужики, пришедшие на войну. Вся молодежь, которая там была, отступила, потому что испугалась. А они нет.

Один дедушка был настолько уматовым. Он до сих пор, кажется, служит. Рассказал, что жена у него давно умерла. «Я всю жизнь прожил в селе, мира не видел, а тут с ребятами повеселее». Он сказал дочери, которая живет где-то на Западе, что получил повестку. Та отправила ему 20 тысяч долларов для того, чтобы он откупился, а он купил на них снаряжение, тепловизоры, ночники, спальники. А дочери жаловался, что в военкомате деньги взяли и ничего не сделали. Когда она предложила обратиться в суд, ответил, что «это коррупция — нас всех посадят». Теперь воюет наравне со всеми.

Кстати, мы под Киевом часто встречали дедушек, которые ходили со своими винтовками, стреляли одного-двух москаликов, прятали оружие где-то в деревьях и шли домой спокойно спать.

А ситуация, когда мы должны в Мощун заходить? Сидели как раз на краю села, налетела авиация и разнесла все наши позиции. Выкосило абсолютно все деревья. Вот ты вылезаешь из какой-то ямки, поднимаешь глаза, а вокруг тебя три-четыре НУРСа (наземный управляемый реактивный снаряд) застряли прямо в песке и не разорвались.

То есть рассказывать можно долго о том, где и с кем я был и чем занимался. Мне предлагали в фильме сняться. Я отказался.

— Почему?

— Не хочу. Хочу только тишины, мира и покоя.

— Плакали на войне?

— Ни разу.

— Вы какой-то железный человек.

— Абсолютно полный нейтралитет ко всему происходящему. Как это называется в народе? Пох*изм. Эмоции всегда мешают. Поэтому самоподготовка, саморазвитие, самосовершенствование. Представьте, например, врача, у которого дрожат руки при пересадке сердца. Это то же самое.

— Что чувствует человек, когда его награждают самой высокой наградой страны?

— Стыд. Перед тысячами ребят, которые ее тоже заслуживают. Я не хотел эту награду.

— Когда-то этот ужас закончится, надеюсь. Чем будете заниматься после войны?

— Еще не знаю. В первую очередь хочу обеспечить будущую семью домом. Я очень люблю собак. В квартире их содержать сложно. Потому хочу построить жилье, а потом уже все остальные дела.

— Будете продолжать военную карьеру?

— Вообще не хочу, хотя предлагают. Из всех вариантов могу быть только инструктором. А вообще лучшее, что я делаю, это готовлю. Мне все равно что, потому что люблю этим заниматься. У меня очень вкусное мясо выходит.

Читайте также: «Мечтаю после войны вступить в консерваторию», — боец с позывным «Космос»

В конце скажу о том, что у меня болит. Мы не сможем победить с тем планированием, с тем подходом к войне, какой видим сейчас. Все идет кувырком, беспорядочно и безответственно. Командиры думают скорее о собственной выгоде, чем о сохранении жизни подчиненных. Случаев слишком много.

Что касается тыла, нас очень возмущает, когда работники ТЦК и МСЭК берут деньги за откуп от мобилизации. Вообще, такой коррупции, причем на самом высоком уровне, в Украине никогда не было. Ворует каждый чиновник. Мы иногда смотрим новости, как поймали какого-то прокурора, главу ТЦК, военкома, у которых нашли просто сумасшедшие деньги под матрасом. Откуда у них это все?

В стране до сих пор нет завода по изготовлению патронов. Куда делось западное вооружение? Фронт получает не все, что нам предоставляют. Где наши HIMARS, Patriot, Bayraktar, F-16?

Это ведь не новость, что Министерство обороны закупает дроны у компании, связанной с народным депутатом. Вообще то, что депутаты начали совать свои носы в военное дело, а война стала политикой, ни к чему хорошему не приведет.

На войне зарабатывают сумасшедшие деньги. У меня есть знакомые энтузиасты, которые изготовили ничем не худшие, чем российские (кстати, их вооружение очень простое и дешевое, но оно работает), беспилотные летательные аппараты. Себестоимость их дрона 300 долларов. Однако им заявили: «Хорошо, мы у вас будем покупать их по 300 долларов, а в бумагах будете писать 1100». Ребята согласились, но поставили условие, чтобы им тогда за дрон платили 500 долларов, чтобы было что вкладывать в развитие. Но им не разрешили.

Иногда человеческий цинизм просто зашкаливает. 24 декабря во Львове прощались с четырьмя защитниками — Иваном Андреивым, Юрием Попиком, Виталием Кришталем и Ярославом Семчишиным. Шла похоронная процессия, вокруг людей почти не было. А через полчаса по этой самой улице веселая толпа понесла рождественскую звезду. У людей начался праздник.

Читайте также: «Мы отдаем жизнь за будущее наших детей. Однако таких, как мы, уже почти нет. Мы заканчиваемся, к сожалению», — подполковник ГУР Андрей Савенко

Я после ранения сильно похудел, килограммов на 16. Прошел реабилитацию и приехал домой. Когда меня спросили: «Ты такой худой, что ты там ешь?», не выдержал: «То же, что и ты, только на полведра меньше».

Они сидят в тишине, но им почему-то так тяжело живется. Раздражают вопрос «когда это все закончится?» Всегда говорю: «А что ты сделал для того, чтобы оно закончилось?» — «Ничего». — «Так какая тебе разница, когда это закончится?»

Плохо, что в армию никто уже не хочет идти. В начале полномасштабки люди возвращались из-за границы, возле военкоматов стояли очереди, организовывали какие-то подразделения. Теперь вы видите, как идет мобилизация. Мы сами это сделали. Своими руками.

Когда-то разговаривали с командирами на эту тему. Спросил: «А что ты дашь этому человеку? Уверенность в завтрашнем дне? Нет».

Расскажу об одном случае. Ребят загоняли на «ноль». У них был толковый командир группы, который сказал ротному: «Нас там всех убьют». А тот ответил: «Да мне по**й на вас, завтра новых пришлют». Так он решает судьбу людей. Ему главное, чтобы задача была выполнена и чтобы премию дали.

Помню, как перед штурмом Кременной приехал некий генерал. Меня всегда приглашают на планирование. Я выслушал их план и в конце сказал: «Ребята, вам всем п**да, вы же все умрете». Меня комбриг похлопал по плечу: «Молчи». — «Так и будет».

Утром штурм, люди без подготовки, не знают, куда ехать, с кем взаимодействовать, где ЛБЗ. Короче, ужас. Мы встретили группы, которые шли в другом направлении. Я им говорю: «Линия разграничения там». Они в том лесу блукают, не знают ни троп, ни направления — ничего.

Читайте также: «Все, кто зарабатывает на войне, хуже россиян», — бывший мэр Умани Александр Цебрий, воюющий на «нуле»

Это было как раз перед Пасхой. На следующий день приехал этот генерал, дал командиру батальона паску со словами «Христос воскрес», больше мы его не видели. А у того командира половина пацанов «двухсотые». Мы потом с ребятами ходили ночью, искали тела и вывозили их, потому что нужно хоть что-то вернуть родным.

Часто объясняю офицерам, что люди не будут идти к тому командиру, в котором не уверены. Каждому подразделению требуется лидер. Я очень хорошо знал Дмитрия Коцюбайло, мы дружили с ним и работали вместе. Он являлся лидером «Правого сектора». Люди за такими готовы были идти босые. Высокий авторитет у командира «Азова» Дениса Прокопенко («Рэдис»). Однако сейчас могу назвать кучу командиров, которым на личный состав нас**ть. Тот, кто не несет ответственности за своих бойцов, — командир чисто на бумаге.

Когда-то мне один кричал: «Я офицер. Я тебя разжалую». Ответил: «Я простой солдат. Куда ты меня разжалуешь? Ты думаешь, что-то поменяется, если ты вынесешь выговор мне и меня лишат премиальных выплат? Ничего не поменяется. Я как лазил с винтовкой по полям, так и буду лазить. Как стрелял русню, так и буду стрелять».

Помню, заменили одного комбата. Ребята говорят: «Это настолько тупой кабинетный идиот, с ним вообще не о чем разговаривать. Подсказываем ему, что нужно делать так и так, потому что мы уже шесть лет на войне. А он: «Да мне пофиг, я четыре года в академии учился».

Как говорил мой покойный друг, бывший мэр Умани Саша Цебрий, «наши пи**расы отличаются от русских только тем, что те не носят вышиванку». Мы как раз были на Угледарском направлении и я ему пристреливал пулеметы. Мы же из одной бригады с ним. Он во 2-м стрелковом батальоне служил, а я в отдельном взводе снайперов.

— Он был очень классный, все об этом говорят. К сожалению, гибнут лучшие.

— Потому и говорю, что я не самый лучший. Есть еще лучше.

Читайте также: «Война закончится не какими-то громкими взрывами. Однажды россияне просто пойдут», — капеллан Василий Иванюк

1600

Читайте нас в Facebook