«здравствуйте! Я еще живой! « — говорю я медикам, а те смотрят на меня, как на пришельца с того света», -
Вот уже тридцать лет в июне в семье Головко из Мариуполя Донецкой области отмечают необычную и памятную дату — отмену смертного приговора главе семейства — Василию Григорьевичу. По прогнозам медиков Донецкого онкологического центра, безнадежно больной пациент должен был уйти в мир иной примерно через шесть месяцев после ампутации ноги, пораженной саркомой. Рокового часа ожидал в июне 1978 года. «Рак — это еще не приговор!» — не согласился тогда 40-летний мужчина и доказал это своей жизнью.
«Срочно будем ампутировать ногу, на раздумье даем вам ночь… »
У Василия Григорьевича типичная биография рабочего парня из Мариуполя: армия, завод, вечерняя школа, учеба в техникуме. Работал в секретных цехах «оборонки» бывшего «Ждановтяжмаша». Не понаслышке знает о первых космических стартах. А когда в 1962 году разгорелся Карибский кризис, поставивший мир на грань третьей мировой (но уже термоядерной) войны, полгода нес трудовую вахту у дымящейся, охлаждаемой жидким азотом межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) с ядерной боеголовкой огромной мощности. Естественно, ракеты, нацеленной на США, как тогда говорили, «мирового агрессора и жандарма».
Василий Григорьевич и его верная спутница жизни — обаятельная и скромная Лидия Захаровна — не могут забыть события 30-летней давности. Тогда, в 1977 году, на молодую семью, уже имевшую двух деток-дошколят как гром с ясного неба обрушилось горе.
— Свадьбу с Лидой мы сыграли в 1961 году, — рассказывает Василий Головко. — Родили двоих сыновей — Игоря и Сашу. Но до этого, еще во время службы в армии, я получил травму ноги. На учениях под Полтавой оборвался крюк у военной машины, которой мы пытались вытянуть БТР. Ударом троса меня сбило с ног. Перелома не было, но я попал в госпиталь… Все вроде обошлось, но спустя годы, 23 февраля 1977-го, наш бригадир пострадал при схожих обстоятельствах — оборвался трос, и связка из металлоконструкций (весом почти полтонны) травмировала ему бедро и ступню. Слава Богу, бригадир остался жив. Но я тогда пережил такой психологический стресс, что к концу смены уже не мог работать. У меня начались гипертонические приступы, потом отказала травмированная в армии нога, и я практически перестал ходить.
Позже врачи объяснили, что стресс послужил толчком к серьезному онкологическому заболеванию. С диагнозом костная саркома ноги я попал в Донецкий онкологический центр. По сути, мне вынесли смертный приговор с отсрочкой примерно на шесть месяцев. При этой форме рака метастазы быстро проникают в органы человека.
Врачи, увидев снимки моей ноги, засуетились — для них я был интересный экземпляр. Сразу потребовали: «Ложитесь в больницу и готовьтесь к операции! Срочно будем ампутировать ногу!» «Ребята, — говорю им, — да я же только на консультацию приехал, а вы сразу — операция! Может, в Харьков, в Киев надо поехать и обследоваться?» Но ответ был резким и однозначным: «Мы ошибаемся редко! На раздумья даем вам ночь»… Хочу сказать огромное спасибо доктору Владимиру Григорьевичу Гирко, который тогда сказал мне: «То, что ты останешься без ноги, — это стопроцентно. На твое спасение мало шансов, но надежда есть!» Сердце мое будто остановилось, и после бессонной ночи я решил: «Либо пан, либо пропал».
Утром ни свет ни заря я сказал доктору Гирко о своем согласии на операцию, но попросил, чтобы со мной в палате постоянно находилась жена… Седьмого декабря 1977 года я проснулся после наркоза и пощупал под одеялом место, где должна быть нога… Приехала Лида, моя жена. В коридоре один из врачей-онкологов (пациенты называли его Борманом) «утешил» мою супругу: «Ваш муж обязательно умрет. С таким диагнозом и после такой операции живут не больше шести месяцев». После этих слов Лида потеряла сознание и рухнула на пол. Ее вынесли на улицу, на свежий воздух и привели в чувство.
«Я уже и место выбрал себе на кладбище»
— Доктор Гирко меня поддерживал: «Не хандрить! Живи, Василий Григорьевич, как ты и раньше жил. Не ходи туда, где грустно, постарайся также реже бывать в местах, где очень весело», — продолжает собеседник. — Я его откровенно спрашивал: «Сколько мне осталось жить?» «В моей практике был случай, когда человек с таким диагнозом прожил 13 лет», — дипломатично отвечал доктор.
Я уже и место на кладбище выбрал, где буду лежать… Но старшенький сыночек Игорек только в первый класс пошел, младшенькому Саше — пять лет. Так захотелось жить, поднимать на ноги детей — всем смертям назло!
А вот сейчас уже добираюсь до 70-летнего юбилея, осталось чуть-чуть — 6 августа. После этого, по народным поверьям, человек будет жить еще долго. (Смеется. )
— Как врачи отнеслись к вашему «воскрешению»?
— Когда приезжаю в Донецк на консультации и обследования, доктора смотрят на меня, как на пришельца с того света. Такого, мол, не может быть! Я улыбаюсь и говорю им: «Не смотрите на меня, как на инопланетянина. Я живой и буду жить!»
Помню, заболел у меня желудок. Обратился к врачам. Те хором: «Этого и следовало ожидать — пошли метастазы. У вас рак желудка!» Появились признаки бронхиальной астмы: «У вас рак легких», — объясняют. Диагноз рак позвоночника мне тоже ставили. Поэтому стараюсь реже показываться на глаза специалистам-онкологам. А когда прихожу в больницу, всегда бодро говорю: «Здравствуйте! Я еще живой!»
Вы знаете, когда находишься на грани между жизнью и смертью, происходит переоценка ценностей, меняется восприятие окружающего мира. На траву, деревья, людей начинаешь смотреть по-другому. До этого я не замечал, какой прекрасный мир окружает нас. В нашем довольно грязном городе любовался каждой травиночкой. Каждая капелька росы на ней — это чудо природы! Раньше залетит, например, в окно пчела, хлопнул ее газетой, и все. А теперь посажу ее на листик бумаги и выпущу на волю. Как-то в «ФАКТАХ» прочитал публикацию о Светлане Лазаревой из Севастополя, которая после смертного приговора медиков увидела мир совсем другим. Эта статья тоже укрепила меня в мысли, что надо стремиться жить и радоваться всему, что нас окружает.
«Борода — это мой талисман»
— Василий Григорьевич, знаю, после операции вы отрастили себе бороду…
— Когда я начал задумываться о смысле жизни, обратил внимание, что лики всех святых на иконах — с бородой. Сразу подумал: а может, это природой предписано человеку — носить бороду? Ведь святые отцы жили 300 и больше лет.
И решил: если суждено умирать — зачем бриться. Через месяц после операции побрился последний раз и отпустил бороду. Многие знакомые недоумевали: «Вася, зачем ты себя уродуешь под древнего старца?!» Но я отвечал: «Я так решил». Правда, зарок не бриться давал себе на пять лет — время, которое надеялся прожить. Срок вышел, и я стал только подстригать окладистую бороду. Это мой талисман.
— Поделитесь секретами, как вам удалось побороть смертельный недуг?
— Надо больше двигаться! Жизнь — это движение. Я не придерживаюсь никаких специальных диет, ограничений в еде. Да мы с Лидией Захаровной и не можем себе многого позволить при общей пенсии в 1200 гривен (600 гривен у нее, столько же — у меня). Половина этой суммы уходит на бензин для моего старенького «жигуленка», четвертая часть — на коммунальные услуги, и лишь 300 гривен — на питание. Без машины мне никуда. В автобус или троллейбус забраться не могу — высокие ступеньки.
Выручает и дачный участок за городом. Каждое утро с женой выезжаем на свои «сотки», и я чувствую, что при деле, занят полезной работой. Сейчас увлекся разведением вешенки на деревянных поленьях. Надеюсь, что уже в августе, на свой официальный день рождения, попотчую гостей фирменным грибным шашлыком. А если бы лежал и охал в квартире — пришел бы конец. Не скрою, что трудно на костылях подниматься по лестнице на пятый этаж — лифт в доме уже четыре года не работает. На лестничной площадке третьего этажа оборудовал себе «остановочный пункт» — деревянный топчан. Присяду, отдохну, переведу дыхание — и опять поднимаюсь, ступенька за ступенькой.
Я был на приеме у городского головы Юрия Хотлубея. Он поручил одному из руководителей до конца года восстановить лифт в нашем доме по улице Зелинского, 53. Но до конца года осталось почти 200 дней. А в моем возрасте, на одной ноге, с костылями, утром и вечером прыгать по лестничным маршам на пятый этаж — это адское мучение. От чрезмерных нагрузок и единственная нога начинает отказывать. Я так и сказал нашему мэру: если отремонтируете лифт, повешу в квартире ваш портрет и буду молиться о вашем здоровье и здоровье ваших близких.
— Василий Григорьевич, что бы вы посоветовали людям, которых постигла такая же беда — онкозаболевание?
— Прежде всего, держать себя в руках. В онкологическом отделении больницы я сразу замечаю людей, которые пришли сюда в первый раз. Они со страхом открывают дверь и с ужасом переступают порог. Поверьте мне как онкобольному с тридцатилетним стажем: такой человек убивает себя собственным страхом и обреченностью. Ведь бытует мнение: диагноз рак — это конец, приговор. Надо сразу настроить себя на лучшее, укрепиться в мысли, что все будет хорошо. А главное, постараться быть добрее. Злость и обида на людей и окружающий мир становятся самым сильным союзником рака.
902
Читайте нас в Facebook
