Бродя вчера по бесконечным просторам интернета, встретил вдруг знакомые стихотворные строки — и меня словно током пронзило. Надо же, те самые, из моего далекого детства, давно забытые стихи. Незабываемые стихи.

Человеку надо мало:

Чтоб искал и находил.

Чтоб имелось для начала

Друг — один и враг — один…

Как-то вдруг сразу всё вспомнилось. Узкое закулисье знакомой школьной сцены. Приглушённый гул голосов учителей, воспитателей и воспитанников нашего 3-го киевского интерната, собравшихся в не очень большом актовом зале. Предновогодний концерт, организованный нашими же силами. И я за кулисами — в ожидании своего выхода со стихотворением Роберта Рождественского, давно заученным наизусть, но всё равно записанном на маленьком клочке бумаги и зажатом в так вспотевшей от волнения руке, что чернильные строчки размазались, наползая одна на другую.

Человеку надо мало:

Чтоб тропинка вдаль вела,

Чтоб жила на свете мама —

Сколько нужно ей, жила…

В этом месте я всегда сбивался. Понимал, что не было в стихотворении слов более важных, чем эти. Но всё равно каждый раз сбивался, отвлекаясь на мысли о том, что у большинства сидящих в зале ребят, как и у меня, мамы давно уже не было. А некоторые и вовсе никогда своих родителей даже не видели.

Когда воспитатели предложили некоторым из нас выступить на школьном концерте со стихами, закралась поначалу коварная мысль: а не почитать ли свои ''произведения''? У нас многие ребята писали стихи. И поскольку телевизор тогда на всю школу был всего один, да и то не всегда разрешали его смотреть, а заняться чем-то интересным хотелось, то среди воспитанников нередкими были литературные соревнования, которые мы сами устраивали между собой, оставаясь после уроков в классе и начиная читать вслух стихи собственного написания. Причём, читали громко и немножко нараспев, как это обычно делали настоящие поэты. Такие, как Андрей Вознесенский или Бэлла Ахмадулина, или Роберт Рождественский. Вживую мы их, конечно, никогда, не слышали, но по тому самому телевизору порой показывали ''поэтические вечера'', на которых выступали наши кумиры. И нам так хотелось быть на них похожими!.. Я даже специально ходил в кружок юнкоров (юных корреспондентов) при киевском Дворце пионеров и школьников на площади Славы, где нас не столько учили что-то писать, сколько умели внимательно слушать, чего мы там ''насочиняли''… И вовремя подсказывать какие-то умные вещи.

Человеку надо мало:

После грома тишину.

Голубой клочок тумана.

Жизнь одну. И смерть — одну.

Утром свежую газету —

С человечеством родство.

И всего одну планету —

Землю! Только и всего.

Мы были по-настоящему счастливыми детьми. Это сейчас, с высоты прожитых лет, я не очень понимаю, в чем заключалось наше сиротское счастье. А тогда у нас для этого было всё — крыша над головой, добрые и внимательные учителя и воспитатели, друзья, с которыми всегда было интересно, потому что они, как и ты, читали тысячи книг и увлекались множеством интереснейших занятий. У нас не было своих квартир, у многих не было родителей, у нас не было гаджетов, айпадов, крутых ''прикидов'', возможности бывать за границей и даже возможности по большим праздникам попробовать кусочек ''Киевского'' торта. Но зато у нас было всё остальное — чего ни за какие деньги не купишь. И ещё у нас были ТАКИЕ мечты!.. Сейчас ТАК уже не мечтают.

И межзвёздную дорогу,

И мечту о скоростях.

Это, в сущности, немного.

Это, в общем-то, пустяк.

Невеликая награда.

Невысокий пьедестал.

Человеку мало надо.

Лишь бы дома кто-то ждал…

Когда я закончил читать стихотворение, в зале стояла тишина. Никто не аплодировал. Воспитательницы и девчонки плакали. Мальчишки громко шмыгали носами, делая вид, что они по-мужски не могут себе такого позволить. А я плакал вместе с девчонками. И мне ни чуточки не было стыдно. А чего тут стыдиться? Мы ведь все из одного теста были вылеплены…

Эту фарфоровую пару всемирно известной датской мануфактуры мне не так давно привезли из Испании. Босоногий пастушок напомнил мне одну короткую притчу об императоре, который, переживая затянувшуюся хандру, услышал от придворных лекарей совет: нужно найти рубашку счастливого человека — и положить под императорскую подушку. Тогда всё, как рукой, снимет. Искать счастливого человека гонцам пришлось долго. У каждого встречного находились какие-то веские причины, не позволявшие назвать себя счастливым. И вот встретился им пастушок. И был он абсолютно счастливым. Только на просьбу продать императорским гонцам свою рубашку он ответил отказом. Извините, говорит, но у меня даже ни одной приличной рубашки нету.

- И ты считаешь себя счастливым?

- Да. И каждый день благодарю Господа за всё…

Всем сегодняшним именинникам позвольте по традиции пожелать добра и счастья. Настоящего человеческого счастья. Да и всем не именинникам того же.