Иван Марчук: «Украинский пейзаж — это рай. Мы живем в раю. Только сами превращаем его в пекло»
Гениальному украинскому художнику Ивану Марчуку исполнилось 85 лет! Мастер до сих пор полон идей и продолжает работать. Накануне юбилея в Музее истории Киева открылась большая выставка Марчука «Я ЕСМЬ», в которой собраны картины из личной коллекции художника, музеев и частных хранилищ.
По рейтинговому опросу в Великобритании Иван Марчук — единственный из наших соотечественников — вошел в число ста ныне живущих гениев мира. Итальянские академики назвали художника «маэстро, который написал красивейшую страницу в истории современного искусства». Его именная звезда светит в космосе в созвездии Тельца. А сам Иван Степанович говорит, что талант его из родной Москаливки — маленького села на Тернопольщине, где родился художник. Оттуда, из детства, и неповторимый марчуковский «плентанизм» (название стилю дал сам художник от слова «пльонтати» — плести).
Иван Степанович последние годы работает в основном в Каневе, в своем доме с видом на Днепр. Мастер уже не дает интервью. Не сделал исключения даже для «ФАКТОВ» — издания, с которым его связывают долгие годы дружбы. Кстати, в коллекции главного редактора Александра Швеца находятся одни из самых известных работ мастера.
«ФАКТЫ» собрали самые яркие эпизоды из интервью разных лет великого художника нашей газете, присоединяясь к поздравлениям с его юбилеем.
«Лазил на высоченные деревья и доставал яйца из вороньих гнезд, чтобы потом в девчат кидать»
— В моей семье дни рождения никогда не праздновали, — рассказывал Иван Марчук. — И подарков не дарили. В селе была бедность страшная… Я потихоньку таскал из сарая куриные яйца, по одному, и прятал их в кукурузе. Когда наберется с десяток, бегу в магазин и вымениваю на них конфету или пряник. Вот это был праздник! Но не так уж много было у нас кур, и не слишком часто они неслись… Лошади не было, а без нее как зерно на мельницу в соседнее село свезешь? Мололи дома. Мука была не белая, а какая-то розоватая. Сам ее молол на жерновах.
Я был вреднющий ребенок, сорвиголова. Лазил на высоченные деревья и доставал яйца из вороньих гнезд, чтобы потом в девчат кидать…
Мама и три сестры Марчука пряли, плели корзинки из лозы, а отец был лучшим ткачом на всю округу.
— Нитка жила в нашей хате. И если бы не она, может, я стал бы совсем другим художником, — говорит Иван Марчук и вспоминает, как его отец делал березовые кресты, которые ставили погибшим хлопцам из УПА, и вся семья боялась за его жизнь. — Если бы, не дай Бог, энкавэдисты увидели на подворье березовую щепку, нас бы не пощадили. Я это хорошо помню: ночью приходят наши хлопцы, а наутро являются энкавэдисты и свои порядки наводят. Отца они таскали, допытывались про его брата (тот ушел в лес и сгинул бесследно). И когда больной отец лежал на печи, мы, дети, накрывали его своими телами — прятали.
Тяга к живописи проявилась у маленького Ивана рано. Свои первые детские рисунки он наносил на обрывки бумаги. Красок не было, поэтому в ход шли сок и цветы растений — зеленые, желтые, красные. Найти даже простой карандашик для мальчика тогда было проблемой, а чернильная авторучка вообще казалась чудом. В седьмом классе Марчук написал портрет Тараса Шевченко, который взяли на районную выставку. После этого он уже не расставался с карандашом и бумагой, изображая родителей, сестер, соседей, деревья, цветы.
Читайте также: Мои новые картины очень отличаются от всего, что я делал раньше, — Иван Марчук
— Самым счастливым в жизни был момент, когда я узнал, что поступил во Львовское училище прикладного искусства, — вспоминал Иван Степанович. — В тот день радовался безмерно: я стану художником! Помню, тогда уже мог даже приехать домой на своей «машине» — велосипеде. Еще и шляпу купил! «Мама, — говорю, — я поступил учиться…» Она лишь спросила, сколько буду учиться. Шесть лет, говорю. «Боже, ти вже стільки вчився! Краще би щось робив». Бедовали мы. А я один сын в семье, где еще три дочери. На меня вся надежда была… Так что учился на стационаре и помогал родителям. Сперва работал художником в клубе мебельной фабрики. А потом рисовал афиши в кинотеатре «Львов». Платили там 80 рублей, а стипендия была 20. Кинотеатр располагался в центре города, люди рассматривали афиши. А директор сердился. И уволил в конце концов. Не соответствовали мои афиши традиционному представлению о них.
«Учась в институте, решил: буду ненормальным художником»
— Кто в те годы был вашим кумиром?
— Философ-проповедник Сковорода. А из художников — передвижники. Хотелось быть таким, как их лидер Стасов. Но уже учась в институте, решил: буду ненормальным художником. То есть пойду своей дорогой.
Окончательно Иван Марчук встал на свой, «неправильный», путь в 1965 году в Киеве, работая художником в Институте сверхтвердых материалов. Признается, что, проходя утром через заводскую «вертушку», говорил себе: «Ты выйдешь отсюда только через 8 часов, значит, должен и что-то свое сделать». И, выполнив заказ, делал рисунки пером, графику… В какой-то момент почувствовал: появился его собственный мир, не похожий ни на какой другой, — «Голос моей души».
— Шлюзы моей внутренней скованности прорвало, я не успевал фиксировать все, что меня переполняло, — вспоминал художник. — Жалел, что могу работать только одной рукой, хотелось сделать сразу и то, и другое… Тут поток идет! Откуда он — не знаю, но это был поток свободы.
Вскоре о его картинах заговорили. Ими заинтересовались любители искусства, коллекционеры.
— У меня было какое-то внутреннее чувство: нужно сделать то, что тебе предназначено. Спеть свою песню! И я сутками не выходил из мастерской, — признавался художник.
— Правда, что несколько раз в жизни вы оказывались на волосок от гибели?
— Было такое. В юности, на первом курсе училища, чуть не замерз. Ехал товарняком (тогда еще товарные поезда ходили из Львова в Тернополь) с большим чемоданом, сбитым отцом из досок. Сейчас думаю, зачем его брал? Ведь из дому мог привезти разве что буханку хлеба. От станции до моего села 15 километров. Шел пешком. А тут пурга, январский мороз. Присел отдохнуть. И чувствую, что засыпаю. Из последних сил встал и добрел до крайней хаты в соседнем селе, где жили родичи отца. Там отогрелся. В этом селе потом я написал не один пейзаж… А ведь замерзнуть мог запросто — зимы были лютые. Но какая-то сила меня берегла.
А второй раз было в каземате районного КГБ, куда меня забрали из дома в 1972 году. Требовали покаяться в «ошибках» и «признать вину». Я не каялся. Но смотрел на окно (камера была на пятом этаже) и собирался выпрыгнуть. Слава Богу, не сделал этого. Потом еще 15 лет жил под прессом, загнанный в угол. Идя по городу, замечал, что знакомые, завидев меня, переходят на другую сторону улицы. Тяжело было. Спасался работой.
«Будущие картины мне являются. Словно разматываешь клубок видений — и вырисовывается картина»
Своей семьи Иван Марчук так и не создал, раз и навсегда посчитав, что должен творить в одиночестве. И так уж распорядилась судьба, что все его дочери связали свою жизнь с искусством. Юлия стала художницей, Вероника (она живет во Франции) пишет стихи, музыку и выступает с концертами. Самая младшая — Богдана Пивненко — скрипачка-виртуоз, солистка «Киевской камераты».
— Женат я был три месяца и о браке не хочу вспоминать, — говорил Иван Степанович. — А женщина была. Светлана. Моя любовь. Выходит, что последняя… Она рисовала, лепила, увлекалась философией, писала стихи. В шесть утра, выходя из дому, я находил в дверях букет свежих цветов. От нее. До сих пор не знаю, как это у нее получалось. Может, поздно ночью оставляла. Она ведь «сова», а я «жаворонок». Ну вот и все… Мы расстались и после 1973 года уже не виделись. Я ведь не знал тогда, что придет время, когда можно будет жить свободно. Бежать? Но как? И куда? Думал, что так и умру в этой тюрьме. А сгинуть лучше в одиночку… Выездным я стал только в 1988 году.
Поездки Марчука по миру — Австралия, Канада, США — были триумфальными. Он выставлялся в престижнейших галереях. Стал работать в своей мастерской в Нью-Йорке. И наконец-то на родине опомнились, без ведома мастера его приняли в Союз художников. А в Киеве состоялась первая за 25 лет официальная выставка его картин. Со снятием запрета пришел черед высоких званий, премий. Правда, от всех щедрот жизненный уклад художника изменился мало. Разве что чаще стал ездить в Канев — купил хату со старым садом рядом с Чернечьей горой, где похоронен Тарас Шевченко.
Иван Степанович обожает кошек и побаивается собак. Любит играть в шахматы и гордится своим фирменным борщом — фасолевым, без жира и мяса, сваренным из продуктов, выращенных на родной земле.
— Иван Степанович, почему вы не остались в Америке?
— Не могу без Украины. Для меня эта земля такая дорогая и прекрасная. Нигде в мире такой нет! Как только вырывался из Америки домой, рисовал наши пейзажи, землю в лунном свете.
Украинский пейзаж — это рай. И мы живем в раю. Только сами превращаем его в пекло — своим паскудством, злобой, завистью. Господь Бог дал нам, украинцам, рай, а разум отобрал. Поэтому в раю живем хуже, чем в пустыне. Да нигде в мире на один квадратный метр нет такого количества одаренных людей! Но беда Украины в том, что она, как злая кошка, поедает своих собственных котят. В Украине очень сильным надо быть, чтобы не пропасть, не убить свою душу, не продаться кому-то. Потому-то многие наши таланты спасались бегством из Украины. И я себе думаю: чудо бы свершилось, настоящий Ренессанс пришел бы на нашу землю, если бы вернулась выехавшая за границу элита.
— Будущие картины вам снятся?
— Они просто… являются. Словно разматываешь клубочек видений — и постепенно вырисовывается картина. Мир искусства отличается от реального мира. Он более настоящий. Искусство — это постижение нового пространства. Ты поднимаешься на вершину, достигаешь горизонта и видишь, что за ним — следующий горизонт. Так что опять нужно искать абсолютно новые художественные средства. Это бесконечный процесс.
Ранее Иван Марчук в эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» рассказал о своей поездке в Испанию и персональной выставке, которая была открыта в Мадриде, в Музее авангардного искусства.
Фото в заголовке со страницы Ивана МАРЧУКА в Facebook
2015Читайте нас в Facebook