«В 400 метрах от моего дома взорвалась крылатая ракета»: военкор Наталья Нагорная продолжает работать на передовой
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Наталья рассказала о своих страхах, первом дне войны и самой большой мечте…
«Это просто черти, которые пришли к нам, чтобы устроить ад»
— Наталья, я разговаривала с вами за несколько дней до начала войны. Вы тогда только вернулись из командировки на передовую и говорили, что войны, скорее всего, не будет.
— Дело в том, что тогда все смотрели на ситуацию, что складывается, с точки зрения здорового человека. А каждый день сейчас только подтверждает, что это не так. Мы имеем дело с неадекватами, потому что то, что делают россияне, не поддается логике здорового человека. Потому и удар 24 февраля мы все же не ожидали. Я не могла представить, что в моем любимом Мариуполе будут тысячи жертв, что начнутся удары по Харькову, захват Чернобыльской атомной станции.
Все это вне понимания психически здорового человека. Кажется, что даже после четырех месяцев войны мы не можем постичь масштаб геноцида украинского народа, даже сталкиваясь с ним каждый день. И если сегодня меня спросят, возможен ли удар россии тактическим ядерным оружием, я бы не была слишком оптимистична в своих прогнозах. Это просто черти, которые пришли к нам, чтобы устроить ад. От них можно всего ождать.
— А от белорусов?
— Тоже можно. Но я не военный эксперт, и все прогнозы — это очень неблагодарное дело. Понятно, что противнику нужно отвлечь наше внимание от востока страны. Ведь именно там находятся интересующие их регионы, которые они считают толерантными себе. Хотя на самом деле это совершенно не так! Россия полагала, что ей обрадуются в Харькове. Нет! Там в каждом доме будут сопротивляться.
— Как война изменила жизнь вашей семьи?
— Сейчас на передовой воюет мой парень. Я вынуждена была эвакуировать мою семью за границу — маму, невестку и двух племянников. Просто заставила их уехать — они жили на Николаевщине. Часть семьи живет в Житомирской области, рядом с ними были мощные бои, летали вертолет, ракеты. Сейчас сложно назвать район, где ты можешь чувствовать себя спокойно. Даже в Польше и Литве. Я сама живу в Киеве в Шевченковском районе, и в 400 метрах от моего дома упали крылатые ракеты. Они просто пролетели над нашей крышей. Могу ли я гарантировать, что в следующий раз они не прилетят в мой дом? Нет. Но мы продолжаем жить и защищаться.
— Каким было ваше утро 24 февраля?
— Мой телефон упал за кровать, и я проснулась от того, что он начал гудеть. Подняла трубку — и в это время услышала взрывы. А потом пошла мыть голову.
— Голову?!
— Я пошла в душ, понимая, что неизвестно, как дальше сложиться ситуация и когда у меня появится возможность еще раз помыться. Подумала: «Не знаю, как будет дальше, но моя голова будет чистой».
Читайте также: «Из асфальта у нашего дома торчала ракета, а по обочинам лежали трупы»: Анатолий Анатолич о жизни в эпицентре боев под Киевом
— У вас были собраны вещи?
— На видном месте у меня лежала аптечка. Документы были в рюкзаке. Но я так и не уехала из Киева. Мы с моей коллегой Нелли Ковальской говорили, что мы как маяки. Люди растеряны и им важно видеть кого-то, кто будет им «светить во тьме». Как бы нам ни было страшно, нужно выходить в эфир и озвучивать новости, потому что это такой залог стабильности. Люди ждали новостей. Поэтому мне было в то время проще, чем многим, поскольку знала, куда надо идти — я должна была делать новости.
— Где вы жили в то время?
— Я вернулась домой только после освобождения Киевской области. До этого жила во многих местах. Вторую ночь ночевала в метро — у нас как раз тогда был эфир. Тогда как раз был взрыв на Берестейской, сложная ситуация на Оболони. Там, кстати, вспомнила сюжет нашей корреспондентки Саши Митиной к 60-летию киевского метро. Она рассказывала, что там есть гермоштора, которую никогда не закрывали. Единственный повод для этого — война. И тут я впервые вижу, как закрывают эту гермоштору, как плохо реагируют на это люди, как они нервничают. Это был трудный момент.
Читайте также: «У нас был только один шанс на спасение»: Валентина Хамайко с детьми оставалась в доме под Киевом во время обстрелов
На следующий день я переехала ночевать в больницу «Охматдет». Она недалеко от моего дома, а там оставался кот, и мне требовалось место, откуда я могу добежать до него и забрать, если возникнет необходимость. Я провела там несколько дней — это был долгий комендантский час. Затем ночевала в Институте акушерства, педиатрии и гинекологии. Там были беременные женщины, спавшие на полу. Помню больную девочку, чью сестру по дороге возле Дружковки застрелили кадыровцы. Была беременная, у которой погибла подруга, планировавшая стать крестной матерью ребенка…
Это все были очень страшные истории. Я ловила себя на том, что мне просто не хочется быть в тех историях. Но я не жалею ни о чем и благодарна всем, кто помог мне в те дни, когда я осталась один на один с незнакомыми людьми. Я подсчитала, что за это время ночевала в семи больницах и параллельно давала оттуда информацию в эфир.
«Я записывала интервью с азовстальцами, и они рассказывали истории своего выживания»
— Был критический момент, когда казалось, что все пропало?
— Помню, что все время я ждала ракетных ударов. Было много панической информации. Но я держалась на главных словах «верить в ВСУ». Конечно, мне было страшно. Но в первую очередь переживаешь не за себя, а за тех, кого любишь, за родных. Это был трудный момент. Однако уникальная штука, к чему люди могут привыкнуть! Я записывала интервью с азовстальцами и они рассказывали истории своего выживания. Возможно все! Даже сварить суп из одной консервы для сорока человек.
Я и до войны знала, что мы будем сопротивляться, знала, что сильные. Но что настолько сильные… Это удивило меня, да и весь мир. Я еще раз убедилась, что я хочу жить с этими людьми в этой стране.
.jpg "Наталья Нагорная: «Я и до войны знала, что мы будем сопротивляться, знала, что сильные. Но что настолько сильные?!.. Это удивило меня, да и весь мир»")
— Восемь лет вы ездили на Донбасс, освещая события. К войне можно привыкнуть?
— Война здесь и на Донбассе — это совсем разные вещи. Там мы преимущественно снимали результаты обстрелов. Журналистика тогда была больше о том, что происходит с нашими людьми, а не информация о прилетах ракет. Мы рассказывали истории людей, и это было не слишком сложно.
Читайте также: «Я села на кухне — и тут раздался взрыв»: Елена Фроляк о первых днях войны
— Сейчас вы ездите в командировку?
— Конечно. Я не была только на Луганском направлении. Снимала в Харькове, Запорожье, Днепропетровщине, Николаевщине, Донетчине. Было много впечатляющих историй. Помню женщину, которую называли «тетя Суп». Это женщина с «Азовстали» Наталья, которая варила детям суп. Мы ездили снимать, когда из бункеров вывозили азовстальцев, и весь автобус тогда рассказывал об этой женщине. Потом мы приехали к тем людям, которых вывозили, в Карпаты и вместе варили в большом котле суп. Такой же, как на «Азове».
Был мальчик Святик, который в три месяца попал в бункер «Азовстали». Ему там исполнилось полгода, у него были большие щеки, и он все время улыбался. Я пела, а он улыбался.
Помню интервью с парнем, который при взрыве вылетел с четвертого этажа, сидя на диване и обнимая свою собаку…
— Наталья, о чем мечтаете сразу после войны?
- Сейчас кажется, что это так нескоро. Знаете, было бы скоро, если бы мы сдались. А если хотим вернуть наши территории, морские пути, то нужно время. Хотя прогнозировать ничего нельзя. Я мечтаю, чтобы мои друзья и родные остались живы. Я сейчас даже не могу нормально плакать. Вот кончится война, тогда уже…
А материальной мечты у меня сейчас нет. Я просто хочу жить спокойно. Мне кажется, что победа — это ощущение внутреннего покоя. Очень хочу, чтобы он вернулся ко всем людям в Украине.
Читайте также: «В палисаднике моей мамы стояли вражеские танки»: Надежда Матвеева о пережитом в Ирпене
Фото предоставлены Натальей Нагорной
2562Читайте нас в Facebook
