Борис Акунин: «Сочинить что-либо в России невозможно — вечером надо квасить с коллегами-литераторами, а утром — опохмеляться»
Борис Акунин начинает собственноручно снимать фильмы. По крайней мере, жанр появившейся 10 декабря на прилавках московских книжных магазинов новинки «Смерть на брудершафт» обозначен как роман-кино. Себе автор отводит роль тапера, а в качестве главного героя сериала фигурирует пылкий юноша Алексей Романов, вполне способный потеснить в сердцах читателей Эраста Фандорина. Прародитель обоих, уединившийся для работы над новым литературным опусом во французской глуши, приоткрывает завесу над тем, что ждет акунистов в ближайшее время.
«Режиссер еще не выбран. Но хочу, чтобы это был не ударник «мыльного» труда»
— Чем кинороман отличается от романа-кино? От перестановки слов «сумма» меняется?
— Да. Кинороман — это когда берут фильм и делают из него книгу. А роман-кино, стало быть, наоборот. Выходит книжка, которая с самого начала «затесана» под будущую экранизацию и нисколько этого не скрывает. В ней нет ничего, что было бы трудно перенести на экран. И почти ничего, что может потеряться при такой трансмутации: ни литературных аллюзий, ни красот стиля. Только сюжет, динамика, атмосфера. И очень много музыки. Роман-кино состоит из 10 отдельных киносценариев.
— Почему себе вы отвели скромную роль тапера, а не, скажем, режиссера?
— Потому что это не литература, а кино, где сочинитель истории фигура не первостепенная. Работая с этим жанром, действительно ощущаю себя как-то не по-писательски. Описываю лишь то, что можно увидеть и услышать. Все, что могу себе позволить личного и авторского, «аккомпанемент». В общем, как тапер в немом кинематографе.
— Первая «фильма» названа комедией, вторая — мелодрамой. Какие еще жанры планируете охватить?
— Как говорится, весь модельный ряд. Вплоть до трагедии. Третья «фильма», например, имеет подзаголовок «Воздушныя приключенiя» — в начале ХХ века все, связанное с авиацией, считалось чрезвычайно живописным. В этой повести речь пойдет о русском чудо-самолете «Илья Муромец».
— Игра с формой не превращается для вас в самоцель? То демонстрируете желание понадкусывать все жанры — детский роман, шпионский, фантастический, то выстреливаете дуплетом с «Любовницей Смерти» и «Любовником Смерти». Теперь вот кино…
— Чем богат, тем и рад. Если б мог создать «Войну и мир», давно написал бы. Раз не по силам — развлекаюсь, как умею.
— Поскольку книги заточены под экранизацию, наверняка определились, кто и когда ими займется?
— У меня контракт со студией «Амедиа». Режиссер, правда, еще не выбран. Хочу, чтобы это был не ударник «мыльного» труда, а кто-нибудь с собственным киноязыком.
— Первый канал показал залпом «Азазель», «Турецкий гамбит» и «Статского советника». Создалось впечатление, будто разные люди с одним именем соревновались друг с другом. Слишком не похожи герои, сыгранные Носковым, Бероевым и Меньшиковым. Кого из этой троицы вы хотели бы видеть в следующих фильмах?
— Всех. Каждый из них мне нравится по-своему. Ей-богу. Правда, по отношению к Олегу Меньшикову у меня осталось что-то вроде чувства вины. Ему не очень повезло со сценарием. Фандорина там слишком мало, играть почти нечего. Только делать задумчивый вид да бровями двигать. Хотелось бы дать Олегу возможность развернуться.
— Но Меньшикову скоро пятьдесят, а Фандорин вроде бы еще не подступился к этому порогу.
— Во-первых, не так и скоро. Во-вторых, мой герой тоже моложе не становится. Но Эраст Петрович не единственный, к кому проявляет интерес кинематограф. На подходе экранизации «Шпионского романа», а также «Белого бульдога» с «Черным монахом». Правда, подробностей сам толком не знаю, поскольку здорово отдалился от экранизационных дел. «Шпионский роман», по-моему, уже в запуске или около того, а у «Пелагий» еще и сценарий не утвержден. Есть еще голливудский проект. Весной должен стартовать. Впрочем, я давно уже перестал следить, что там происходит. Слишком долго все тянется. И потом, по контракту от меня никакого участия не требуется. Я вправе проверить русские реалии, чтоб было поменьше «клюквы» — вот и все. А в детали не вникаю. Мне своих игр хватает.
— При этом Акунин, кажется, не окончательно победил Чхартишвили? Прочел недавно, что последнего отметили премией «Нома» за лучший перевод произведения японского писателя…
— Чувствую себя героем, которого награда нашла через двадцать лет после войны. «Золотой Храм» Юкио Мисимы я перевел на русский именно тогда, в середине 80-х. Приятно, конечно, что оценили. Но во времена, когда я активно занимался литературным переводом, это для меня было бы по-настоящему важно.
— Хотя бы бесплатный билет по маршруту Россия — Япония, прилагающийся к «Номе», не просрочен? Воспользуетесь им?
— Боюсь, не получится. Совсем не до путешествий. Если теперь куда-то езжу, то лишь в писательских целях, а Япония в моих ближних планах не значится.
«По-прежнему пишу каждый день. Ведь больше ничего не умею»
— Значит, все-таки галеры и поденщина? Фандорин, Пелагия и иже с ними намертво приковали к письменному столу? А ведь, помнится, вы говорили, что это забава, литературная игра…
— Галеры и поденщина — это когда вкалывать заставляет надсмотрщик или нужда. А я запрягаю и погоняю себя сам. Потому что интересно. Но верно говорят: никто не заставит тебя работать так, как ты сам. По-прежнему пишу каждый день. Я ведь больше ничего не умею. Если с утра что-то написалось, как мне кажется, неплохо, весь день пребываю в отличном настроении. Если недоволен — хожу злой, кислый и размышляю, не пора ли уходить из «большого спорта».
— Когда собираетесь на «тренерскую» работу?
— Есть у меня в пороховницах еще несколько зарядов, которыми очень хотелось бы жахнуть по публике. А когда запасы кончатся, буду писать что-нибудь для себя.
— Параллельно ведя жизнь рантье, состригающего купоны с переизданий и предающегося отдохновению в Европах?
— Да я, в общем-то, уже сейчас примерно так и живу. Сочинение беллетристики это, в сущности, и есть лучший вид отдохновения. Потому столько и работаю, что это на самом деле никакая не работа.
— Но во французской стороне вам, похоже, лучше, чем в доме творчества Союза писателей России?
— Не представляю, как можно что-либо написать в таких домах. Вечером надо квасить с коллегами-литераторами, утром — опохмеляться. Я обнаружил, что Россия — место, плохо приспособленное для эффективного труда. Во всяком случае, писательского. Здесь интересно жить, а не работать. Всегда найдутся умные люди, с кем приятно поговорить. Веселые люди, с которыми хорошо отдыхать. Полоумные люди, за кем увлекательно наблюдать. Но в моем ремесле есть периоды, когда необходимо уходить в отрыв. Ни с кем не общаться, ни на что не отвлекаться. За этим и уезжаю во французскую деревню. Сиди себе, пиши. Никому ты не нужен, тебе тоже никто не нужен. Успеваешь сделать за день в 2-3 раза больше, чем дома.
— Акунин по-прежнему не может заслужить расположение собратьев по разуму. Если не считать номинацию на Букер в 2000 году, ни одна из книг этого популярного автора, кажется, даже не попадала в шорт-лист престижных литературных премий.
— Эти награды не предназначены для авторов развлекательной литературы. Тут, знаете, или гонорары, или литпремии. И то и другое было бы слишком жирно.
— Недавно во второй раз вручали «Большую книгу». Критерии отбора вам ясны?
— Не вникал. Но выбор меня очень порадовал.
— Читали роман лауреата? Или вы, извините, как тот чукча?
— Да, именно так: я чукча и сторонюсь художественной литературы, беру в руки только книжки, которые нельзя пропустить. Роман Людмилы Улицкой, безусловно, из их числа, поэтому прочел.
— Кто еще из современных авторов обратил ваше внимание на себя?
— Предпочитаю документальную прозу и эссеистику. Из последнего больше всего мне понравилась книга Льва Рубинштейна «Духи времени». С удовольствием написал к ней послесловие.
— А «Девятый Спас» Анатолия Брусникина, хит последнего времени? В прессе даже предположили, будто эти исторические хроники — ваших рук дело, поскольку автор скрывается под псевдонимом, а книга вышла в том же издательстве АСТ, где и вас публикуют.
— Уверены, что это псевдоним? Мне говорили другое. Впрочем, не буду выдавать секретов.
— Не уходите от ответа: писали? Или только читали?
— Послушайте, меня с этим «Спасом» уже, что называется, достали. Я — Б. А., он — А. Б., следовательно, он — это я… Ну хорошо, я это, я! Александр Блок и Агния Барто — тоже я!
«В высшей школе КГБ учат собирать информацию, а не управлять страной»
— После чтения ваших книг возникает ощущение, что в России все происходит не благодаря, а вопреки, и подвиги одних — результат преступлений других. Так было, есть и будет?
— Это не только у нас. Необходимость в героизме возникает, когда происходит сбой в системе. Обычно из-за плохого расчета, халатности или злого умысла. В России действительно всего этого хватает. Ничего! Надо учиться правильно считать, а также не пускать разгильдяев и негодяев на ответственные посты.
— Но вы верите, как генерал из «фильмы» «Младенец и черт», что Бог Россию не оставит?
— Этому типу я голову оторвал бы! На Бога надейся, а сам не плошай — вот правильная позиция. Самостоятельно принимай решения и неси за них ответственность.
— Почему ваш генерал, кстати, безымянный?
— Потому что он вечный. Такой, знаете, Генерал, которого никаким дустом не выведешь. Слуга Царю, да не отец солдатам.
— А уроки прошлого могут пойти впрок?
— Только если хорошо знаешь предмет. Заставил бы всякого крупного чиновника сдавать экзамен на знание истории. И кандидата в депутаты тоже. От скольких глупостей это нас избавило бы!
— К слову, за избирательной кампанией в Думу следили?
— Да чего там было следить? По телевизору и во всех главных СМИ рассказывали про одну партию, состоящую из одного человека. Прямо как в недобрые старые времена: «ум, честь и совесть нашей эпохи».
— Что это значит применительно к отечественной действительности?
— У нас чуть ли не на всех ключевых государственных постах теперь генералы, да еще из спецслужб, а это вообще особая публика. Они привыкли смотреть на мир через темные очки, всюду выискивая супостатов и во всем подозревая вражеские козни. Их в Высшей школе КГБ учили собирать информацию и проводить секретные операции, а не принимать стратегические решения и тем более не управлять большой и сложной страной. Не та профессия, не та квалификация.
— Какой, по-вашему, Россия выйдет из марта 2008 года?
— По всей вероятности, это будет страна с марионеточным парламентом, марионеточной судебной системой, марионеточной прессой и каким-нибудь марионеточным президентом. А управлять театром кукол будет всем нам известный Барабас. Тщательно оберегаемый от публичной критики и со всех сторон окруженный подхалимами. Помимо того, что это нечестно и некрасиво, еще и очень глупо. Демократическая система государственного устройства в XXI веке гораздо эффективнее авторитарной — чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть вокруг. При «вертикальном» управлении Россия неизбежно будет все дальше отставать от остального мира и все больше превращаться в потемкинскую деревню.
— Говорите так, словно готовитесь к эмиграции…
— Даже думать об этом не хочу!
— Вам наверняка приходится давать интервью на Западе. Тональность вопросов о России меняется?
— Я ни с кем здесь не общаюсь, от встреч с журналистами уклоняюсь. Это мешает работать. И русской прессе отказал бы, но это было бы невежливо по отношению к новой книге. Она выходит, значит, могу опять спокойно писать, ни на что не отвлекаясь…
320Читайте нас в Facebook
